— Авиация?

— Первая волна прошла. «Чайки» обработали траншеи. Ждем «Соколов».

«Соколами» он называл новейшие штурмовики «ЦКБ-55». Их появление в небе было подобно явлению древних богов войны — тяжелых, неспешных, неотвратимых. Они не пикировали с воем, как истребители.

Они приближались с низким, мерным гудом, и с их крыльев сыпался свинцовый дождь из пушек и пулеметов, а мелкие бомбы точно ложились в цели, отмеченные дымовыми шашками с передовых НП.

Я видел, как цепь красноармейцев в белых маскхалатах поднялась из укрытий. Они шли не бегом, а быстрым, уверенным шагом, используя воронки как укрытия. Не было паники, не было криков «Ура». Была работа.

Штурмовые группы, усиленные саперами и огнеметчиками, подходили к развалинам ДОТов. Взрывы гранат и шипящие струи огня добивали тех немногих, кто еще мог сопротивляться в этих бетонных гробах.

Это не было похоже на те кадры из старой кинохроники, которые я когда-то видел в Интернете. На исцарапанной, местами засвеченной пленке цепи красноармейцев залегали под пулеметным огнем, а танки горели, натыкаясь на надолбы.

Сейчас, в альтернативной версии истории происходило методичное, точное вскрытие вражеской обороны. Дорогое удовольствие? Да! Каждый снаряд Б-4, каждый вылет «ЦКБ-55» стоил целого состояния, но это работало.

— Георгий Константинович! — обратился ко мне мне запыхавшийся делегат связи из штаба армии. — Шифровка от командующего! Прорыв на участках 19-го и 10-го корпусов развивается медленнее. Несут потери. Командующий просит уточнить, можем ли мы развернуть часть сил для поддержки соседа?

Я взял телеграмму. Прочитал. Ворошилов и Мерецков, настаивавшие на «равномерном наступлении по всему фронту», теперь пожинали плоды. Их части, не прошедшие такой же подготовки, не имевшие столь детальной разведки, увязли. И теперь они тянули за собой успешно наступающую 7-ю армию, пытаясь сорвать темп.

— Ответьте, — сказал я, не отрываясь от стереотрубы, где наши танки «Т-28» уже начинали расталкивать гранитные надолбы на второй линии. — 50-й стрелковый корпус выполняет первоначальную задачу по развитию прорыва на направлении главного удара. Любое ослабление группировки приведет к потере темпа и позволит противнику подтянуть резервы. Рекомендую командующему использовать для поддержки соседей армейские резервы и авиацию фронтового подчинения. Наша задача — не распыляться, а бить вглубь.

Это был риск. Отказ помочь тем, кто был в фаворе у самого вождя, мог, в лучшем случае, стоить мне карьеры. Однако согласие означало бы гибель всего плана. «Стальной клин» нельзя было тупить о второстепенные задачи.

Делегат связи откозырял и удалился. Я знал, что сейчас в штабе фронта начнется буря. Пусть. У меня были другие заботы. На столе у радиста лежала очередная шифровка. Не из штаба армии. И не из Ленинграда. От Берии.

«По линии „Посредника“ получены предварительные сигналы. Контакт возобновлен. Груз в Гётеборге сдвинулся. Ваши успехи — лучший аргумент. Продолжайте в том же духе. Обратите внимание на кадровые перестановки в штабе фронта после вашего отъезда. Будьте готовы к „гостям“ с проверкой. Л. Б.»

Значит, Зворыкин еще на плаву. И поставки могут возобновиться. Хорошие новости. Вот только вторая часть сообщения была тревожнее. «Кадровые перестановки» и «гости с проверкой». Маленков не дремал.

Он укреплял свои позиции в тылу, чтобы в нужный момент нанести удар. А «проверка» на передовой в разгар наступления — это идеальный способ сорвать операцию и найти «козла отпущения».

Я посмотрел на карту. Наша ударная группировка углубилась уже на шесть километров. Впереди была вторая полоса обороны, менее мощная, но еще не разведанная так детально. А напрасно!

Ведь где-то там, в лесах, уже начинала шевелиться финская кадровая армия, перебрасывая резервы на угрожаемое направление. И если соседи так и не выровняют линию фронта, 7-я армия может столкнуться с серьезными трудностями.

Внезапно в небе над передним краем раздался новый, непривычны резкий, трескучий рокот. Я взглянул вверх. Над позициями, только что обработанными нашими штурмовиками, на бреющем полете пронеслась тройка финских истребителей «Фоккер D. XXI».

Они шли на запад, явно с задания, но один, отстав, сделал горку и сбросил мелкие бомбы на колонну наших грузовиков, двигавшуюся по дороге в тылу. Взрывы, крики. Небольшой переполох. Зенитки захлопали, но было поздно. «Фоккер» скрылся за лесом.

Эпизод мелкий, почти не повлиявший на общую картину, но он был как холодная капля за шиворот. Война напоминала о себе. Противник был жив, опасен и быстро учился. Он уже не позволял безнаказанно хозяйничать в своем небе.

А значит, наша авиация тоже должна была учиться, и быстро. Иначе цена каждого километра финской земли станет запредельной.

— Трофимов! — крикнул я, выходя из блиндажа. Ординарец, стоявший у входа с ППД наготове, мгновенно выпрямился. — Готовь машину. Едем на передовой КП 90-й дивизии. Хочу посмотреть на вторую полосу своими глазами. И чтобы связь с разведотделом работала как часы. Мне нужны свежие данные о резервах противника перед нами. Не предположения, а факты.

— Есть!

Передовой командный пункт 90-й стрелковой дивизии размещался в полуразрушенном финском хуторе. Бревенчатый дом с выбитыми стеклами и пробитой осколками крышей гудел, как растревоженный улей.

Связисты кричали в телефоны, офицеры оперативного отдела склонялись над картами, на которых красные карандаши уже перечеркнули синие условные обозначения второй линии обороны. Комдив встретил меня у входа. Его лицо было покрыто копотью.

— Товарищ комкор, 245-й полк овладел узлом сопротивления «Ранта». Зачищают. 43-й полк вышел к развилке дорог у Сумма-Ярви. Финны контратаковали силами до батальона при поддержке трех «Виккерсов». Отбили. Потеряли два танка «Т-26», сожженных бутылками с горючей смесью. Пехота залегла, ждет артиллерии.

— Где ваши наблюдатели? Покажите мне вторую полосу, — потребовал я, не входя в дом, а направляясь к уцелевшему сараю, на крыше которого угадывалась тщательно замаскированная стереотруба.

С высоты открывалась другая картина. Позади осталась «лунная пустыня» первой полосы — вывернутая земля, дымящиеся развалины. А впереди, за узкой полоской леса, лежала еще не тронутая артподготовкой вторая линия.

Не столь монументальная, как первая, но более извилистая, вписанная в складки местности. Виднелись свежие траншеи, несколько ДЗОТов, сложенных из бревен и камня, и оживленное движение. По просекам перемещались фигурки в белых маскхалатах. Подвозили что-то на санях.

— Разведка боем, — хрипло произнес комдив, стоя рядом. — Вчера ночью рота лыжников попыталась прощупать. Не прошла. Наткнулись на плотный заградительный огонь и минные поля. Глубина полосы — примерно два-три километра до основной линии V. Там, говорят, бетон уже есть, но меньше.

— Аэрофотосъемка?

— Была. Облачность помешала. Сегодня «Р-5» утром снова летали. Проявим к вечеру.

— К вечеру будет поздно. Они сейчас подтягивают резервы и минируют проходы, — сказал я, отрываясь от окуляров. — Немедленно организуйте усиленные разведгруппы. Не на лыжах, а пешие, с саперами. Их задача — не ввязываться в бой, а точно засечь огневые точки, нарисовать схемы минных полей и, если повезет, взять языка. Особенно интересуют эти новые ДЗОТы. Из чего сделаны, толщина стен, сектора обстрела. Дали им время на перегруппировку — теперь платим за это кровью разведчиков, но другого выхода нет.

Комдив кивнул, лицо его стало жестче. Он понимал. Первый, оглушительный успех был достигнут благодаря внезапности и точным данным. Теперь внезапность кончилась. Финны опомнились, подтягивали резервы из глубины и с соседних, менее атакованных участков. Война входила в свою классическую, тяжелую фазу — прогрызание обороны шаг за шагом.

Вернувшись в дом, я связался по ВЧ со штабом ВВС фронта.

— Товарищ Пухтин, Георгий Жуков. Нужен срочный вылет разведчиков на мой участок. Координаты квадратов 42–48 по стотысячной карте. Низкая облачность? Пусть летят под ней. Риск большой, но нужны свежие снимки. И подготовьте штурмовики. Как только разведка даст цели — немедленный удар по скоплениям пехоты и подходящим резервам. Бить по дорогам и просекам.