— Это необходимо, — отрезал я. — Тратить снаряды без пользы нам не по карману. А чем быстрее будут разбиты укрепления противника, тем больше мы сэкономим не только снарядов, но и крови нашим бойцам.

Полковник только взял под козырек.

— Есть, товарищ комкор.

Я прошел по всем четырем орудиям батареи, задавая каждому командиру один и тот же вопрос: «Какую конкретно цель вы уничтожаете первым выстрелом?» Ответы были порой расплывчатыми: «участок обороны», «опорный пункт». Никто не говорил: 'амбразура № 2 ДОТа такого-то.

У третьего орудия я остановился и, обернувшись к комиссару, сказал громко, чтобы слышали все артиллеристы:

— Товарищ комиссар, заведите «Журнал учета уничтоженных целей». После боя командир орудия будет лично докладывать вам, сколько амбразур он разрушил, а не сколько снарядов выпустил. Боеприпасы делаются на народные деньги, и потому я потребую за них отчета. Кто не сможет дать отчет, тот будет отвечать за вредительство.

— Будет исполнено, товарищ комкор, — отозвался тот.

Артиллеристы по-прежнему стояли навытяжку, но о чем они думают, понять было нетрудно. Не они пишут уставы и не ими установлена привычная тактика. А теперь им придется отвечать за конкретный результат. Я отозвал полковника в сторону, к своей машине.

— Связь с пехотой есть?

— Разумеется, товарищ комкор.

— Необходимо обеспечить каждый дивизион дополнительным корректировщиком от пехоты с полевой рацией. Лишние глаза вам не помешают. Ваша задача — вскрыть оборону противника, так чтобы могли пройти танки и пехота для углубления полосы прорыва. И постарайтесь зря снаряды не расходовать.

— Вас понял, товарищ комкор!

— У вас есть еще восемнадцать дней на то, чтобы совместно с товарищами из разведотдела уточнить расположение долговременных огневых точек противника, с учетом того, что многие из них могут быть замаскированы под естественные складки местности, — сказал я.

— Все будет сделано, товарищ комкор!

В голосе полковника звучало облегчение. Видать, думал, что Жуков прибыл учинять разнос. А я лишь хотел им всем дать понять, что привычная служба для них закончилась. Начиналась другая — беспощадная к нерадивым и требующая предельной точности.

— Выполняйте, — кивнул я и, развернувшись, сел в машину.

Приходилось тратить время на то, чтобы переломить хребет главной проблеме — шаблонному мышлению. Я видел в глазах артиллеристов, что они и сами не слишком довольны тем, что им предстояло бы. Каждый из них предпочтет бить по цели, а не по площадям.

«ГАЗ-64», отбрасывая из-под колес комья грязного снега, рванул от артпозиций вглубь леса. Через несколько десятков минут мы выехали на заснеженную поляну, где царила тишина глубокого тыла, нарушаемая лишь резкими окриками и сухими щелчками затворов.

Здесь, в полукилометре от передовой, располагался учебный полигон 50-го стрелкового корпуса. Десятки бойцов в новеньких, еще не обтрепанных камуфляжных халатах отрабатывали приемы штурма на макетах финских ДОТов, сколоченных из бревен и обшитых листами фанеры.

Комдив Гореленко, увидев мою машину, направился навстречу. Похоже, он не ожидал меня здесь увидеть. Ну еще бы. Ведь меня «арестовали» на его глазах. Впрочем и радости он по поводу моего «освобождения» не испытывал.

Я вышел, молча ответил на приветствие, и прошел к группе бойцов, которые с криками «Ура!» бежали к макету, чтобы в очередной раз швырнуть в условную амбразуру условные гранаты — мешочки с песком.

— Отставить это цирковое представление! — рявкнул я так, что командир роты, руководивший учением, вздрогнул и вытянулся в струнку.

Бойцы замерли в нерешительности. Я подошел к макету и с силой стукнул ладонью по листу фанеры, в котором была прорезана имитация амбразуры.

— Вы что, с ума сошли? Финский пулеметчик из настоящего ДОТа будет сидеть и ждать, пока вы красиво пробежите эти пятьдесят метров по чистому полю?.. Да он скосит вас, как траву, еще на подходе!

Я повернулся к бойцам, которые застыли по стойке смирно.

— Запомните! К ДОТу не бегут. К ДОТу подползают. Перебежками, от укрытия к укрытию, используя каждую складку местности. А те, кто бежит — те до него не добегают. Понятно?

— Вас понял, товарищ комкор! — рявкнул ротный.

— Комдив Гореленко, построить штурмовые группы!

Засуетились ротные, взводные и отделенные командиры. Когда бойцы выстроились, я прошелся вдоль строя, внимательно глядя в лица. Сплошь молодые парни. Видать в большинстве своем необстрелянные.

— Командиры групп, ко мне! — скомандовал я.

Ко мне подошли трое лейтенантов и отделенный. Я развернул перед ними схему ДОТа «Поппиус».

— Сейчас вы покажете мне, как будете его брать. Не общими словами. По шагам. Первая группа, с чего начнете?

Лейтенант, белобрысый парень, замялся.

— Товарищ комкор… Под прикрытием огня артиллерии… займем исходный рубеж…

— Неправильно! — оборвал я его. — Пока артиллерия бьет, вы уже должны ползти к ДОТу. Как только огонь будет перенесен вглубь — вы уже должны быть у основания ДОТа. Ваша задача — не дать ему снова открыть огонь. Саперы — ко входу. Огнеметчики — к амбразурам. Гранатометчики — на крышу, для стрельбы по амбразурам верхнего яруса. Каждая группа знает свой маневр? Каждый боец знает, что делать после остановки огня?

В ответ — растерянные молчание. Они учились наступать цепью, а не действовать как диверсанты. Ладно, придется, видать, показывать на себе. По приставной лестнице я забрался на крышу бревенчатого макета.

— Смотрите и учитесь! — крикнул я им сверху. — Вы не пехота, вы — хирурги! Вам нужно не прогнать противника, а вырезать опухоль! — Я ткнул веткой в условную амбразуру. — Вот здесь бьет пулемет. Пулеметчика нужно ослепить дымовой шашкой или забросать гранатами. А тем временем, — я перевел импровизированную указку на макет стальной двери, — сюда подбираются саперы с подрывным зарядом. Взрыв — и ваша группа врывается внутрь. Не ждите команды! Действуете по отработанной схеме!

Я слез вниз, подошел к группе саперов с ранцевыми огнеметами.

— Ваша работа — самая грязная. Ворвались внутрь — и не ждете, пока финн высунет голову из-за угла. Поливаете коридор огнем. Поняли? Жалости к ним быть не должно. Иначе они убьют вас и ваших товарищей.

Обвел взглядом замерших бойцов. Видел, что сказанное нарушает впитываемые годами учебы и подготовки стереотипы. По себе знаю, насколько это мучительный, но необходимый процесс. Да вот только куда деваться.

— Поставьте в макет ДОТа пулеметный расчет, пусть во время тренировочного штурма даст очередь— другую поверх голов. И дымовые шашки подожгите. Чем ближе обстановка учения будет к боевой, тем лучше, — сказал я, уже обращаясь к Гореленко, но так, чтобы слышали все. — Я хочу видеть не просто подготовленные роты, а слаженные механизмы. Каждый должен знать свое место и свою задачу в этой машине. Если кто-то не поймет — завтра он убьет не только себя, но и тех, кто на него рассчитывает. Продолжайте занятия. Действовать по-новому!

Я развернулся и пошел к машине, оставляя их в тяжелом молчании, нарушаемом лишь свистом пронизывающего ветра. Погода становилась хуже день ото дня. Декабрь уже дышал в лицо и думать не хотелось о том, что будет в январе.

Снова в путь. «ГАЗ-64» подъехал к длинному, низкому бревенчатому бараку, у которого скопились повозки и несколько грузовиков. Это был дивизионный обозно-вещевой склад 50-го стрелкового корпуса.

Вокруг царила нездоровая суета. Навстречу, запыхавшись, выбежал начальник вещевого снабжения корпуса интендант 3-го ранга. Похоже, знал, что прибудет комкор Жуков, который ко всему придирается. Неплохо у них разведка поставлена, там где не надо.

— Товарищ комкор! Занимаемся погрузкой вещевого довольства! Интендант 3-го ранга Найденов.

Я кивнул, но прошел мимо него, прямо внутрь склада. В полумраке, в облаках пара от дыхания, красноармейцы ворочали тюки. Я подошел к одному из них, разорвал мешковину и вытащил стандартную шинель рядового. Суконная, тонковатая, для здешней зимы.