Ответ на моё сообщение пришёл быстро, почти мгновенно. Причём не голосом, а в виде текстового сообщения на терминале Айтэна.

«Вылет контрольной биологической бригады через два часа. Сближение и стыковка в течение суток. До получения нужных данных груажанскими учёными рекомендуется сохранить протокол изоляции», — прочитал командир вслух.

Формулировка была осторожной. «Рекомендуется». Значит, моё мнение учитывают и не хотят входить в конфликт.

Что ж, меня это вполне устраивало.

С бортом «Севера-2» теоретически можно было связаться через терминал на станции. Но куда удобнее и надёжнее было делать это через Васю и системы самого корабля. С помощью квантовой связи. Радиоканал я использовать не мог — станция была ориентирована так, что корабль не попадал в зону прямой видимости в иллюминатор «моего» сегмента. Было ли сделано это специально, чтобы я не имел возможности связаться со своими в обход груажанских систем, или же просто так совпало? Риторический вопрос. Груажанцы дипломатичны, осторожны, но далеко не дураки. Конечно, они пытаются защищать собственные интересы там, где это возможно. Вот только про квантовую связь пока что не знают.

Можно было устроить какой-нибудь демонстративный сеанс связи, чтобы уверить их в мнимом контроле над каналом коммуникации, но я не стал этого делать. Именно потому, что очень сложно было бы избавиться от признаков демонстрации. Мы с Максом или Дианой не настолько хорошие актёры, чтобы рисковать.

«Вась, отправь „Северу-2“ информацию, что прибытие биологов намечено на завтра», — мысленно попросил я.

«Сделано, Тейдан», — ответил Вася.

— Если ты настаиваешь, барьер можем убрать в любое время, — сказал Айтэн. — Тогда биологам придётся работать в скафандрах, но процедуру всё равно придётся завершить. Мы договаривались об этом.

— Да не вопрос, — я равнодушно пожал плечами. — Пускай висит, раз так удобнее.

— Спасибо, — кивнул командир.

Однако вместо того, чтобы отвернуться к рабочему терминалу или «уплыть» в отсек с экспериментальным оборудованием, где он проводил большую часть времени, Айтэн продолжал смотреть на меня.

— Да? Ты что-то спросить хотел?

— Слушай, такое дело… я понимаю, что ты на работе, и не знаю, как это принято в вашей культуре. В общем, если вдруг это что-то неприличное — то не обращай внимания, пожалуйста, ладно? — попросил Айтэн.

— Да не вопрос, — повторил я. — Не буду.

— Кстати, хотел спросить — это вот выражение «не вопрос». Я понял, что оно выражает согласие. Оно означает, что в вашей культуре не принято между друзьями задавать вопросы? Извини если что.

Я улыбнулся.

«Женя, ну внимательнее надо быть. Ты с ним общаешься как со своим! И совсем не пользуешься наведённой памятью!» — мысленно сказал Вася.

— Нет, это просто выражение такое, — ответил я. — Значит, я готов на предложение без вопросов и уточнений. Дружеский ответ.

— Хорошее выражение, — кивнул Айтэн. — Мне нравится!

Кстати, кивки на Груажан означали то же самое, что и на Земле в большинстве культур — выражение согласия.

Командир станции продолжал глядеть мне в глаза. Разговор явно не был закончен.

— Ещё что-то? — уточнил я на всякий случай.

— Да. В общем, у нас есть одна традиция… она особенно популярна среди халэр, но и обычные люди тоже… скорее, даже большинство… они, в общем… как бы это сказать… — он запнулся, пытаясь собраться с мыслями. Я терпеливо ждал. — У нас есть традиция следить за одной игрой. Со стороны, я понимаю, это может показаться странным, но для нас она имеет очень большое значение. Она называется ретхал.

Смысл названия я уловил сразу: «рет» на общем диалекте означает «удар кулаком», а «хал» в зависимости от контекста означает «сила» или «дыхание». Что ж, название достаточно агрессивное!

— Она проводится на специальных платформах в море, хотя изначально для этого использовались обычные промысловые корабли. Просто две команды договаривались, сбрасывались — и чьё-то судно служило площадкой. Задача одной команды — донести хум до клотика грот-мачты. Соответственно, другая команда должна ей во что бы то ни стало помешать. Потеря хума — проигрыш команды. Если обе команды в равных матчах донесли хум до клотика — то счёт идёт по времени. Победившей считается та команда, которая сделала это быстрее. Да, чем хуже погодные условия по время матча — тем больше людей за ним смотрят и больше почёта игрокам.

— Интересно! — улыбнулся я.

— Правда? — заинтересовался Айтэн. — Может, у вас есть что-то похожее?

— Ну вообще у нас много разных спортивных соревнований, — ответил я. — Есть даже игры, во время которых состязания проводятся по разным видам спорта, как по командным, так и по индивидуальным…

Пока я говорил, в моей голове начала раскручиваться нить наведённой памяти. Конечно, спортивная система была и на Груажан. Со своими фаворитами, болельщиками архипелагов и так далее. Однако упомянутая Айтэном игра занимала особое положение. В ней не участвовали профессиональные спортсмены — только представители халэр. А ещё она отличалась исключительной опасностью для участников и почти полным отсутствием ограничивающих правил. Игроки в процессе могли даже сознательно убивать друг друга! Правда, использование какого-либо оружия или даже подручных средств категорически запрещалось.

— Нет-нет, это другое, — улыбнулся Айтэн. — Это не совсем спорт. Точнее, спорт, конечно — но с минимальными ограничениями. Понимаешь, наш мир отказался от любых войн для построения гармоничного общества. Мы просто не можем себе их позволить — у нас слишком мало ресурсов. Но наши социологи, после многолетних изысканий по заданию Совета Мудрейших обнаружили, что вообще-то люди склонны воевать. Особенно мужчины.

Он внимательно наблюдал за моей реакцией. Я, опасаясь, что он может в любой момент закрыться, улыбался, стараясь, чтобы моя улыбка выглядела как можно более искренней и дружелюбной.

— По данным учёных, от одного до трёх процентов мужчин рождаются с потребностью убивать. Она тесно связана с жаждой власти, одной из базовых потребностей, заложенной в древние слои нашего мозга. Ещё до десяти процентов могут легко адаптироваться к убийствам ситуативно. Именно эти люди в древние времена составляли костяк армий, которые воевали друг с другом за ресурсы, — приободрившись, продолжал Айтэн. — В древние времена именно из этого одного процента вырастали правители, основатели династий, создатели народов. Проблема в том, что это свойство по наследству не передаётся! Игра генетики: любой может родится таким. И, если в обществе нет войн — такой человек становится очень опасен. Понимаешь?

«Вася?» — мысленно позвал я.

«Знаю, Женя, — отозвался невидимый напарник. — Да, недоглядели. Да, мало информации собрали. Да, поверхностно прошлись по обществу…»

«Мы, блин, сериальчики смотрели!»

«Согласен. Искали подвоха, не замечая слона в комнате. С другой стороны, от них следовало такого ожидать — это же меритократия!»

«Вопрос только в том: специально или нет?»

«Подозреваешь Сергеича?»

«Всегда. Вопрос только в чём именно… понимаешь, в этот мир должна была прийти Диана. Пожалуй, самая невоенная из нас. Да?»

«Это как раз логично: представить нас в лучшем свете перед местными».

«Получается, он знал?»

— Тейдан? — окликнул меня Айтэн. — У вас ведь должно быть примерно так же… если вы тоже люди.

— У нас есть… были войны, до недавнего времени, — ответил я. — И, боюсь, они не закончены. Только теперь мы будем готовиться воевать уже не с людьми.

«Женя, осторожнее!» — вмешался Вася.

Честно говоря, меня начинала подбешивать его манера мешать мои имена. Но, с другой стороны, я не хотел его останавливать. Его отношение давало мне какую-то точку опоры, что ли. Понимание того, кого сейчас во мне больше: Жени или Тейдана.

— Я хочу предложить тебе посмотреть игру, — сказал Айтэн, снова глядя мне в глаза.

В этот раз я не стал торопиться с ответом. Залез в наведённую память. Однако там не нашёл никаких сведений насчёт того, как относится к такому приглашению.