Тем не менее, командир вёл себя совершенно спокойно. Занимался своими делами: следил за орбитой станции, контролировал ход экспериментов, которые решили не прерывать после моего появления. Готовил какие-то отчёты для своего ЦУПа.

В общем, ситуация была немного сюрреалистичной. Особенно если учесть, что практической необходимости в его присутствии во время карантина рядом со мной не было.

Иногда, отрываясь от своих дел, он глядел в мою сторону, кивал или улыбался. Реже задавал какие-то вопросы, которые казались мне малозначимыми. Например, удалось ли мне освоить прибор для удаления естественных отходов.

Мне, конечно, удалось. Хотя теоретически я мог пользоваться возможностями утилизации, которыми располагал скафандр, но не хотел этого делать. Даже не знаю почему. Возможно, это казалось нечестным по отношению к Айтэну. Да и система утилизации отходов тут тоже до смешного напоминала земную. И не просто земную — а именно российскую, потому что, например, насколько мне было известно, у китайцев конструкция несколько отличалась.

Вот и сейчас он снова поглядел на меня, кивнул и вдруг спросил:

— Почему ты решил лететь в космос, Тейдан?

Прозрачная мембрана была проницаема для звука, так что нам не приходилось использовать никакие технические устройства для того, чтобы общаться.

Вот неожиданности я чуть не подавился. Как раз перед этим я сделал пару глотков через трубочки из герметичного контейнера, пробуя на вкус оло — местный вариант стимулирующего напитка, содержащего вещество, идентичное по свойствам кофеину. Кстати, напиток был неплох: кисленький, с тонким ароматом. Я даже хотел покопаться в наведённой памяти, чтобы выяснить, из какого растения его производят, но вопрос Айтэна сбил меня с мысли.

Я посмотрел командиру в глаза. Тот терпеливо ждал, убрав в сторону наборную клавиатуру терминала связи. Та осталась парить в нескольких сантиметрах от рабочего места.

— Я не то, чтобы решил, — ответил я. — Сначала я получил приказ. Меня перевели из моего подразделения. А уже на месте я выяснил, чем именно мне придётся заниматься.

Кажется, Айтэн был искренне удивлён. Он смотрел некоторое время на меня округлившимися глазами, потом улыбнулся и сказал:

— Некоторые учёные считают, что юмор — это отличительная черта настоящего разума. Ты ведь пошутил, Тейдан, да?

Я вздохнул и покачал головой.

— Мы очень похожи внешне, — ответил я. — Генетически наши народы почти одно и то же. Но культура… культура всегда развивается быстрее биологии. Понимаешь? Мы всё-таки разные.

— Да… — немного растеряно ответил Айтэн. — Кажется, понимаю…

Он отвернулся и сделал вид, что снова погрузился в работу с терминалом. Но я заметил, что он несколько раз трогал клавиши, но так ничего и не набрал.

— Подожди-ка, Тейдан! — видимо, ему в голову пришла какая-то неожиданная мысль, и он снова отложил терминал, закрепив его в специальном удерживающем устройстве. — А откуда тебя перевели? Ты был кем-то ещё до того, как стал космонавтом?

— Да, я был военным, — ответил я.

Айтэн удивился ещё больше, если вообще это было возможно. Но теперь он хотя бы не делал вид, что снова хочет заняться работой. Я видел, что его разбирает любопытство; он балансировал между ним и между требованиями приличия, принятыми в груажанском обществе.

В конце концов, любопытство победило.

— Получается, вы всё ещё разделены? И ведёте войны между собой?

— Вели до недавнего времени, — ответил я. — С началом эры межзвёздных перелётов ситуация изменилась.

— Подожди… если ты — военный, значит, ты сам участвовал в войнах? И, значит, выход к звёздам случился прямо при тебе? — продолжал задавать вопросы командир.

— Верно. Я был первым человеком, который слетал к другой звезде и вернулся обратно.

В этот раз Айтэн молчал дольше, видимо, осмысливая сказанное.

— Я про военных читал только в детских исторических книжках, — снова заговорил он. — Честно говоря, там мало хорошего про них было написано. Считалось, что в диких условиях первобытных обществ часть людей не могли воспринять идею совместного проживания достаточно глубоко, и у них доминировали самые примитивные инстинкты. Ну то есть военные в нашей истории — это такие убийцы, с которыми общество вынуждено было мириться. Потому что конкурирующие модели тоже использовали таких же убийц…

Он запнулся, будто спохватившись.

— Ой. Извини, Тейдан, это не про тебя, конечно — я не считаю тебя убийцей или примитивным дикарём. Просто так нас учат. Я не ожидал, что в другом развитом мире может быть иначе.

«Осторожнее, Жень, — вдруг вмешался Вася. — Не уверен, что им стоит знать о паразитах».

«Разберусь», — ответил я.

— Я не обижаюсь.

Командир достал из фиксатора точно такой же пластиковый контейнер с оло, который был у меня в руке, проколол его трубочкой и сделал глоток. Было видно, что в нём снова борются правила приличия, осторожность и любопытство. И последнее снова победило.

Кажется, я даже начал понимать, почему в разумно устроенном обществе Груажан Айтэн попал именно в космонавты.

— Скажи, а ты действительно… участвовал в битвах? Или к этому времени военное сословие сохраняло номинальное название, но фактически войны уже были остановлены? — спросил он.

— Участвовал, — ответил я. Потом подумал немного и добавил: — я восстанавливался после ранения, когда пришло распоряжение о переводе. Которое и привело меня к звёздам.

— Ранения… — задумчиво повторил Айтэн.

— Слушай, да что мы всё обо мне да обо мне! — улыбнулся я. — Ты скажи лучше, как тебя самого в космонавты занесло?

Командир улыбнулся.

— Я с детства был очень любопытным, — ответил он. — Мама считала, что из меня вышел бы хороший учёный. Но мне не хватало терпения. И ещё я был склонен к риску. Мне нравилась опасность, хоть я и старался лишний раз родителей не нервировать. Поэтому наставники направили меня по этому пути.

— Скажи, ты женат? — спросил я.

Из наведённой памяти я знал, что институт брака на Груажан существует. Причём в очень похожем на обычный российский вариант виде, как союз одного мужчины и одной женщины. То же разделение прав и обязанностей. Имелись даже аналоги брачных договоров для особых случаев, когда супруги относились к привилегированным кастам, обладали властью или состоянием.

Айтэн приподнял левую бровь.

Опять что-то не так? Вопрос ведь простой, чему удивляться?

«Женя, смотри в следующий раз глубже», — сказал Вася сварливо.

Я не слишком вежливо прервал его до этого. И вообще мало уделял ему внимания — хватало разговоров с Дианой и Максом. И, кажется, мой напарник начинал немного обижаться.

«Что там?» — терпеливо спросил я, стараясь, чтобы мой мысленный тон был дружелюбным и внимательным.

«У них не принято создавать семьи с людьми рискованных профессий, — пояснил Вася. — А космонавт, безусловно, к ним относится».

Усилием воли я глубже нырнул в наведённую память. И немного прибалдел: полицейские, спасатели, пожарные, некоторые виды монтажников и моряков, лётчики-испытатели и космонавты у них были поражены в правах.

— Тейдан, я не могу жениться и заводить детей, — спокойно сказал Айтэн. — Разве у вас иначе?

— У нас… по-другому, да, — ответил я.

— Как в древние времена, — хмыкнул командир станции. — Но это ведь неразумно. Когда риск реальный — семья может остаться без кормильца. Дети без отца. Это очень… травмирует. Поэтому общество вынуждено защищаться от такого развития событий.

Он посмотрел на меня.

— А что, у тебя есть дети? — спросил он.

— Трое… — вздохнул я. Потом поправился: — Точнее, четверо. Но с четвёртым сложная история. Генетически он мой, но фактически мы познакомились, когда он уже был в сознательном возрасте.

— А-а-а, — кивнул Айтэн. — Ясно. Вы тоже забираете генетический материал у самых успешных халэров?

Аналога этого слова не было в русском. Но наведённая память мне быстро подсказала этимологию: корень «хал» — «край, предел», суффикс «эр» означает профессию. То есть, халэры — это те, кто на краю или на пределе.