Эрме представила, как роскошно смотрелся бы такой ястреб, взмывая с перчатки в небо. Распластанная красота, уничтоженная и униженная сила.

— Что за гадина так поглумилась над живой тварью? — пророкотал Крамер. — Ты, — обернулся он к Чернышу. — Знаешь, кто мог такое сотворить?

— Убьешь ястреба — позовешь беду, — отозвался Черныш. — Все знают. Лес рассердится. Горы разозлятся. Никто так не сделает — ни мы, ни озерные.

Эрме отметила это «мы». Странно, она всегда думала, что вся жизнь на Тиммерине сосредоточена вдоль береговой линии. Но оказывается, существовали некие лесные обитатели, достаточно многочисленные, чтобы противопоставлять себя «озерным». Надо же, новость. И Тадео явно был в курсе дела. Впрочем, ему по должности положено.

— Что же получается? Некто пробрался в «скорлупку», ничего не взял, но сжег книги и испакостил стену мертвой птицей? Нет, это точно не просто вор.

— Он уничтожил все книги и записи фратера Бруно. Он убил ястреба, а если верить словам отшельника, именно ястребы являлись источником его прозрений. И все это сделано накануне моего приезда сюда…

— То есть ты думаешь, — Тадео умолк, но и так было понятно. — Но кто? И с какой целью?

Эрме не знала, что ответить. Пока не знала. Особенно если она не ошиблась насчет синей шипастой дряни на пороге. Тогда все сильно усложняется.

— Возможно, фратер Бруно что-то… углядел в облачной пелене. — Говорить такое всерьез было странно, но в конце концов, разве не за очередным предсказанием она сюда и явилась? — Что-то важное.

— Он не баловал своими прозрениями с того случая, когда предсказал Джезу бурю. Я, честно говоря, думал уже, что он прекратил свои изыскания. Он ведь уже сильно немолод. Старик, проще говоря.

— Когда ты его видел последний раз?

— Прошлой осенью. Я рыбачил неподалеку от устья ручья, а он бродил вдоль обрыва. Орехи, что ли, собирал. Я велел матросу отнести ему корзину окуней. Отличный был клев.

— Вы не говорили?

— Нет. Просто передал через матроса свою благодарность. Он нелюдим почище меня.

— Ну, а ты, — она обернулась к Чернышу. — Ты часто здесь бываешь?

— Я ношу мясо, — ответил Черныш. — Отец велит, я несу. Кролика, или куропатку, или еще что. Что даст лес.

— Твой дед поручил его семье присматривать за фратером Бруно, — пояснил Тадео.

— Что? Впервые слышу! В каком смысле присматривать?

— Во всех возможных.

— Человек города чужой здесь. Трудно. Голодно. Страшно. Лес смотрит. — встрял Черныш. — Мы помогали. Мы смотрели в оба.

— И все же проморгали, — резко сказала Эрме. — Куда он исчез?

— Мы ищем, — сказал Черныш. — Отец ищет. Братья. Сестры.

— Ищут-то ищут, да только без толку!

Это произнес новый голос — спокойный и слегка презрительный. В «скорлупке» сделалось темнее: кто-то, встав на пороге, загородил свет.

Все обернулись. Крамер, выступив вперед, привычно потянулся к оружию, но Тадео остановил его.

— Не надо, капитан. Это не враг.

Снаружи послышалось запоздалое рычание Обжоры. Как пес пропустил чужака в «скорлупку»?

— Эй, дикарь, — небрежно произнес человек, — твоя псина показывает клыки моим людям. Придержи-ка ее, а то не ровен час у кого-нибудь руки зачешутся.

Черныш рыкнул что-то себе под нос, но повинуясь кивку Тадео, протопал к двери. Пришелец не спеша посторонился, а затем шагнул внутрь комнаты и остановился в потоке света, спокойно заложив руки за спину. Он словно давал возможность себя разглядеть и составить мнение.

На вид мужчине было лет тридцать пять, вряд ли больше. Он был довольно высок и казался узкоплечим и сутуловатым, но держался очень, очень уверенно, даже надменно. Черты лица были неправильны, но не уродливы и не грубы, скорее просто непропорциональны. Чрезмерно выдающиеся скулы, крупные, по-женски чувственные губы, глубоко посаженные глаза. Темные волосы были острижены прямо и коротко, а затылок выбрит. Подбородок и щеки чисто выскоблены. Из Средней Тормары, поняла Эрме, — там почти все следуют этой моде, подражая патрициям Лунного Дола.

Одежда человека намекала, что он приготовился к долгой дороге и был явно не беден. Крепкие сапоги, суконные штаны с кожаными заплатами, укрепляющими колени. Из-за жары он отстегнул рукава прочного черного дублета, предъявив льняную сорочку, ворот и манжеты которой были украшены сложной вышивкой. За спиной у человека виднелась кожаная торба, весьма плотно набитая, а тяжелая чикветта у широкого, усеянного заклепками пояса поблескивала черными альмеронами на рукояти. Все в его облике словно утверждало силу, жесткость, уверенность и опасность.

Не опасность грубой силы, как в Черныше, нет, что-то неявное, но гораздо более настораживающее, ощущаемое не разумом, но телом и чувствами.

Эрме не смогла бы объяснить, что ее так встревожило. То, что человек подкрался практически бесшумно, словно зверь? То, что сумел пройти мимо Обжоры? То, что он вроде бы смотрел прямо, но в то же время чуть выше головы, что не позволяло поймать его взгляд?

— Кто ты таков? — нарочито резко спросила она, желая оборвать это неприятное молчание.

Человек слегка улыбнулся — полные губы чуть изогнулись, но мышцы лица остались неподвижными.

— Джиор Тадео, не будете ли вы столь любезны представить меня ее светлости?

Он говорил как человек благородного сословия. Подобный четкий выговор на Тиммерине был редкостью: все местные безбожно грешили против правил высокого тормарского, и даже у Тадео уже время от времени проскакивало какое-нибудь просторечное словцо.

Тадео кивнул.

— Буду любезен, буду. Эрме, перед тобой джиор Массимо Висконти, ловчий Лунного Престола.

Ничего подобного она никак не ожидала. Встретить здесь, в лесной чаще охотника за тварями, само по себе было довольно странно — путь к Обители и дальше к Язве лежал по Ступеням — череде уступов, по которым была проложена узкая тропа и висячие мосты. Но встретить ловчего, подчиняющегося Черному Трилистнику, здесь в жилище Николо Барки да еще после его таинственного исчезновения…

Случайность? Совпадение? В такое верилось с трудом.

Она постаралась принять невозмутимый вид. Будем поддерживать светский разговор, как ни нелепо это выглядит в подобной ситуации.

— Что ж, приветствую вас в тиммеринской глуши, джиор Висконти.

Она протянула руку для поцелуя, и человек слегка коснулся ее губами — ровно так, как того требовала учтивость. Каждое его движение было точно выверено.

Висконти, думала Эрме. Знакомая фамилия. В последние годы она не на слуху, но и не скажешь, что забыта. У этого имени есть вес, влияние и деньги.

Этот человек не подражал патрициям Лунного города. Он сам был плоть от плоти этой изнеженной, жесткой и коварной породы.

— Я собрался на лов, монерленги. Решил, что благословение отшельника не повредит людям, идущим за Занавесь тумана. Обычаи надо блюсти.

Он произнес последние слова без малейшей примеси иронии.

— Отчего ваш путь не лежит на Ступени? — спросила Эрме.

— Обычно мы поднимаемся там, монерленги. Но в этот раз мы выбрали новый маршрут. Двинемся через Убежища, а затем по течению ручья к Пролому. Там и поднимемся.

Эрме смутно помнила, что когда-то существовали еще одни ворота, но не припоминала, чтобы ими пользовались последние лет сто.

— Разве тот путь не закрыт после землетрясения?

— Закрыт. Но Черный Трилистник еще держит там пост. Пришло время осмотреть долину — ловцы делают это раз в пять лет. Думаю, мы в очередной раз полюбуемся на тамошние обрывы и вернемся назад, в Тиммори. Оттуда уже направимся прямиком на Ступени.

Пока все его доводы звучали обоснованно — не придерешься. Эрме решила зайти с другого края.

— Так вы знали фратера Бруно?

— Разумеется. Я встретился с ним пять лет назад, когда шел этой же дорогой. В моем отряде есть человек, который может это подтвердить. Симоне Глашатай.

— Всего один?

— Люди — хрупкие существа, — ответил Массимо Висконти. — Считай, хрусталь. А Язва способна сокрушить крепчайший булыжник.