Эрме кивнула и снова принялась пить, но внезапно остановилась, пораженная новым воспоминанием.
— Где Эйрик⁈
Штольц лежал у костра на расстеленном плаще, без сапог и рубашки и с разрезанной до бедра правой штаниной. Ройтер и Клаас, тоже по пояс нагие, возились вокруг него, торопливо накладывая повязки из своих разорванных на полосы рубашек. Лицо Эйрика было бледнее полотна.
Опираясь на плечо Крамера, Эрме кое-как доковыляла до раненого.
— Как?
— Дерьмово, монерленги, — проворчал Ройтер.
Эрме и сама видела, что дело неважное. Бродильцы, разумеется, не смогли пробить кирасу и наплечники, но зубы и когти исполосовали Эйрику лицо, предплечья, бедро и голени, так что крови он потерял немало. Поохотились…
Эрме сжала губы. Неужели придется взяться за старое⁈ Одна мысль вызывала тошноту.
— Сумку седельную мою принеси, — велела она девчонке. — Там, под деревом лежит.
Та умчалась, щелкая своими сандалиями, точно танцовщица — кастаньетами.
Эрме опустилась на колени (чашечки заныли от соприкосновения с землей) и принялась осматривать Эйрика, выясняя, где кровоточит сильнее всего. Долго искать не пришлось — повязка на бедре намокала стремительно. Легионеры молча смотрели, не зная, что предпринять.
Эрме смотрела и чувствовала, как нарастает тошнота.
«Вы станете весьма недурным аптекарем и травником, ваша светлость, но к хирургическим инструментам лучше никогда не прикасайтесь. Добром не кончится. Не мучайте себя. Не тот нрав». Так говаривал ее наставник, маэстро Руджери. Тогда ее возмущали эти слова, но временем стала понятна бескомпромиссная правда учителя. А после стал ненавистен один вид изувеченной человеческой плоти.
Руджери оказался прав. Добром не кончилось.
Девчонка уже неслась обратно, таща сумку. Внутри позвякивало.
Осторожно, жеребячья твоя порода!
Крамер успел выдернуть сумку прежде, чем девчонка шмякнула бы ее оземь. Эрме порылась внутри и вытянула флакончик. Затем извлекла футляр. Раскрыла — иглы и ножи заблестели, вызывая желание немедленно вышвырнуть все к бесам.
— На руки мне плесни, — велела она, кивая на флакончик.
Клаас укоризненно покачал головой, учуяв знакомый резкий запашок.
— Лучше б вовнутрь, — пробормотал он, но приказание выполнил.
Это было новое веяние времени: Теофилос Верратис, ректор Виорентийской лекарской школы, полгода назад издал трактат «О несомненной полезности в деле исцеления жидкости горючей, методом дистилляции получаемой». Трактат вышел тиражом крошечным, для узкого круга, но сразу же был оспорен конкурентами из Фортьезы и Метофиса. Без сомнения, шум обещал быть не меньшим, чем после безумного предложения Тео опускать хирургические ножи на пару минут в кипяток.
Эрме, по праву и положению патрона школы первой получавшая все, что порождал печатный стан, нашла выводы Тео по меньшей мере занятными и решила при случае применить в деле. Но она никак не ожидала, что это будет вот такой случай.
Она взяла иглу — пальцы тряслись, как у последнего пьяницы, и не желали унять дрожь.
Курт и Ройтер переглянулись — они прекрасно поняли, в чем дело. И от этого постороннего понимания, от осознания собственной беспомощности и стыда за нее Эрме чуть не зарычала.
— Монерленги, может, лучше я, — сказал Ройтер, — я ребят пару раз штопал. Повезет — и тут справлюсь. Нить-то где?
Она молча протянула иглу. Кивнула на футляр.
— Что застыл? — рыкнул Ройтер на Клааса. — Держи его крепче. Ну, терпи, Эйрик. Как умею.
Наконец дело было сделано. Ройтер старался, как мог, и швы получились пусть кривые, косые, но вроде бы крепкие. В Фортецца Чиконна есть приличный врач, и если рукоделие не разойдется по пути…
Эрме понимала, что надо поторапливаться.
— Где, ты говорил, местные? И повозка?
— Эй, сюда, идите! — крикнул Крамер. Эрме оглянулась.
Поодаль жались друг к другу три крестьянина, остекленевшими от ужаса взглядами пялясь на место боя. Эрме и сама рада была бы вовек не видеть такого мерзкого зрелища. Крестьяне торопливо приблизились.
— Где лошадь ваша? — спросил капитан.
— Мул у меня. Там, джиор, — сказал старший, сутулый человек среднего возраста с редкой, словно кустами растущей бородой, и веснушчатым лицом, тыча пальцем вниз в сторону дороги.
— Скидывай бочонки, — приказала Эрме. — Повезете раненого в Фортецца Чиконна. Прямо сейчас, пока еще нет жары. Ройтер, Клаас, поедете с ними.
— А вы? — проговорил Ройтер.
— Мы с Куртом вас догоним. Поспешите! Если удача будет с нами, довезете до лекаря живым…
Она старалась не думать,что удача может и отвернуться. Эйрик был одним из «арантийской десятки», так же как Курт и Ройтер. Было бы жаль потерять его так глупо. По ее вине.
— Эй, Ненча! — крикнул крестьянин приказным тоном. — Ты что здесь забыла⁈ А ну, пошли! Пошли, кому сказано!
Девчонка понуро поплелась следом, шаркая сандалиями по камням. Другие крестьяне гуськом потянулись за ними. Эрме опомнилась.
— Вы двое! А ну стоять!
Они остановились, опасливо втянув головы в плечи. Несомненно, парни надеялись убраться отсюда побыстрее. Не выйдет.
— Собирайте трупы в кучу, — велела она. — Закидаете ветками и подожжете.
Парни испуганно переглянулись. Крамер подался вперед, положив руку на эфес чикветты. Это подействовало. Оружие всегда действует сильнее слов, в этом беда нашего мира. Крестьяне бочком приблизились к бродильцу, потыкали его палкой, словно боясь, что он вскочит и вцепится в глотку. Неловко наклонились…взялись… потащили…
Эрме отвернулась от этого зрелища и вздрогнула. Она лишь сейчас заметила, что все это время на поляне был еще один человек. Он сидел на камне в отдалении, казалось, безучастный к людской возне.
Эрме присмотрелась. Юноша, почти подросток. Коренастый, неровно стриженый и курносый, он горбился и крутил меж пальцами нож — лезвие то и дело тускло поблескивало. Под ногами валялся легкий самострел.
На парне была короткая синяя куртка, усаженная металлическими пластинами, темно-синие же широкие штаны — цвета банка Фоддеров. Да, кажется, он был в своре этого толстяка из Форлиса. Они, что, решили продолжить путь, наплевав на запрет⁈
— Этот еще откуда взялся? — процедила она сквозь зубы.
— Не поверите, монерленги, — отозвался Крамер. — Говорит, прискакал на помощь, когда услышал крики.
— Да неужто⁈ А где остальные?
— Говорит, вернулись к границе. Не знаю, врет или нет, но стреляет он прилично. Пару-тройку точно положил. Бойкий парнишка.
Эрме поморщилась. Только бойкого соглядатая от Фоддеров здесь и не хватало!
Она подошла к юнцу. Тот встал, не торопясь. Взглянул изподобья, словно молодой волк. Убрал нож в ножны.
— Говорят, ты смело сражался, — начала она. — Это достойное качество. Ты всегда так отважно бросаешься на помощь?
Парень выпрямился,
— Нет, госпожа, — нагло ответил он. — Только когда чую выгоду. Иначе чего марать руки?
Крамер хмыкнул за ее спиной. Эрме подняла бровь. Не такого ответа она ожидала. От юнца тянуло вином и цинизмом. Сочетание, которое Эрме откровенно презирала во взрослых и просто не выносила в сопляках, толком не нюхавших жизненной плесени, но уже напоказ прокисших. Слава Благим, ни Джеза, ни Лауру не затронула эта порча — они видели мир по-разному, но уж точно не через тусклые стекла. А Фредо еще мал…
— Настоящий наемник, — с неприязнью отметила она. — Твой цинизм столь же дешев, как то вино, что ты пил. И где же твоя выгода?
Парень прищурился.
— Я греардец, — заявил он так гордо, словно объявлял «я король мира».
— Допустим. Что дальше?
— Я греардец. Как и они.
Он кивнул в сторону Крамера.
— То есть ты желаешь стать легионером? — догадалась Эрме.
— Черный мне пойдет, госпожа, — заявил юнец. — Да и вы в накладе не будете, это уж я обещаю.
Эрме не знала, рассмеяться или разозлиться. Наглость мальчишки была невероятной, и он сам казался неотесанным и пустоватым, но все же что-то в нем было — в этой самоуверенности или в той странной надежде, что она внезапно уловила в волчьих глазах.