Егор ссутулился, прижав меня к себе второй рукой так сильно, что даже вздохнуть было трудно. Я обняла его, почувствовала его горячее дыхание на своей макушке, уткнулась лбом в грудь. Я так боялась за его сердце...
— Дальше…
— Мне с ней не с руки было ругаться, она спала с Никлясовым, а это босс под Войцеховским, его правая рука. Она сидела у меня тихо, как мышка, мы оба сидели... Пока все не разъехались. А потом ушла. И сразу же улетела в Турцию, прямо в эту ночь.
Повисло молчание.
— Ты искал ноут Артёма?
— Я знал, что он его заложил. Но почти сразу готовился выкупить после гонорара, Темка все спустил на лекарства и больницу для девочки. До копейки. Я только не знал, в какую комиссионку он его сдал. А Ирка нашла и выкупила. Она родственница. И может продавцу дала. Ей хреново, конечно, пришлось. С такими серьёзными дядями не расплатиться мордашкой. Сами понимаете. Ирка могла раздвинуть ноги, но кто-то должен отработать чужие деньги. Она надеялась их как-то из Израиля вернуть, а нарик сгинул и, чувствую, за руку уже с твоим братом там поздоровался.
— А почему она не сдала Артёма? — спросила я. Значит, Ира и Богдан не в курсе, что деньги в ячейке так и остались.
— Я не знаю, любила, наверное, по-настоящему... Они встречались ведь, но совсем недолго. А потом Артем встретил Войцеховскую…
— Но если Ира знала о Войцеховской. Почему она помогала Артему? Неужели не ревновала? — удивилась я.
— Я не баба, не могу представить, что у вас в голове, — скривился Богдан. — Вы такую муть иногда творите, сами себе ее придумываете и сами в нее верите. Сами себе радужные замки рисуете. Она считала, что для Артема это просто выкачивание денег из богатой бабенки, за которой саму же Иру поставили наблюдать. Она не считала ее соперницей. Она даже собирала компромат на семейство Войцеховских, чтобы иметь пути отхода. Только компромат пропал.
Ира настолько верила Артему, что отдала ему все, что нарыла за годы работы в «прачечной». У себя видимо боялась хранить. Богдан этого не знал. Иначе, возможно, Егор не отделался бы трещиной в руке.
— Я жду! — повисшую тишину Богдан посчитал полной нашей капитуляцией. — Он обещал отдать музыку мне!
— Он и отдал, — холодно проговорил Егор, подняв голову, и посмотрел на мужчину в упор. — Десять песен твои. И скажи за них спасибо. Все остальное у Войцеховской.
Я удивленно замерла. В смысле все остальное?
Вокалист же "Вечных сумерек" не был к такому готов, его рассказ стоил гораздо дороже. Он стоил славы. Обожания толпы. Пути наверх. Перед ним стоял Егор, но мне почему-то показалось, что вокалист увидел в нем Артема, свою надежду на прекрасное будущее, которое от него ускользнуло еще и потому, что Артем разжал руки. Богдан Смехов рванулся к Егору. Не знаю как, но любимый был быстрее. Он ушел из-под удара, уведя меня с траектории движения мужчины, его же ответный пришелся прямо в скулу Богдана, тот отлетел, врезавшись спиной в стену, и, кажется, потерял сознание.
***
Кладбище в это время года пустынно и едва проходимо. Тут все замирает до весны кроме центральных аллей, и если бы они тоже засыпали хотя бы до весны… Но нет. Свежие могилы тоже попадались.
Егор сидел на скамейке возле небольшого гранитного памятника в окружении голых кустов сирени и березы. Артема подхоронили к матери и деду с бабушкой по ее линии. Его могила, была завалена цветами, я и забыла, кем он был. Он уже стал для меня будто часть семьи, часть Егора, любивший, страдающий и несчастный, и тоже любимый, как брат. А для кого-то он был красивым и талантливым…
— Прости, Темка…
Егор плакал, и мне было так больно.
Мне так хотелось, чтобы боль дала ему жить дальше, чтобы отпустила. Я подошла, присела на корточки рядом и, перехватив его ладонь, прижала к своим губам, пытаясь ее согреть. Сказать было нечего, теперь все встало на свои места, хотя все равно смириться с этим было сложно.
— То, что случилось, останется между нами, ты слышишь?! — он вытер слезы, проведя по лицу рукой. — Если дядя и отец узнают, это разрушит все. Всю их многолетнюю дружбу. А для отца дядя, как родной брат.
Такое решение было тяжело принять. Да, Артёма не вернуть, а жить дальше надо. Да, это наверняка, разрушит взаимоотношения между добрыми друзьями и близкими родственниками. Может подорвать здоровье отца.
— Ты, правда, отдал Войцеховской музыку?
— Да, ее было нелегко уговорить, но мы смогли договориться, что после оформления документов, я ей передам права на нее с небольшим процентом для моего отца и матери Насти. У нее их музыке будет лучше. Она зазвучит. Никто из нас не сможет так распорядиться ею, как она. И теперь до нее Богдану не добраться.
— Но если Артем обещал ему…
— Ты представляешь, сколько судеб загубил этот выродок? Он ведь тоже в схемах участвовал, ты же слышала! Он мог покалечить отца! Он мог убить тебя! Этого я ему никогда не прощу.
— То есть ты еще до клуба понял, кто написал?
— Да, я послушал песни брата и заметил, что Богдан присвоил себе авторство.
Я тяжело вздохнула.
— А что ты будешь делать с деньгами?
Этот вопрос спустя, мне кажется, миллиард часов заставил Егора выпрямиться.
— А что с ними?
— Артем не взял ни одной лишней копейки. Он хотел, чтобы эти деньги пошли на благое дело, хотя понимал, что отдает за это очень дорогую цену. Я думаю, что они должны послужить тому, ради чего Артем так много отдал. Это будет его вклад в чье-то будущее, в чью-то жизнь. Чтобы он хоть не зря…
— То есть, вместо того, чтобы помочь моей семье, я должен отдать это не пойми кому?
— У твоей семьи все здоровы, им есть, что есть и где жить. И на этих деньгах крови больше, чем на любой взятке. Ты сказал, что твой брат не вор, ну так и ты им не становись.
— Знаешь, Вик, я сейчас не готов решать их судьбу. Я понимаю одно, что если бы ты не соврала мне и отдала винчестер тогда, все могло бы сложиться по-иному. Ты не имела права вмешиваться в дела моей семьи. Не имела права решать за нас. За меня.
Он резко встал. А я сжалась. Мне стало страшно. Точно приближалась буря. И я никак не могла ее остановить. Но и отступать смысла нет. Мы так и стояли друг напротив друга, и, если он злился и наверняка меня ненавидел, то я любила еще больше.
Он ушел. А я сидела возле могилы Артема еще долго. Стемнело, зажглись далекие фонари, их жидковатый свет создавал ощущение того, что я захлебываюсь и мне не всплыть.
Я пошла пешком. До дома было недалеко. Но я и не хотела идти домой. Не хотела встречаться с Егором, потому что его отчужденность не давала мне возможности нормально дышать.
Мимо проносились машины, падали снежинки, мне кажется, уже на излете зима решила показать всем, каково это по-настоящему много снега. Я дошла до набережной и пошла вдоль замершей реки, которая вскоре всей своей массой отряхнется от льда и пляжи покроются таракашками купальщиками, детьми в ярких панамках и так будет постоянно из года в год.
А сейчас…
Сейчас в выходной на набережной никого. Только ветер и снег. Я глубоко вдыхала одиночество. Забытый и теперь горьковатый вкус.
Дома никого не оказалось.
Только ноут и свитер.
И тишина.
***
Стол был красиво накрыт, огоньки свечей подрагивали и бросали причудливые тени на белоснежную посуду, тонкий хрусталь и позолоту.
Нина была на удивление спокойна, для человека, который настолько запутался во лжи других, и настолько используем ими, что Лера Александровна была почти готова устроить какую-нибудь неприятность, чтобы эта встреча не состоялась.
Но едва входная дверь их когда-то Московской квартиры хлопнула, и послышались знакомые шаги, как и ее собственные страхи испарились. Мир сузился до крохотной светлой точки и бесконечному черному туннелю к ней, как к единственной надежде на конец всей истории.
Виктор вошел в гостиную, бросил пальто на диван и подошел к бывшей супруге. Ее рука утонула в его протянутой ей ладони, и она через секунду уже запрокинула голову, отдаваясь страсти его поцелуя.
