— Кошмар какой! — Аня присела на край дивана в моей комнате. — Вчера?

Я кивнула и опустилась в кресло напротив подруги.

— Мне страшно. Вдруг это все из-за меня…

— Ты-то тут причем? — удивленно округлила глаза Анюта.

— Мне кажется, все из-за проклятого ноутбука. Если бы не полезла в их разборки… — я покачала головой.

— Пойми меня правильно, — посмотрела Аня на меня в упор, — мне жаль его по — человечески. Очень страшно, когда с тобой такое происходит. Но я — эгоист, подруга, — молодая женщина горько усмехнулась, — и ты мне дороже, чем тип, который даже не научился быть благодарным. И я ответственно заявляю, тебе совершенно не за что себя корить, — Аня была предельно серьезна. — Знаешь что, дорогая, пойдешь-ка ты с нами!

— Чего это? — вскинулась я.

— Беспокоюсь я за тебя. Антон будет только рад. Вы с ним потрындите про свои программистские дела, а я спокойно фильм посмотрю. Пошли, — подруга встала и подхватила мой свитер со спинки дивана.

— Не пойду, Ань! — я тоже встала. — К тому же Игорь обещался приехать.

— От твоего Игоря выйти в окно хочется добровольно, он же жуткий зануда и сатрап, — нахмурилась подруга.

— Даже если так, тут невысоко, выживу! — улыбнулась я, получилось, правда, совсем не смешно.

— Пойдем? — взмолилась подруга.

— Не-не-не! Я посижу тут спокойно, в компьютер поиграю…

— Ладно, — она кивнула. — Мы быстро. Вернемся, пиццу закажем. Посидим, — Аня подозрительно сощурилась. — А, может, все-таки пойдешь?!

— Иди уже! А то Тоныч все конфеты наши подъест!

Анька усмехнулась, кинула в меня свитером и быстренько ретировалась на кухню, где, судя по возгласам, обнаружила зиккурат из фантиков. Подруга выгнала бедолагу-сладкоежку за дверь, предварительно всучив ему куртку и свою сумку, и, прежде чем самой исчезнуть, погрозила мне пальцем, потом, правда, улыбнулась и послала воздушный поцелуй.

Я заперла за парочкой дверь и пошла на кухню. За окном стояла зимняя темень, снег, конечно же, еще не лег, хотя периодически пробовал свои силы.

Здесь в маленьком, но вполне уютном помещении, где мы сидели с Егором уже дважды, настигло меня противное чувство одиночества. На сердце было тяжело. Я долго стояла перед широко раскрытым холодильником в раздумьях, чтобы съесть, в итоге так ничего и не выбрала, кроме сыра.

Телефон щелкнул, принимая сообщение.

«Привет, водолейчик. Прости, сегодня не получится к тебе завалиться, начальство завтра решило приехать на смотр, я даже домой теперь не попаду. Отпишусь, как свободен буду. Как твои дела?»

Мои дела…

Да не в пример лучше некоторых.

Дверца холодильника скрипнула и смачно закрылась, отделив от его содержимого еще и бутылку вина. Хорошо, Анька запасливая, купила две. Сыр был нарезан неровными большими кубиками и выложен на тарелку с трещинкой прямо по цветочку, рядом заняла место единственная пережившая приход Антона шоколадная конфета.

В своей комнате я поставила на стол возле монитора тарелку, откупоренное вино и кружку с нарисованными ежиками, несущими на спинках наливные яблоки куда-то в свою посудную норку. Хрустальный красивый бокал из царской заначки подруги брать не хотелось. Не праздник все же.

В квартире и, кажется, за ее пределами, стояла какая-то странная пустота. Жуть. Я раньше любила уединение. Надо с этим что-то делать!

В Самаре помимо знакомства с большим количеством интересных людей, меня еще приняли в группу в мессенджере, где тусили программеры и сисадмины (причем, несмотря на достаточно жесткую иерархию, дружно) со всех городов, где наследила наша компания. Веселое треньканье приходящих сообщений — единственное, что в этот момент заставляло верить, что я не одна на этой планете.

«Ежики» были опустошены практически одним глотком. Алкоголь немного разогнал внутренний холод.

— Чего тебе переживать, а? Он тебе никто! Его брат тебе никто! Почему тебя должно это волновать? — вопросила я себя. — Это не твое дело!

Надо отвлечься! Хоть на что-то! Так, были две новые программы, надо почитать. И игра вышла и… Только сосредоточиться не получалось. Все валилось из рук. Хотелось, очень хотелось позвонить Михаилу Федоровичу, и… было страшно.

Чтобы унять внутреннюю дрожь, пришлось опустошить еще одних «ежиков».

Мир слегка качнулся, но спустя пару минут встал на место.

— Если бы я не сказала ему про ноут, это бы ничего не изменило? Ведь с ним же все хорошо?

Какая глупость! Человек ведь пропал!

Пальцы сами забегали по клавишам, заставив хозяйку изучать все форумы, все странички, где попадалось объявление о пропаже Егора, но информации было мало, кроме «Ах, какой молодой», «Ах, какой симпатичный» и «Ах, как жаль». На его страничке в соцсети тоже было грустно, в отличие от Артема (частично ограничившего доступ к информации на акке), профиль Егор не закрывал вообще, и дата последнего захода — прошлая суббота.

Господи, зачем я полезла?

Внутри зрело жуткое чувство беды. «Ежики» наполнились красной жидкостью. И вместо того, чтобы хоть немного отвлечься, я решила продлить агонию и зашла на страничку Артема. С нее меня никто не выгнал, потому что некому...

Тьфу, на тебя, Вика! Вот жила себе спокойно, никого не трогала.

А если с Егором…

Нет, нет, нет… Он уехал куда-нибудь! Точно уехал! А чего родне не сказал тогда, дурак?!

Кого я обманываю?!

Среди списка личной музыки Артема была одна композиция, называлась она «Н. Соло»

Девушка была, на мой взгляд, очень талантлива, она умела играть и на фортепиано, и на гитаре, это произведение она исполняла на гитаре. Да простят меня ценители, но по мне гитара не передает столько глубины и диапазона, сколько фортепиано, но благодаря ее голосу и манере, даже у внестудийной записи звук получался объемным и нежным. Она так красиво пела такую жутко грустную балладу, что я чуть не заплакала. А я не плакала давно, даже и не помню, когда плакала. Хотя нет, помню… Когда мама отругала меня за Ваську, точнее, когда я поняла, что натворила. Мы, тогда еще малышня совсем, играли во дворе, и я, будучи постарше, показывала мастер-класс на турнике, а мелкий упертый братец полез доказывать, что он тоже так может. Только длины его ладошки не хватило, чтобы всю перекладину обхватить, и он, перекувыркнувшись, приземлился пузом и лицом на асфальт с приличной высоты.

Это вылилось в разбитую губу, с которой он потом месяц гордо ходил, и шрам на подбородке. Но это потом выяснилось, а до этого… едва стоящий на ногах малыш с кровью везде, где можно, и плачущая мама, схватившая его на руки. Мне было страшно. Я не должна была допустить этого тогда и, наверное, сейчас тоже не должна была…

Очнулась я от своих горестных мыслей вся в слезах.

Господи, я ничего не соображаю, а сейчас Аня с Антоном придут! Надо проветриться!

Прогуляюсь до реки, там холодно, полегчает.

Втиснувшись в джинсы и пуховик, прихватив мусор, я вылетела из дома.

Темно, холодно, но безветренно, хорошо. Идти всего-то два квартала да под горочку, мимо старых домов по темной улице в еще большую тьму — набережную, которую почти не освещали зимой. Да и без снега, под мрачными низкими тучами, без единой души, возле черной бескрайней бездны фонари бы не помогли. Лишь мост, вдали был светочем во мраке.

Я оперлась руками о парапет, вдохнув как можно глубже ледяной воздух. Дышать стало немного легче, хотя сердце стучало, как сумасшедшее. Сколько так простояла, не знаю, вырвал меня из ступора телефон, завозившийся в кармане.

— Эй, подруга, ты где? — встревоженный голос Ани заставил открыть глаза.

— А… Да я в магазин выскочила, скоро буду. Вы уже дома? Что-то купить надо?

— Да, ждем тебя! — расслабилась подруга. — Купи минералки, пожалуйста.