И не только в этом было дело. Нина видела, каково живется женам с 'такими' мужьями, не всем конечно, но все же. Женщины, отдавшие лучшие годы карьере мужа, очень легко становились бывшими, стоило лишь чуть отступить, оступиться, отпустить. Всегда может появиться моложе, наглее, алчнее. А мужчины слабы. Им стыдно сказать, что его жене уже под сорок, и он с ней спит, но не стыдно кричать о том, что двадцатилетняя с ним, закрывая глаза на то, что причина тому деньги.

В итоге, это превратилось в манию, паранойю, гонку за красотой и стилем, отчего жизнь Нины превратилась в ад. Она не считала себя сильной женщиной, способной выдержать гнет мира, где большинство меняло партнеров легче, чем расставалось с любимыми трусами. Правда, Лера считала, что хозяйка неправа, ведь поводов усомниться в своей верности Виктор не давал. Либо отлично скрывал.

Хотя с другой стороны, отпустил же, скандалов не устраивал…

Развод громким не был. Бизнесмен постарался не обидеть бывшую жену.

Нина получила свидетельство о разводе, приличную долю имущества и из Москвы уехала на родину, пытаясь найти себе хоть какое-то применение, и как оказалось, оно у нее было. Просто она жила в каком-то сне, вечной гонке за тем, чтобы соответствовать ожиданием Виктора Войцеховского и его окружения, а не собственным. Начавшая это дело еще семь лет назад, она только в период развода осознала, что ее руки и голова тоже способны творить чудеса, и эти чудеса ей самой нравились. Чистая благотворительность — это не о Войцеховской. Ее жизнь научила тому, что за блага мира надо усердно работать, халявные деньги еще никому не помогали. И центром ее жизни стал фонд помощи молодым музыкантам.

Хозяйка сама закончила местную консерваторию.

Так она и познакомилась с Артемом.

Он стал ее манией. Новым объектом для совершенствования. Она бы проводила с ним все время, но молодой мужчина умудрялся держать ее на расстоянии, отчего еще больше распалял, и только сейчас Лера Александровна могла сказать, что действовал он мудро, ведь при этом получал массу привилегий, но выглядело это со стороны хозяйки скорее как нечто абсолютно нормальное. И наслаждения от процесса покорения Нина Павловна получала больше, чем, наверное, получила бы от результата.

В общем, когда хозяйке сообщили, что Артем покончил с собой, для нее это стало страшным ударом, таким сильным, что Лера стала беспокоиться за психику женщины и, скоренько собрав вещи, они улетели в Канаду, где проживало большинство друзей, мать с отчимом и хороший семейный психолог. Остроту он снял, но… продержалась вдали от родины Нина всего три недели, после чего заладила, что надо лететь обратно, что, мол, дела и прочее. На самом деле Лера Александровна прекрасно понимала, зачем хозяйке надо домой.

Едва прилетев, Нина созвонилась со знакомым, у которого было достаточно связей, чтобы большинство чиновников области приняли ее с распростертыми объятиями. Один из начальников 'любезно' согласился принять меценатку, и пообщаться о том, что известно полиции по факту смерти Артема.

Небо обрушилось на Нину, едва она переступила порог казенного заведения — по ступеням спускался Он. Лера, верившая только в здравый смысл и немного в астрологию, сама захотела перекреститься. Хозяйка так вообще была в обморочном состоянии.

Когда стало ясно, что при всем хотении, мужчина перед Ниной никакой не Артем, а его брат, о котором тот ни разу не обмолвился, хозяйка, и так не отличавшаяся спокойным нравом, взорвалась: слезы перешли в истерику, непонимание в жгучую обиду. Но все-таки она нашла силы взять себя в руки.

Егор был настроен на то, чтобы закрыть дело и жить дальше.

Однако хозяйка считала иначе. Нина была абсолютно уверена, что ее мальчик не мог так поступить, ведь у него ни в чем недостатка не было.

После ухода Егора, умевшая принять грозный вид богатой леди, Нина Павловна потребовала, чтобы по делу Артема Зиновьева провели тщательную проверку. С эксгумацией и прочими расходами, всеми какие потребуются. Даже с отправкой всего, что надо в Москву. Разумеется, ни о какой 'гласности' речи быть не могло, и это еще больше обрадовало дородного начальника, который уже прикинул, как попилить «блажь» богатой бабенки, чей любовник сиганул с высоты в пару десятков метров, не выдержав тягот жизни.

Помощница после произошедшего стала за хозяйку беспокоиться. Егор был очень похож на брата внешне, настолько, что если бы они стояли рядом, Лера Александровна вряд ли бы их отличила. Пожалуй, психолога стоит вызвать, чтобы спасти Нину Павловну от помешательства на Зиновьевых. И чем скорее, тем лучше!

А может все обойдется?

— Что у нас с концертом? — голос Нины Павловны выдернул Леру Александровну из раздумий.

— Все согласовано. Дмитрий сказал, что зал готов, репетиции идут полным ходом.

— В этом случае нам никак нельзя ударить в грязь лицом, — пальцы хозяйки проворно забегали по клавишам ноутбука. — У Танюши настоящий талант, ее надо вывести на уровень страны. Чтобы ее услышали. Я очень надеюсь, что Тимирязев не продинамит и приедет на ее выступление.

— Он прислал подтверждение. К тому же он уважает ваше мнение и не отказывал ни разу.

— Да, только сейчас у всех трудности, кризис, санкции, даже в культуре застой. Никого яркого нет. И денег нет, чтобы искать алмаз среди стекляшек и уж тем более его проталкивать. Да и ходят слухи, что Тимирязев болеет.

— Это плохо. Надеюсь, ничего серьезного. С ним может уйти целая эпоха. А Таня стоит того, чтобы в нее вложиться.

— Вот это нам и надо показать. Скинь мне программу ее выступления. Я подумаю, как сделать его по-настоящему ярким и захватывающим.

Лера Александровна кивнула и уже направилась к выходу, когда ее догнал голос хозяйки, и то, что компаньонка услышала, напрочь уничтожило ее надежду на спокойное будущее.

— Мне бы хотелось поближе познакомиться с Егором Зиновьевым. Пригласи его к нам на ужин.

За окном голые ветви каштана взбалтывали вечерние сумерки. Дождевые капли срывались с темной коры, но летели не к земле, а, повинуясь силе ветра, куда-то в сторону, создавая иллюзию, что рвется в клочья сам серо-синий воздух.

В комнате властвовала темнота, как и в душе, и холод хорошо сочетался с этой тьмой. Батареи были ледяными, толстые шерстяные носки никак не хотели согреть ноги.

Завтра надо будет ехать домой, помогать маме. По-хорошему, вообще надо ехать сейчас. Она вряд ли сегодня уснет. Сейчас полежу еще немножечко, совсем чуть-чуть, и поеду. Чтобы утешать кого-то, надо… хотя бы примириться со случившимся самой.

— Настю по скорой увезли. Давление за двести! Хорошо, до соседей добрела, они бригаду вызвали.

Когда мама позвонила утром, голос ее дрожал, и не было понятно, что тому виной: ямы, между которыми прятались дороги в нашем городе или волнение.

Спросонья я никак не могла сообразить, что происходит.

— Мы с папой в больницу едем. Я тебе оттуда позвоню. Можешь за ее вещами заскочить, чтобы нам обратно не мотаться? Ключи у соседки с первого этажа, бабы Мани. Она паспорта Настиного не нашла, полис-то сестра с собой носит всегда, а паспорта нет. Поищи!

— Да, конечно! — разлепила я, наконец, глаза.

Мама отключилась. А мне пришлось ожесточенно тереть ладонями лицо, чтобы хоть немного проснуться, мозг еще досматривал сны, и реальность весьма своеобразно путалась с иллюзиями.

Как ни странно, после вчерашних вынужденных купаний в ледяной воде нос не заложило, и горло не заболело. Это приободрило.

Втиснувшись в тапочки, я поплелась в ванную. Вода там, правда, лилась исключительно из купленной подругой по пути домой пятилитровой бутылки, но умыться и почистить зубы хватило.

Аня еще спала. В кухне было темно и холодно, вчера отрубили еще и стояки отопления, видимо, подстраховавшись.