Заказали мы красное сухое и стейки.

— Угощаю, — подруга порылась в сумке в поисках пищащего устройства связи. — Костя опять прислал билеты. Он снял номер в гостинице в Подмосковье.

— Поедешь?

— Знаешь, не хочу! Серьезно! Не хочу! — Аня шмыгнула носом. — И не могу не поехать! Она уже выпила и, похоже, не один бокал. И накопилось в ней достаточно усталости и обиды на судьбу. И она заговорила… (кажется, я знаю, кто стал причиной краха свидания).

Аня говорила, когда нам принесли поблескивающее жирком мясо, говорила она, и когда мы повторили заказ на вино, говорила о себе, о том, что все как-то не так. Я слушала. Честно слушала. Соглашалась. Кивала. Сочувствовала. Искренне. И радовалась, что не на ее месте. Подруга дико ревновала Костю. И не могла сказать ему об этом. Она сходила с ума от желания, когда видела, как он общается по работе, как говорит с другими людьми с уверенностью, знанием того, что ему нужно, и как это получить. Решительные и сильные мужчины стали редкостью и резко выделялись в толпе.

Хотя она понимала, конечно же, что он врал и изменял жене, пусть и называя это «искал тепла на стороне». «Понимания» он не искал, ведь жена его прекрасно понимала. Она, как давно уже поведала мне Аня, совладелец его бизнеса и до рождения детей принимала в его развитии самое активное участие. Да и сейчас в стороне не стояла.

А зам по магазину… Он — отличный парень. Именно парень. Некоторые особи мужского пола всю жизнь остаются парнями. Но если женщина уже познала, что такое настоящий мужчина, мальчики котироваться перестают. Если, конечно, ты не страдаешь ерундой под названием «Воспитай под себя взрослого мужика», чем увлекались некоторые наши подруги. С переменным успехом (но чаще с весьма плачевным результатом). В общем, беседа получилась не особо приятной. Муторная, полная негодования подруги на саму себя и на свое бессилие.

Люди вокруг приходили и уходили, столики постепенно пустели. Девушка пела все пронзительнее. В ее голосе появилась хрипотца, которая еще больше усиливала Анины переживания.

А я… Я подумала, что простыла, проспав полдня под кондиционером. Сердце колотилось, как сумасшедшее, а в голове шумело. И эта дурацкая фишка моего организма, особенно когда температура выше нормы: глаза вдруг находят в пространстве какую-то только им ведомую точку притяжения, и ты не можешь оторваться, смотришь, и будто затягивает тебя, и время замирает.

Недалеко от нас за столиком сидела пара. Полутьма делала их какими-то неземными. Совершенными. Женщина сидела ко мне лицом. И очень хотелось, до озноба хотелось, чтобы она была старше меня. Старше намного. Хотя об этом могло свидетельствовать разве что ее поведение. Спокойная, уверенная, по-кошачьи мягкая в движениях. Неброское, но безукоризненно сидевшее по фигуре платье, подчеркивающее то, что надо, изысканная прическа. Красивые руки в кольцах и браслетах. Она была очень хороша, большинство мужчин в зале бросали на нее взгляды.

Но не она была объектом моего пристального внимания.

А он — мужчина, сидевший ко мне вполоборота, повернувшийся лишь раз, когда подошел официант. Он был младше. Мне так кажется, только жутко этого не хотелось. Широкие плечи под тонкой тканью серой рубашки. Высокие скулы. Волевой подбородок. Полноватая нижняя губа. Чуть-чуть полноватая... Вы понимаете! Именно так, как надо! Прямой нос. Длинные ресницы. Густые. Высокий, я могла бы назвать его рост вплоть до миллиметра, хотя с того момента, как его узрела, мужчина не вставал.

В его пальцах кружилась хрупкая ножка бокала, и она казалась защищенной.

Я завязла на этой сцене, на том, как его рука, отставив бокал, легла на край стола, как тонкие длинные пальцы постукивали по полированной поверхности, перебегая от указательного к мизинцу и обратно. Они были очень подвижными, точно он был музыкантом или хорошим геймером.

Пожалуй, в конце концов, я смогла бы отвести взгляд, но ладонь его спутницы вдруг потянулась к его щеке, пальцы скользнули по шее и, коснувшись аккуратной стрижки, погрузились в густые черные волосы. Лак на аккуратных ноготках в свете прожекторов отливал алым. Это было пошло и неприятно, будто открытые раны. Мне кажется, если бы я не ощущала себя в то мгновение мухой, которую угораздило упасть в кисель, то вцепилась бы в эту руку зубами. Только бы не дать ей касаться его!

Это желание настолько ошеломило и испугало, что я тряхнула головой, оторвав взгляд от мужчины. И в тот момент меня будто током ударило, красавица все это время наблюдала за мной и улыбалась так, будто прочитала все мои мысли.

Праздник по случаю отъезда моего младшего брата проходил в узком семейном кругу на небольшой уютной кухоньке.

Проводить Васяточку в дальний путь собрались самые близкие и самые неравнодушные к его судьбе: мама, по случаю надевшая темно-красное с запахом платье (она вся лучилась, кидая полные обожания взгляды на сына), отец, гордо восседавший в своем законном углу в новой рубашке, по-особенному довольный и совсем чуть-чуть встревоженный (вида, правда, старался не подавать), бабушка (мама отца) в новом цветастом халатике, которая умудрилась приложиться к двум рюмочкам наливки, отчего морщинистые щеки раскраснелись, а в глазах блестели слезы… Любимый внук! В Москву! Обидят его там ироды столичные, обжулят! Как пить дать! И все же… Москва! Для бабули это слово имело особое значение, ей, родившейся и прожившей всю свою жизнь в деревне, практически никуда не выезжавшей, казалось, что это настоящий центр мира, от того распереживалась она не на шутку.

Довершала картину я, в дресс-код никак не вписывающаяся своей майкой и шортами, попивающая апельсиновый сок вперемешку с горячим чаем и поминутно вытирающая нос салфеткой. Васек (тоже прилично одетый) тусил рядом со мной на табуретке, поджав свои длиннющие ноги.

Василий Алексеевич хоть и был меня на три года младше, зато на целую голову умнее и талантливее (по моему личному убеждению). Он в свои двадцать четыре имел уже вполне сформировавшиеся взгляды на все: жизнь, карьеру, религию, варку картошки и мытье полов.

Я своего брата обожала (и он об этом знал), но удержаться от подколов по поводу того, что любая девушка от такого демагога, как он, сбежит, просто не могла. А если еще немного подтянуть уровень занудства, радостно сообщала я ему (и не раз!), то через пару десятков лет будет Васенька свое мировоззрение стае домашних кошек «втирать», может быть в шикарной квартире, но в одиночестве. Хотя…

Громкий чих заставил всех присутствующих дружно пробормотать в мой адрес дежурную фразу про здоровье.

Да-да, я заболела, чем и «обрадовала» коллег по работе на следующее утро после похода в ресторан, сипящим голосом и хлюпающим носом. Лихорадка в жару — то ещё удовольствие: озноб заставляет лезть под одеяло, а тело сходит с ума от жары, ведь в такую погоду спишь практически голышом.

Анька, когда не пропадала на работе, вооружившись маской, которую исправно меняла каждые четыре часа, носила мне горячий чай с лимоном, порошки от температуры и средства для того, чтобы хоть немного дышать.

— Викуха, сколько раз я говорила — не лежи ты под ним! — ткнула подруга пальцем в «божий дар», то бишь «кондей». — Заработаешь себе отит с гайморитом.

Ответа вразумительного от меня в таком состоянии ждать не приходилось, только грустное мычание: горло нещадно болело.

Вечером четверга Аня, водрузив чашку с горячим напитком на стол, стоявший рядом с диванчиком, где я уже четвертый день умирала, уселась на стул.

— Мне улетать завтра вечером. Ты как, справишься?

— Не дитё малое… Мать плешь проест. До субботы надо хоть как-то оклематься! И ненадолго заглянуть к своим. Когда я Ваську теперь увижу…

— А ведь и точно! — хлопнула по коленке подруга. — Ты ему презент в дорогу организуй в виде ОРВИ.