— Он все продал…

— Что?

— Он все продал. Женщина, с которой он встречался, деньгами не обижена, она покупала ему подарки. А он все продал, и их тоже. И твое кольцо.

Схватив ворох отобранных бумаг, Егор кинул их на стол перед мужчинами.

— Это квитанции из ломбардов, от антикваров.

Михаил Федорович, изумленно округлив глаза, взял одну из бумаг.

— Она подарила ему часы. Вот.

Перед мужчинами лег телефон с красочной картинкой мужских наручных часов, принадлежавших какой-то известной личности. Известной, потому что глаза обоих мужчин округлились при виде их цены.

— Двести тысяч за часы?

— Да, — Егор подхватил бумажку с пола и положил ее рядом с телефоном, развернув так, чтобы текст на ней можно было прочесть.

— Двадцать тысяч… Он продал часы стоимостью почти четверть миллиона за двадцать тысяч, — дядя Сема почесал лоб.

— Как будто у нас кто-то купил бы дороже? — с отвращением произнес Егор. — Куда, мать его, он влез?

Михаил Федорович вдруг закрыл лицо ладонями.

— О боже…

Егор воззрился на отца, напрочь забыв о существовании дяди. Михаил Федорович долго молчал.

— Ты обращался к нотариусу, чтобы имущество переоформить? — сын повернул стул и уселся напротив стола.

— А зачем? Свою часть в этой квартире он подарил мне за полгода до…

— Что?! — Егор удивленно отпрянул.

— Я не думал, что это как-то связано, — отец умоляюще воззрился на сына. — Он сказал, что хочет устроиться на работу, а там выделяют какие-то субсидии молодым, но у него ничего не должно быть из имущества. Сынок, я, правда, не знал. Я даже предположить не мог.

Егор сглотнул.

— Тебе никто не звонил за это время? Папа! К тебе кто-нибудь приходил? — взволнованно спросил Зиновьев-младший, опершись на стол.

— Нет, — замотал головой Михаил Федорович. — А должен?

— Судя по тому, что я вижу — не исключено. Не исключено, что Артем задолжал и много. И, возможно, Виктория права, в квартире с ним мог быть еще кто-то… И, возможно, у этого кого-то был мотив…

***

— Добрый вечер, Егор Михайлович, — Лера сегодня была не в духе, и появление того, кто опять всколыхнет весь душевный мир хозяйки, было сегодня просто вишенкой на торте в плохом смысле. — Вы договаривались о встрече с Ниной Павловной? У меня нет информации…

— Здравствуйте, Валерия Александровна, нет, не договаривался, однако я приехал исполнить просьбу Нины Павловны.

На ладони мужчины блеснули в свете ламп часы, вид которых Лере Александровне был очень знаком. Умный мальчик.

Эти часы хозяйке вручил тот, кого она боготворила, как музыканта и дирижера, кому готова была аплодировать стоя, тому, кто превозмог все против и стал тем, кем Нине Павловне стать не удалось. И кем, как она надеялась, станет ее любовник.

— Отлично, это очень… — начала было Лера Александровна, делая шаг в сторону двери.

— Егор? — хозяйка дома застыла на середине витой лестницы.

— Прошу прощения, Нина Павловна, за поздний визит, но я привез то, о чем вы просили.

Войцеховская засветилась и быстро спустилась вниз, легкое белое платье струилось по телу в такт движениям, волосы, свободно лежавшие на плечах, золотились в свете ламп.

— Часы! Лера! — Нина обрадовалась, как девчонка. — Благодарю вас, Егор. Я боялась, что они потеряются. Их истинная ценность для меня огромна. А не хотите ли поужинать с нами? — предложила вдруг хозяйка.

Мужчина замер, но длилось это лишь мгновение, а потом Лера Александровна стала свидетельницей преображения. Будто включилась какая-то внутренняя лампа. Плечи расправились, поменялись взгляд и осанка, даже сами движения мужчины.

— Был бы рад.

Подобное Лера видела уже не раз. Неужели решил занять место брата?

— Надо продавать квартиру! — вздохнул Михаил Федорович.

Егор сидел на отцовской кухне, пил чай из большой кружки и разбирал бумаги, которые принес с работы.

— Я машину продам, этого, надеюсь, хватит.

— Ты ведь только кредит выплатил! — воскликнул отец, но умолк. Может взгляд сына, брошенный поверх стиснутых в руке белых листов, не дал возможности вступить в спор, а может, дело было в том, что малодушен оказался на старости лет Зиновьев-старший: с уютным, пропитанным воспоминаниями домом в его возрасте тяжело проститься.

Хотя кому эта квартира нужна? С собой на тот свет не забрать, а сына оставить с долгами?!

— Надо, — тряхнул головой Михаил Федорович, — Купим что поменьше, комнату вон в коммуналке, перебьемся, но хоть без этого позора. И машина моя…

— Пап, она стоит копейки! Это, во-первых! А во-вторых, я все решу.

Сказано это было так, что не предполагало возражений. Пожилой мужчина тяжело вздохнул, сын был абсолютно прав. Но как же тяжело от этой правды.

Все закрутилось спустя пару дней после обнаружения квитанций. Егор тогда сел и тщательно перепроверил все бумаги Артема. У Михаила Федоровича хранилось две коробки, одна со съемной квартиры, там больше безделушки, футляр без кольца, ноты, записки, а вот вторая, которую Артем привез уже давно, но как оказалось, пополнял частенько, когда забегал навестить отца, в ней залоговых билетов и прочей подобной документации было полно. Среди них была и расписка Артема, она была датирована концом прошлого года, и на ней некто Симонов Т. написал размашистым почерком, что все получил. Эта фамилия показалась Михаилу Федоровичу знакомой.

После ухода Семена, они с Егором еще долго сидели, не в силах поверить в происходящее, перебирая варианты того, что могло заставить молодого человека пойти на такое.

Но самое грустное их ждало впереди.

Что стало к тому толчком, трудно сказать. Может быть, человеческое сочувствие роль сыграло, ведь кредиторы в большинстве своем были не с улицы и считали, что время есть, и можно потерпеть с денежным вопросом. А тут… будто прорвало трубу. Звонили родственники, друзья, те, кого Михаил Федорович так давно видел, что и забыл об их существовании, и те, кого он видел чаще, чем хотел бы. Пять тысяч, две тысячи, тысяча… Копейки и крупные суммы. Они все множились и множились, и сердце в груди пожилого мужчины кололо все сильнее. А говорят, у нас люди не отзывчивые! Больше четырех десятков человек дали Артему в долг на общую сумму около трехсот восьмидесяти тысяч рублей.

Михаил Федорович боялся звонить Егору. Искал выход сам. Считал, сколько пенсии у него осталось, и сколько отложено на черный день — всех накоплений хватило бы покрыть от силы четверть суммы и то, если потом не есть и не платить за коммунальные услуги.

Что же ты натворил, Темка?

Этот вопрос мучил, не давал спокойно спать, отчего в пульте батарейки сели раньше обычного: Михаил Федорович бесцельно щелкал по каналам ночи напролет, даже не пытаясь заснуть. Лицо пожилого мужчины побледнело, сам он осунулся и постарел, ссохся, будто заболел страшной болезнью.

Привыкший всегда все проблемы решать сам, не взваливая их на чужие плечи, тем более на плечи семьи, Михаил Федорович теперь вдруг стал беспомощен и не представлял даже, что ему следует предпринять. Как же было обидно и горько! Он старался вырастить сыновей достойными людьми, а что получилось? Эх, Темка!

Когда после очередного звонка пришлось брать старый блокнотик и вносить в него записи о суммах и именах тех, кому эти суммы полагались, Михаил Федорович осознал, что не знает, как в такой ситуации поступить. И дело не в том, что он не смог бы все это пережить, смог бы… Но в этом новом страшноватом мире он боялся ошибиться и еще больше навредить сыну. Единственный выход — продать квартиру, потому что хуже, чем обидеть друзей или родственников, на свете дела нет. Только голубой экран поведал мужчине во всех красках, сколько вокруг мошенников.

Егор. Как же не хотелось впутывать в это сына! Но он разберется с бумагами лучше, чем кто бы то ни было. А все остальное решит Михаил Федорович. Ведь он в ответе за Темку!