И вот наступил тот самый день, с которого началась цепь событий, что перевернула мою жизнь с ног на голову. Точнее она уже непрочно держалась на шатких ножках, но когда ты любишь и отдаешься полностью этому прекрасному чувству — мир перестает быть реальными и превращается в сказку, которой, как всем известно, рано или поздно приходит конец. Вопрос только один, какой это конец?

— Вик, — хриплый голос Егора в трубке. — Квартиру отца обнесли. Он с дачи вернулся с дядей, а там полный разгром.

— Господи боже! Он же не пострадал? — взволнованно спросила я.

— Нет, но он, конечно же, нервничает. Ты не против, я его к нам на квартиру привезу, он у нас поживет, пока я там все в порядок приведу?

— Ты еще спрашиваешь?! — возмутилась я. — Конечно!

— Можешь с работы пораньше уйти, чтобы его встретить?

— Секунду, — я поставила звонок на удержание и обернулась к Мише. Начальник, едва услышав новость, замахал руками. Я же благодарно кивнула. — Хоть сейчас могу приехать!

— Отлично, бери такси и к нам, я его тогда с тобой отправлю и с вещами первой необходимости.

Через час я уже стояла возле подъезда дома, где жил отец Егора. Пожилой мужчина был бледен, но собран и серьезен.

В квартире действительно творился полный бедлам. Егор, как и отец, был бледен, по скулам у него ходили желваки, он был напряжен как струна.

— Полиция приехала?

— Нет, ждем, они на такие вызовы не спешат.

— Что-то пропало?

— Ой, и не знаю, Викочка. Столько всякого добра. Столько всего было. Столько памяти! Больше памяти, — отец Егора прижал сжатую ладонь к груди, туда, где билось сердце.

— Пап! — Егор дёрнулся к отцу. — Кончай переживать! Это все ерунда! Я все сделаю, будет, как было, даже лучше, давно надо было ремонт сделать. А ты сейчас с Викой садишься в такси и едешь к нам.

— Да, Михаил Федорович, — закивала я. — Там и ужин, и комната хорошая. Не переживайте.

— Дети, — мне показалось, что выдохнул он это тихо, но с какой-то затаенной надеждой.

Егор остался разбираться с делами и полицией, а я не рискнула сейчас поднимать вопрос о том, что это могло быть причиной обращения квартиры в хаос, ведь не так давно, по рассказам Семена Семеновича, тоже самое случилось с квартирой Тани. Если совпадения бывают, то это они, а иначе, кто-то что-то ищет.

Спустя столько времени?

По дороге в такси Михаил Федорович все сокрушался, что надо было дома остаться, а не по дачам кататься, на что я заметила, что иначе все закончилось бы не разбросанными вещами по квартире. Пожилой мужчина тяжело вздохнул, но возразить ему был нечем.

Такси остановилось возле дома, выпустив из салона тепло и двух уставших, взволнованных людей. И тут отец Егора вспомнил, что таблетки, которые ему следует принимать, так и остались в той самой разрухе, в которую обратилась квартира. Аптека была через дорогу, и мужчина наотрез отказался, чтобы я сходила, и отправил меня домой, а сам пошел изучать этикетки, потому что помнил, лекарство от давления лишь внешне.

Я же, прихватив небольшую сумку с вещами, поспешила в квартиру, чтобы поставить чайник и разогреть ужин для переволновавшегося мужчины и подготовить комнату, где он мог бы отдохнуть. Я так задумалась, что оказавшись возле хорошо знакомой мне двери и лишь толкнув ее рукой, поняла, что она открылась без помощи ключей, зажатых в ладони. Я отшатнулась в коридор, развернулась и бросилась...

Куда и зачем я уже не помнила, острая боль разбила голову на части и отправила меня во тьму.

Что-то постоянно не давало упасть в полную тьму и расслабиться, а так хотелось, я так стремилась туда. Там не было образов и звуков, запахов, воспоминаний, там не было света. Я глубоко вдыхала, стоя на «границе», и та самая вожделенная тьма просачивалась сквозь поры, заполняла нос и рот, как в каком-то фильме ужасов, но меня не пугало это, наоборот, я еще глубже ее вдыхала

— Вика, Викочка! Господи, крови-то сколько, Вика! Потерпи, потерпи, доченька! Скорая сейчас приедет...

Голос. Вроде знакомый, а вроде и нет, почему-то тьма его пугалась, она отхлынула от лица, но цеплялась за ноги.

Папа? Нет, у папы голос ниже. Папа курил, оттого пах сигаретами. Этот запах бесил у других, но отцовский был дорог. Папа чуть хрипит. А кто тогда?

Тьма опять подкралась к лицу.

— Пожалуйста, сюда, сюда быстрее!

Что-то рядом грохнуло, вроде и не сильно, но так, что уши резануло, я скривилась, стараясь уползти от звука глубже во тьму.

— Полицию вызвали? Кто удар нанес, видели?

— Нет, — сокрушался голос, — я вот только из аптеки пришел, смотрю, а она лежит, и крови столько!

— Ну, крови немного. Не пугайтесь! Вас как зовут?

— Михаил.

— Михаил...

— Михаил Федорович...

А я знаю это имя... Знаю!

— Девушку как зовут, Михаил Федорович, знаете?

— Вика. Это невеста моего сына!

Вика...

— Не волнуйтесь, Михаил Федорович, сейчас глаза откроет ваша Вика. Ну вот!

Тьма отступила резко, и нахлынул свет, слезы брызнули из глаз, потому что вместе со светом пришла боль. Силуэты все же стали обретать очертания, свет тускнел, обратился захудалой лампочкой в общем коридоре первого этажа знакомого подъезда и фонариком в руках женщины. А вот боль не унималась

— Кто-то сильно вас по голове ударил, кожа повреждена. Кровит, но все не критично. Вика, слышите меня?

— Да...

— Очень хорошо. Вы этого мужчину узнаете? — женщина в синей куртке указала на отца Егора, который стоял рядом со мной на коленях.

— Боже, — моя ладонь закрыла глаза. — Как больно, — рука потянулась к затылку.

— Не надо так делать, — аккуратно перехватила мою руку врач. — Сейчас я вас чуть подклею, и поедем в больницу. Так мужчину помните?

— Да... Конечно. Михаил Федорович, папа... Егора Зиновьева.

— Отлично, что помните последнее?

Я крепко зажмурилась, чем вызвала новый спазм боли.

— Дверь... была открыта, в квартире кто-то был.

— Да, этот кто-то вам и нанес травму. Тошнит?

Я постаралась пробиться сквозь ощущения

— Вроде нет.

— Сейчас мы с вами встанем, и затошнит, — обрадовала женщина, — не пугайтесь — это нормально, — она размотала толстый шарф и передала его Михаилу

Федоровичу. — Хорошо, что вы одеты были плотно, одежда смягчила удар, особенно когда вы упали, — задумчиво произнесла врач скорой. — Михаил Федорович, дайте мне свой номер телефона. Нужно Вику в больницу отвезти, поедем в Третью Советскую, — опережая вопросы мужчины, проговорила врач. — Там девушку осмотрят. Я вам наберу, как довезем и сдадим. Телефон и документы с собой есть, Вика?

— Да...

— Умница, так теперь осторожно встаем.

Она оказалась права. Как только я встала, мир пустился в дикий пляс.

— Боже...

— Все хорошо. Сейчас дойдем до скорой я тебя поудобнее усажу и отдохнешь.

— Михаила Федоровича ... нельзя оставлять, вдруг его... ему.

— Егор уже мчится, Вика, — замахал руками пожилой мужчина — Езжай! Мы разберемся со всем.

Я не стала сопротивляться и возражать, тем более что из квартир показались и давешняя бабулька и муж Яси, который, похоже, спал после смены. По крайней мере, Михаил Федорович не один.

Муж Яси помог довести меня до машины скорой, где я опустилась в кресло, сжала кулаки, потому что тошнота опять напала вместе с головокружением.

***

Егор метался по разоренной квартире, точно загнанный зверь. Сердце Михаила Федоровича сжималось от боли, глядя на сына, тот был бледен, взгляд затравленный. Мужчине всегда легче принять удар самому, чем беспокоиться за того, кто для него очень важен, а сидеть и ждать — это худшее наказание. Особенно тут, где все Егору напоминало о хорошем, они же с Викой наверняка часто пили чай и болтали о своих молодых делах на этой маленькой кухне.