Я переоделась, расчесалась. Новая блузка с жакетом. Брюки черные. Сто лет так не одевалась. Обычно же джинсы и свитер.

На телефоне уже высветилась куча сообщений от полуночников из сообщества программеров и игроков, которым надо было решить проблемы, посоветоваться, просто сообщить интересную новость, и Васька, который опять пытался втюхать игру своего друга уже с поправками для оценки.

В коридоре мы столкнулись с Аней, которая повращала глазами, видимо, пытаясь что-то до меня донести о моем внешнем виде, потом подруга плюнула, широко улыбнулась и показала большой палец.

Когда я вошла на кухню, Егор подскочил. Одеяло упало на пол. Мужчина же заозирался, пытаясь вспомнить, где он вообще находится.

— Сколько времени? — замотал он головой.

— Семь двадцать.

— Почему не разбудили?! — поверг он меня в шок своим возмущением. — Меня ждали с утра!

Я приблизилась к нему и подняла упавшее одеяло.

— Обычно, тому, кого очень ждут, звонят. Ну, или тот, кого очень ждут, обычно ставит будильник. Ваш телефон рядом с вами лежал, — вкладка на панели задач ноута мигала. Я наклонилась и открыла программу. Пароли под основные папки были подобраны.

Внутри вскрытого контейнера не меньшая куча фотографий. Анализы, медицинские заключения. Счета. Какие-то «вордовские» файлы.

— Все, что могла. Извините, мне на работу пора, — я вышла из кухни, в своей комнате сняла блузку и жакет, небрежно бросив на диван, нацепила привычный свитер, быстро втиснув ноги в кроссовки и руки в рукава крутки, крикнула Аню, сообщив что, гость скоро отбудет. И ушла.

На самом деле, мне было еще рано на работу, сегодня была не моя смена, и даже если бы была, я приду на работу за час до начала рабочего времени. Что же. Запущу сервера и посплю в своем любимом кресле. Оно надежнее многих людей.

***

За окном старого, переделанного под офисы здания, транспорт исправно поливал обочину грязью из подтаявшего снега смешанного с пылью, мусором и мокрой землей.

Прохожие, как могли, от брызг, летящих из-под колес, уворачивались, иногда почти вжимаясь в грязные стены домов.

Провинциальные города такие невзрачные. То ли дело столица.

— Как ты тут столько прожил вдали от цивилизации? Я поражен твоей выносливостью, — Виктор Войцеховский приложился к бокалу, наполненному на четверть отменным виски. Его в родном городе жены всегда тянуло выпить, потому что Виктор просто не представлял, как на трезвую голову смотреть на уныние и безнадегу за окном.

— Ты же понимаешь, Вить, если работать, то в окно таращиться некогда, а отдыхать… так можно и не здесь.

— А ты хорошо работаешь, Дим.

— Это вопрос или утверждение? — напрягся Никлясов.

Виктор усмехнулся.

— Утверждение. Ты знаешь, как я к тебе отношусь. И ты знаешь, что я тебе за многое благодарен.

— Вить...

— Нет, дослушай, раз я начал. Мы с тобой много через что прошли, и теперь, — он прокашлялся, — теперь мы с тобой сами будет искать того, кто будет делать это, — он обвел рукой кабинет, — за нас. Надо двигаться дальше. И сейчас самое время.

Фонари над магистралью мигнули, собрались с силами, дабы трудиться долгую, мокрую, ветреную ночь, и стали разгораться все ярче, окрасив поначалу мир в нежно розовый, потом в нежно желтый, а затем уже и в какой-то непередаваемый оттенок оранжевого.

— Прости, но я не совсем ухватил подтекст, — Дмитрий Сергеевич Никлясов отложил бумаги в сторону и повернулся к Войцеховскому.

— Тут уже не слухи, а факт — со следующего года гайки будут сильно закручиваться, это понятно, и чем дальше, тем сильнее. То, на чем мы поднялись, больше не работает так, как раньше, сливки не собрать, а если и собрать, то крайне жидкие, — Виктор закурил, глубоко вдыхая сигаретный дым, и прислонился к подоконнику. — Да и я уже от этого устал. Мы с тобой, Дима, давно должны подрасти и стать законопослушными гражданами с идеальной репутацией.

Мужчина, занимавший должность директора фонда, учредителем которого являлась бывшая супруга Войцеховского, поджал губы:

— Я уже давно это предвидел, босс.

Да, именно Виктор Войцеховский всегда был и останется для него тем, за кем он пойдет и в огонь, и в воду:

— И что говорит тебе твоя чуйка?

Виктор повернулся и во мраке широкая улыбка его была зловещей, как у клоунов в дурацких голливудских фильмах.

— Оборонка, Дима, родная оборонка.

— Я заметил, что часть, — Дима запнулся, — существенная часть была направлена...

— Да-да, — махнул рукой Войцеховский, — это хорошее вложение, теперь у нас есть такая возможность. Госконтракты, Дима, в своей цене уже содержат откаты. И оборонка сейчас — новый вызов.

— Пробьемся ли через стену генералов?

— Мы их перелетим, — сверкнул глазами босс. — Благодаря тому, что помогали очень хорошим людям быть еще лучше. Сворачивай тут все. И поехали в Москву, ты мне там нужен, а не тут эти гроши перебирать. Наше время в этой волшебной сфере ушло, уступим место молодежи. Про крипту мы с тобой под хороший коньяк и красивых девок сможем порассуждать.

— Что ж, у нас не перед кем обязательств нет. А что будет с фондом?

— Ну, Нинку нравится вся эта муть. Только надо ее перетащить в Москву, я сюда ездить не хочу, — Войцеховский передёрнул плечами. — Найдем ей милого директора. Пусть носится с мелкими. Но только с мелкими, — как будто для себя отметил Виктор Александрович. — А говоришь, не перед кем долгов нет?

— Свои только. Есть тут у нас один хмырь. Двадцать лямов утянул. Я все дыры прикрыл с общака. Но вернуть-то надо, а то как-то обидно.

— Разве это для тебя проблема? — удивился Виктор.

— Нет, конечно. Но мне интересно, как он, в его не просыхающем состоянии, это провернул. Хотя есть еще одна персона...

— И кто же? — хмыкнул Войцеховский.

— Ирка.

Бровь Войцеховского приподнялась:

— А я тебе говорил, не смешивай половое с рабочим.

— Я редко ошибаюсь в людях, а от нее не ожидал. Она же помешана на деньгах, но еще и труслива. За подачки все сделает, и делала вроде хорошо свою работу.

— А что случилось?

— Неродные надо было прокрутить. Обычная сделка. Стандартная схема. Между нашими. Причем, ни у кого не возникло вопросов. Даже у хмыря. А денег нет. Испарились.

— А причем тут Ирка? Она вроде в этих схемах и не участвовала, только приводила и так, по мелочи.

— В том то и дело, что я сам бы не понял, что она имеет к этому отношение, если бы девка про сумму мне не ляпнула. А она ее знать не могла. А когда я ей пригрозил, она, знаешь что, заявила? Что пойдет к Власову.

— К кому? — Виктор сощурился, бокал с виски замер в руке. — Это тот Власов, о котором я думаю?

Никлясов отвечать не стал, просто коротко кивнул.

— Она что-то может ему дать?

— Ничего. С ее знаниями колоду не собрать. Но Власову-то и не нужно собирать, ты же понимаешь?

Глаза Войцеховского неодобрительно сверкнули.

— Прогнозы? Хотя, я знаю, что ты решишь вопрос. Но самое главное, когда начнешь «восстанавливать справедливость», делай это так, чтобы Нину не задело. Потому что иначе отношения у нас с тобой могут испортиться. И насовсем! А что с хмырем?

— Пережал.

— Ну, Дима…

На самом деле на работу пораньше иногда приходить здорово. Можно не открывать жалюзи, оставив сумеркам право властвовать в огромном помещении. Можно стоять у окна и смотреть сквозь тонкие щели меж пластиковых полос на раскинувшуюся, еще не скованную льдом хмурую реку. Можно включить музыку. И пусть динамики слабенькие, и ими редко пользуются, оттого первые звуки выплюнут в дополнение облачко пыли, но нежная мелодия пролетит свежим ветерком по замершему пространству. Тот самый "Рассвет".

Здесь пока еще прохладно, относительно чисто после вечерней уборки и безлюдно. И на душе спокойно среди белых стен, черных столов и кресел, ну и, конечно же, тех, кому, совершенно чужды эмоции. Эти обитатели нашего офиса здраво мыслят, точно оценивают ситуацию, и пока не научились понимать, какую боль могут причинять абсолютно верные и логичные решения.