— Какая гадость! — скорчила гримасу хозяйка.

— Но так и есть, — он встал, и, приблизившись к застывшей, словно каменное изваяние, бывшей жене, опустил свои большие ладони ей на плечи. — А я простил тебе твое малодушие и заблуждения. И надеюсь, ты стала благоразумнее, и не будешь видеть призраков там, где их нет.

Нина Павловна вдруг к удивлению Леры Александровны, поникла.

У хозяина зазвонил телефон. Он наклонился, непринужденно поцеловал бывшую супругу в макушку и, перехватив вибрирующий кусок пластика и металла, практически насвистывая, отправился в ее кабинет, дабы поговорить с кем — то крайне для него важным, настолько важным, что ради этого разговора надо было оставить попытки возродить семью и обжигающий кофе, который Виктор так любил.

Хозяйка же, подняв голову, посмотрела на Леру Александровну, и когда она заговорила, в ее голосе помощница услышала… металл?

— Позвони Марьяне, мне надо с ней поговорить.

Лера безропотно повиновалась. За последние пару дней с Ниной Павловной произошли разительные изменения.

Она всегда была открытой, яркой, любящей жизнь. Да, смерть любовника отразилась на ней, но после того, как Виктор Александрович сообщил ей о предательстве Артема, она словно потускнела.

Веточка тонкая — тонкая переломилась и повисла на лоскутке коры, и может, есть надежда, что она прирастет обратно, но тогда останется шрам, но скорее всего она сломается, и все уже как прежде не будет.

Лере было не жалко хозяйку, она болела и переживала вместе с ней, будто была частью ее. Это странно, но они слишком долго были вместе. Нина Павловна наняла женщину в помощницы, когда бывший муж только начал покорять волны предпринимательства. Изначально, Лера Александровна предполагалась в няньки будущему Войцеховскому младшему, помощницей по хозяйству. Но жизнь сложилась несколько по-иному.

И вот теперь, для Леры Александровны, не имевшей своей семьи, ребенком стала сама Нина. И женщине, как истой няньке, было безумно страшно за свою воспитанницу.

Звон отвлёк от грустных мыслей. Хозяйка стояла возле стола и смотрела на кусочки белой фарфоровой чашки, рассыпанные по полу.

Лера вдруг испугалась, не дай бог, хозяйка поднимет с пола один из осколков. Время будто замедлило бег. Но… Нина Павловна вдруг подхватила пальцем тонкую чайную ручку чашечки, в которой остывал хозяйский кофе. Потянула его, довезла до края, а потом резко дернула, заставив белый фарфор встретиться с полом, разбиться, разбрызгать коричневую жидкость.

— Никогда не прощу! Никогда…

Стекла маршрутки запотели. Снаружи их омывал дождь, а изнутри плакал уже конденсат. Его «слезы» не срывало встречным ветром, они сбегали ручейками до черной резиновой рамы, образуя на ней импровизированные заводи. А когда «уровень» воды превышал допустимый, заводи сбрасывали лишнее, как импровизированные затворы водохранилищ.

Гул двигателя убаюкивал, и, если бы не частые кочки и пустые остановки, на которых водитель притормаживал в надежде на новых пассажиров, мне кажется, я бы уснула. Этому способствовала и тихая мелодия, лившаяся из наушника, я даже не разбирала ее, она шла каким-то далеким фоном, мягко касаясь уставшего разума.

Понедельник полностью отработал статус тяжелого дня.

Антон был весь в заботах: с родней в Астрахани несчастье приключилось — сгорела квартира. Слава Богу, никто не погиб и даже не пострадал. У соратника по работе была большая семья, правда, отец давно уже умер, зато мать и две ее сестры (Антоновы тетки) с многочисленными прямыми отпрысками, внуками и снохами, зятьями, коровами, курами, свиньями и собаками (ну и куда же без котэ), проживали в пригороде Астрахани, вели весьма приличное хозяйство и представляли собой местный клан. Там же проживали и двое младших братьев Антона, которые еще только перевалили за вузовский экватор.

А вот уже в самой Астрахани, в той самой квартире, которая сгорела, проживали две Антоновы сестры, поступившие в этом году в универ. И может мать и могла все решить сама, подключив неисчислимых родственников, но девочки струхнули, ибо виновницами пожара являлись именно они, точнее, одна из них, забывшая выключить утюг, прежде чем, уткнувшись в телефон, отправиться утром пятницы на учебу.

Конечно же, у них источников дохода, кроме разве что небольшой стипендии (и мамы), не было. И чтобы не выхватить от родительницы, они упросили старшего брата помочь деньгами и знакомыми, которые в свою очередь могли помочь с ремонтом. Антон, разумеется, негодовал, но умудрялся совмещать ответы на заявки клиентов, корректировку кода в загрузочной программе, а параллельно виртуально посещать строительные супермаркеты, упрашивать соседей девочек снизу не подавать в суд на возмещение ущерба, и общаться с мастерами, готовыми взяться за квартиру и в кратчайшие сроки сделать ее пригодной для проживания, и все это, находясь за несколько сотен километров от «эпицентра».

Мне казалось, что он переживал еще и из-за Ани, с которой они планировали провести следующие выходные где-то за городом. Однако, в свете последних событий, их поездка в спа-отель на берегу Волги накрывалась медным тазом. Конечно, конфетно-букетный период у них еще не закончился, но это же глупость за такое переживать, Аня — вполне разумный человек, все поймет. С ней надо разговаривать, но Антон, видимо, терял последний разум при виде подруги.

Клиенты на работе были агрессивными сверх обычного. И все (как назло) непростые, из тех, кто приносит нашей конторе самый ощутимый доход. Лишнее слово в их адрес грозило тем, что до тебя «снизойдет» сам коммерческий директор и объяснит жестами, что тебя зовут Хуан.

Оттого Миша устало шипел в трубку, я в очередной раз спокойным тоном объясняла, что переустановка клиентской системы в нашу обязанность (да еще удаленно) ну никак не входит. А Антоха летал по городу (плюнув на все) как электровеник, с постоянно разряженным телефоном и ноутом.

После обеда позвонила мама… С ней связалась Саша, поставив, так сказать в известность, что вышлет доверенность на Екатерину Валерьевну, дабы последняя поспособствовала оформлению наследства после матери. Саше нужны были мамины паспортные данные, который я должна была переслать двоюродной сестре по электронным каналам связи.

— Я Васятке позвонила, — поведала мне мама, — он решил, что можно и помочь.

Почему-то это меня вывело из себя гораздо сильнее (и быстрее) нерадивых клиентов.

Васятка, значит, решил! Серьезно? А у меня он спросить не мог? Мама только успокоилась, и ее сейчас во все это опять с головой?! Он, зараза такая, сидя в Москве, знать не знает, как тяжело было ей пережить случившееся. А теперь у нее опять давление скакать будет и корвалол пузырьками уходить. И папа опять будет волноваться.

— Мам, я сама разберусь с этим.

— Викочка, ну, когда тебе с твоим графиком? — вздохнула мама. — С банками надо воевать. Все справки по срокам. Там не столько имущества, сколько проблем.

— Надеюсь, что Саша в курсе, — не удержавшись, съязвила я. — Мам… Ты только, пожалуйста, не волнуйся, ладно?!

Надо бы Васятке тоже позвонить…

С этим странным чувством далеко не в семь, а где-то в районе девяти часов вечера, я выползла с работы.

Темень и дождь нахлынули и смыли все ощущения после нагретого светлого помещения, присовокупив усталость и головную боль. Лужи хлюпали под ногами, свет фонарей разгонял тьму едва-едва. Дышалось тяжело и с трудом. Когда на тебе висит целая наковальня проблем, которую не скинуть, меня всегда преследует это ощущение.

Телефон запел.

— Привет, водолейчик! Скинул тебе по смс телефон человечка из горбольницы, если тебе так уж надо туда попасть, позвони, — Игорь явно был где-то на открытом пространстве, судя по звукам, вокруг него гулял ветер.

— Спасибо, — ошарашено пробормотала я, даже остановившись. — Как тебе удалось?