Я помчалась за ним, Маша пыхтела сзади.

Как Егор понял, в каком из помещений гримерка, я не знала. Но он точно знал, какую ручку резко дернуть вниз и куда сделать уверенный шаг.

Комната была достаточно большая, разместить пять музыкантов было не проблемой. Зеркала, стойки для одежды, кресла и удивленные замершие люди. Они ведь знали о том, что у Артёма был брат (после смерти музыканта, конечно), да и Егор рассказывал, что приходил и общался с членами группы, но сейчас они смотрели на него, как на призрака, а призрак буравил взглядом Богдана.

— Егор Зиновьев, каким судьбами? — Богдан развернулся, окинул нас взглядом. На красивые губы наползла понимающая усмешка. — Уж не с тобой ли у меня встреча?

— Пятница. Маркиза. Навигатор, — Егор шагнул к Богдану. Они оба были одного роста. Только Богдан, если и был напряжен, то виду не показывал, а вот Егор был весь, точно камень. — Мы поговорим при всех или наедине?

Приятное лицо вокалиста вдруг потемнело.

— Ребят, можно? Маш...

— Я не уйду, — сложила руки на груди моя родственница, и, если бы взглядом можно было убить, Маша давно уже отправила бы на тот свет и меня, и Егора. — Вы хотели послушать музыку...

— И они ее послушали, солнышко, — у вокалиста было время, чтобы оценить обстановку. — Садись. И молчи, дай поговорить взрослым, хорошо?

Мужчина поманил пальцем, и девушка послушно подошла к нему и села рядом. Музыканты, кидая странные взгляды на Богдана и Егора, удалились, тихо закрыв дверь.

Повисла тишина, ее нарушила я.

— Это произведения Артема и Насти. Не ваши.

— Да, это их песни. Все до одной, — он не стал отпираться. Говорил открыто и прямо. — У нас с ним был уговор, как бы не выгорело дело, в котором я ему помогал, он отдает мне песни и музыку целиком без авторства.

— Как он добыл деньги? — Егор, не мигая, смотрел на мужчину перед ним.

Богдан молчал.

— Ты знал про Войцеховскую?

— Знал, — решил-таки ответить вокалист.

— И ты не боялся ее?

— Ее нет, — усмехнулся Богдан. — Ее бывшего мужа — да. Это ведь его, — губы мужчины скривились, — дело. Она, мне кажется, и не в курсе того, что проворачивает ее олигарх.

— А Ира? — подал голос Егор.

— По горло в это дерьме. Она искала лохов, в том числе и по моим наводкам, которым нужны были быстрые маленькие деньги, и которые мало что понимали в этом, считая, что ни за что ответственности не несут. Студенты, приезжие, мигранты, маргиналы, детдомовцы. Она их окучивала. И направляла до определённого момента. Некоторых вела до последнего.

— Но если Войцеховская не замешана, почему он не мог обратиться к ней за помощью и получить деньги на лечение Насти?

— Это большие деньги, Войцеховская не столько богата, чтобы раздавать такой объем, особенно после развода. Тем более на лечение шанс был весьма призрачный, Настя летала в мае в клинику в Испании на обследование, и там ей сказали, что новая трансплантация, скорее всего, не приведет к улучшению, а может, и наоборот.

— Почему?

— Я не врач, — пожал плечами Богдан. — Она жила с этим недугом с рождения. Может быть, организм сам уже сдавался, ведь ему приходилось работать на износ. Артем же был одержим. Он готов был на все. И мне кажется, Настя это чувствовала. Она смирилась и хотела жить без клиник, без постоянного контроля. Просто творить. Но он не отпускал. Он просто не умел этого делать.

— Вы с ней виделись? — я была удивлена.

— Да, она приезжала год назад где-то. Хорошая девочка. Очень талантливая. Жаль, что жизнь с ней так поступила.

Опять повисла тишина. Траурная. Богдан был искренен. Ему действительно было жаль и Артема, и девушку.

— Это ведь были вы! — сказала я, наконец, голос мой прозвучал тихо-тихо, но будто оползень набрал силу и врезался в тишину, расколов ее.

Богдан посмотрел на меня:

— Прости. Я не хотел ударить, оттолкнуть хотел, а ты развернулась. Неудачно вышло...

Егор сжал кулаки, и я почти слышала, как зубы его заскрежетали.

— Я тебя убью! — прошипел брат Артема.

— Давай, попробуй! — Богдан тоже завелся. — Эти песни принадлежат мне! Я слишком много отдал за них! Я тоже рисковал! — он приблизился к Егору почти вплотную.

Я же сделала шаг и самую тупую вещь на свете — протиснулась и встала между ними, рискуя получить от взбешенных мужчин.

— Убей лучше того, кто не спас твоего брата, — выплюнул Богдан.

Егор побледнел. Его рука вдруг схватила мою ладонь и крепко сжала. Я накрыла его руку своей.

— Кто... — любимый почти всхлипнул.

— Ирка.

Мы с Егором лишились дара речи.

— Как...

— Она ведь все это провернула. Ирка давно в это системе, именно она и давно еще нашла чувака, который торчал, как не в себя, он отпрыск какой-то шишки, которая от семейного позора отказалась. Но нарик был особенный, богема. Сам мазню писал периодически. Он хорошо вписывался во все мероприятия, умел себя подать. А потом он еще и от Ирки поплыл. Он бы для нее все сделал, разве что торчать бы не бросил. Его назначили директором, очень хорошим директором, его «мойка» держалась дольше всех, потому что через нее прокручивали уже почти чистый легал. Артем просил Ирку помочь, он был готов на что угодно. А это влюблённой в него с детства дурочке и надо было. Она, якобы по велению сверху, велела нарику подписать договор купли-продажи. У нее были все документы его фонда. Она его "курировала". По договору фонд чувака продал «чужое» помещение, в том плане, что оно должно было уйти на конечном этапе нужным людям, а ушло обычным покупателям, не замешанным ни в чем. И получил реальные деньги. Положил в ячейку. Я думаю, нарик даже не понял ничего, они так часто делали. Чем больше сделок проходят деньги, чем белее они становятся. Только вот незадача. В этот раз вышел облом. Ирка ключ от ячейки взяла, а Артем как раз зарегистрировал фонд на себя. Но он боялся, что не успеет, что хватятся. Он должен был тебе сказать, — ткнул Богдан пальцем в Егора. — Чтобы ты его подстраховал. Точнее Настю. Ему на себя было глубоко плевать. Он снял ячейку на твое имя в банке и туда все перетащил из нариковской. Там банк веселый, сотрудники не входят с тобой в хранилище, чуваки, которые отмывкой занимаются, часто такой трюк проворачивали. А потом... Он позвонил в клинику в Израиле, ждал реквизиты перевода, и подтверждение, а ему позвонили из больницы. Девчонка, в общем... Когда он узнал, что Настя умерла, он был на гране помешательства, он потерял близкого человека, подставил под удар нарика, долгов набрал. Ирка утешала его, она стояла рядом с ним на том чертовом балконе и говорила ему, что они все преодолеют, что уедут, у нее есть деньги, много денег, и все будет хорошо. А он ей сказал, что никогда в жизни ее не любил, и что теперь сам умереть хочет.

Богдан замолчал, но Егор, продолжавший сжимать мою ладонь, хотел знать все до конца:

— Дальше...

— Ему было очень плохо. А она… У нее крышняк поехал. Она рванула в комнату, там, в рамке стояла фотка его с Настей. Ирка вытащила ее, помотала перед носом Артёма и рвать начала, злорадно так улыбаясь. Молча. Аж сочилась ненавистью. Он рванулся к ней, хотел забрать то, что осталось, но поскользнулся. Дождик прошел, а там, на полу старая плитка… Скользко.

— Ты лжешь! — прохрипел Егор.

— Я это видел своими собственными глазами.

— Как?

— Я посоветовал Артёму снять эту квартиру, моя соседняя, наши балконы рядом. Это помогало, мы часто вместе работали над музыкой.

— Нигде в протоколах нет об этом сведений. Как и о фото.

— А откуда имя взяться? Я неофициально снимаю квартиру у того, кто не хочет, чтобы об этом знали. А фотка… Обрывки, наверное, среди листвы застряли или ветром унесло.

— Дальше...

— Он... Он поначалу уцепился руками за ограждение. Но было скользко. И она не помогла. Попятилась... А потом вообще через перила перемахнула. Я уж подумал, что все, трындец. Второй труп. А там последний этаж в доме надстроен был еще в советские времени, и вдоль стыка шел жестяной карниз, между балконами метра три, она просто по нему побежала, хотя сама должна была свалиться, но нет! Четыре шага, и она пришла ко мне. А он... Разжал руки.