Помня номер кабинета из сообщения, я, прошагав по мягкому ковру по длинному коридору, остановилась у нужной двери, тихонько постучалась и, не дожидаясь разрешения, вошла.

Егор разговаривал по телефону, отвернувшись к окну. Собеседником был определенно клиент, потому что слышалось много привычных нам (работающим в сфере услуг) «да, конечно» и «мы постараемся».

Кабинет был небольшой, на двоих, и делил его Егор с особью женского пола, потому что на шкафу рядом с пустующим сейчас креслом стояли забавные вещицы, присущие только чисто женскому антуражу.

А так, малахитово темные стены, темные — черные шкафы. Мне цветовая гамма определенно нравилась, я люблю темный цвет.

Стол Егора стоял чуть подальше от входа ближе к окну, и на нем в отличие от женского ближнего к двери, не было ничего лишнего кроме монитора, клавиатуры от стационарного компа, ноутбука, того самого, с которым мы познакомились еще в первую встречу с господином Зиновьевым, мышки от стационарного же компьютера, подставки для ручек, органайзера и телефона.

Аскетичненко для юриста. А где же толстые многотомники законов, кучи договоров и прочей бумажной жути?

Я присела на край стула, потому что рюкзак снимать было лень (я надеялась, что мы быстро покинем офис) и засмотрелась в окно, вид был шикарный. Убегающая вдаль, разбивающаяся о сияющий огнями мост белая лента замершей реки, машинки — крохотные блохи, ползущие по мосту, яркие капельки — люди на набережной под светом фонарей. От этого вида веяло свободой, и очень хотелось бы этой свободой воспользоваться, жалко крыльев нет.

Я так крепко задумалась, что не сразу заметила, что Егор закончил разговор, и, улыбаясь, смотрел на меня.

— Такое впечатление, что ты в голове какой-то свой алгоритм пишешь.

— Код.

— …?

— Код пишу, а не алгоритм, — я глубоко вздохнула. — Нет, просто любуюсь и поражаюсь, как у тебя — юриста бумаг на столе меньше, чем у меня, нет бардака, и все цивильно. Это мой стол по-хорошему так выглядеть должен.

Егор хитро сощурился и приоткрыл шкаф за своей спиной, там высилась гора из листов формата а4, и она при открытии дверцы опасно накренилась.

— Это только черновики, — улыбнулся мужчина.

— Моя совесть начала успокаиваться, — рассмеялась я.

Он встал, обошел стол, присел рядом на корточки и прижался губами к моим. Мне безумно нравилась его повседневная, вот такая вот нежность. Когда мы гуляли, когда сидели в кафе, когда утром варили кофе на кухне. Скажите, слишком быстро? Нет, очень, очень медленно, хотелось быстрее! Хотелось всего и сразу!

— Дашь мне еще пол часика? — прошептали мне на ухо.

— Да, конечно, — на самом деле хотелось в тепло кроватки.

Боже, я теперь Игорь!

— Садись сюда, — он подвинул посетительское кресло к окну, поближе к себе. — Давай вещи. Кофе хочешь?

— Э, нет, спасибо, я сегодня им упилась.

Он положил мою крутку и шарф на кресло соседки.

— А как же тот, кто этот стол занимает?

— Олеся сегодня не приедет, у нее суды, — задумчиво посмотрел на свой органайзер Егор. Это определенно был его почерк, и было видно, что писать он уже отвык. Либо никогда не страдал склонностью к каллиграфии, как и я.

— Она тоже юрист? — я приподняла бровь.

— Здесь все юристы, — улыбнулся Егор, — Кроме уборщицы, хотя, возможно и она уже скрытый юрист. Олеся занимается семейными делами, разводы, делёж имущества и детей, алименты.

— Отличная сфера для скандалов, — скривилась я.

— Да уж, то еще удовольствие, — кивнул Егор. — Я б не смог смотреть на все эти сопли-слезы-терзания. Меня во время консультаций-то в дрожь бросает. Двойственное чувство. С юридической точки зрения прекрасно понимаю, но с морально-этической... Вот сидят тут двое, она и он вопят, что им не нужны дети. И перебрасывают их, как мячики. Или представь, есть такой договор. Рента пожизненная называется. Где ты в обмен на имущество выплачиваешь бывшему собственнику денежку, ну, например, он тебе квартиру, а ты ему раз в месяц десятку.

—Типа ипотеки? Круто.

—Тут в зависимости от возраста и здоровья собственника, а также удачи, ты можешь платить еще подольше, чем ипотеку. Но не суть. И вот приходят к Лесе мать и сын. Вообще, по закону у нас дети должны содержать нетрудоспособных нуждающихся родителей. А тут. Я хочу ему по договору ренты квартиру отдать. Пусть он хотя бы коммуналку платит. И ладно бы сын — лет двадцать, так нет ему за сорок, ей за шестьдесят. К слову, в других странах в этом нет необычного ничего, но у нас как-то принято опекать родителей.

—Не у всех, к сожалению. У меня, знаешь, есть пример перед глазами. Семейный. Но если послушать обе стороны, то начинаешь путаться в собственных ощущениях. В том плане, что ты видишь и осуждаешь одну сторону конфликта, однако ее поведению есть веская причина, о которой ты имел мало представления, но которая в корне может поменять твой взгляд на проблему.

Егор знал про сложный треугольник из моей двоюродной сестры, тети Насти и мамы.

—Мда... — мужчина приподнял бровь. — И все равно. У нас все-таки присутствует некоторое азиатское уважение перед старшим поколением. Ну, во мне, по крайней мере, его воспитали.

—Как и во мне.

—Да, вот поэтому в эту сферу стараюсь не лезть, — усмехнулся Егор. — А ты представляешь, что некоторые за счет подобных договоров с родственниками хотят избежать или уменьшить размер алиментов или уйти от исполнительного производства.

—Это типа как своеобразное отмывание денег?

—Ну, скорее их сокрытие.

—А ты... Ты... разобрался, что случилось с Артемом? — импровизированный лед у меня под ногами загудел.

—Нет, — Егор нахмурился и повернулся к компьютеру. Эта тема была ему неприятна. — У меня не было времени, я лишь мельком проглядел содержимое ноута. Там было огромное количество файлов, их надо было систематизировать, но времени у меня было мало. Сама понимаешь.

—Прости, — я опустила глаза. Внутри все сжалось.

Он подкатился на своем кресле ко мне и приник к моим губам.

Дрожь пробежала по телу. Только не понятно от чего, его ли прикосновения или от того, что есть страшная тайна, что лежит в ящике стола у меня дома.

—Я все хотела спросить, ты ведь тогда скрывался у Саши дома, а потом появился все-таки. Почему?

— Выбора у меня не было. Тот, кто вышиб меня с трассы, искал ноутбук. Я хотел разобраться с тем, что на нем. Но… Диск, на котором содержались хоть какие-то ответы — пропал, Ира, которая явно что-то знала, уехала из города, и в спешке, как мне потом дядя рассказал. И она была уверена, что мне грозит опасность, и, похоже, сильно боялась за себя.

— Когда мы были у Саши, вы мне сказали… — начала было я.

Егор махнул рукой и сморщился.

— Это Саша хотел, чтобы я это тебе наплел, точнее всем. Он везде заговоры видит. Натура такая. А я чего-то так растерялся, что решил, лишним не будет.

— А что же было на самом деле?

— Когда я улетел с дороги, прилично приложился головой и сознание потерял, да еще трещина в руке. Виновник, видимо, хотел доделать дело, но ему помешали водители машин, которые видели аварию и начали останавливаться, они и скорую вызвали. Меня привезли в больницу местного райцентра, где я дня четыре провалялся с сотрясением мозга. Ноут, как ты понимаешь, был в машине все это время, в воде, по сути. Лобовое стекло было разбито и снег и дождь, салон заливали. Странно, что неизвестный за ним не вернулся, думал, наверняка, что его со мной в больничку отправили. Когда Саша прилетел из отпуска, он забрал меня из больницы и привез к себе.

— То есть, когда ты писал мне про Михаила Федоровича — сам был в больнице? — сердце кольнуло больно.

— Забей, малыш! Не переживай даже! — Егор нежно коснулся своими губами моей щеки. — У меня и похуже травмы были.

Смешно такое говорит, все равно, что велеть планете перестать вокруг солнца крутиться.

— А как ты все обставил, чтобы вернуться?

— Сказал, что после больницы в незнакомом городе, без денег и телефона… Пошел бухать!