Передо мной стояла уставшая женщина, которая не умела сострадать, потому что никто не научил ее этому чувству, которая хотела быть одна со своим котом и собакой, пить чай из единственной кружки и суп есть из единственной тарелки. И иного себе она не представляла, потому что, несмотря на семью, она всегда была одна.

Мама очень хотела, чтобы я высказала за нее все то, что накипело. Но я не могу. И не хочу. Не хочу браться кого-то осуждать. Особенно за то, чего не понимаю. И не хочу такого понимать! Не хочу! Потому что не умею ненавидеть, пока не умею…

Домой я ехала в растрепанных чувствах.

Саша сказала, что уезжает во вторник. Матери деньги она занесет в понедельник. Хочет лично отдать и может попросить прощения за грубость. Про долги я ей сказала. С ними, как оказалось, уже разобрался дядя Гриша, чтобы проценты не шли. Сестра даже передала ему ключи. А еще она хотела съездить на кладбище, хотя мне казалось, что ей не хватит сил. Несмотря на все, что случилось, она любила мать в меру того, как вообще могла любить.

«Я освободилась»

Сообщение Егору я отослала уже минут двадцать назад, но ответ пока не приходил. И лишь когда я уже заходила домой, пришло сообщение, что ему надо срочно доделать работу, и Михаил Федорович себя неважно чувствует, надо остаться и присмотреть.

Я была опять одна в холодной квартире с букетом ромашек и воспоминаниями о том, как мне было тепло всего-то пару часов назад, и как быстро все может поменяться.

***

Егор часто звонил и писал, рассказал, что отец отравился чем-то, но сейчас все хорошо. Что работы так много, что он едва успевает строчить документы. И что надо было уладить дела с разбитой машиной Михаила Федоровича, она так и осталась в области. Егору пришлось ехать и забирать ее на эвакуаторе, гнать сюда, снимать с учета и продавать то, что осталось, пока нашлись те, кто был готов купить.

Я же старалась успокоить разгневанную маму, которая видела ситуацию с Сашей исключительно в своем свете и в силу возраста и положения вряд ли бы изменила свое представление о племяннице. С возрастом мы костенеем в большинстве своем.

Антон на работе кидал на меня странные взгляды. Наши с ним беседы, всегда проходившие в веселом дружеском ключе, вдруг стали напряженными, и я перестала (вплоть до полного дисконнекта) понимать даже обычные фразы, потому что в его подаче они приобретали совершенно другое значение, нежели принято. Он вдруг стал обижаться на обычные бравады, держался от меня на расстоянии.

В пятницу утром Егор написал, что сегодня тоже занят. Меня это чуть напрягло, в голову сами собой стали заползать дурацкие мысли. Потому написавшие мне с предложением посидеть клубе Пашка с Ванькой стали надеждой на то, что я не проведу вечер в изобретении преступлений, творимых Егором против меня и нравственности.

Я обмолвилась за обедом о планах на вечер, и совершенно неожиданно Антон спросил, а не найдется ли ему место в команде? Я удивилась, но согласовав это с друзьями, дала добро на поход.

Когда мы подъехали к клубу, на меня нахлынули малоприятные воспоминания. Горечь и скорбь за Артема заставили потускнеть приятные ощущения от приобщения к виртуальному миру.

Но игра сложилась весьма удачно. Народу было мало, а под конец так совсем никого. Пиво немного сняло напряжение, расслабило мозг и придало сноровки пальцам, выскребло из глубины подсознания способность стратегически быстро просчитывать ходы соперника. Мне иногда полезна для хорошей игры баночка пива, она забирает с собой крайне выраженное в моем случае желание перестраховаться и не рисковать.

Разошлись мы в одиннадцать.

— Пошли, Лексевна, провожу тебя, — Антон тоже расслабился, смеялся, шутил, в общем стал тем Тонычем, каким он был до того дня, когда Аня решила, что для нее важнее.

От клуба до моего дома было километра два. И мы пошли пешком. На улице стоял легкий морозец. Снежок весело скрипел под ногами.

— Ты читал предписание сверху по поводу техподдержки?

— Не, не успел, и что они там выдумали?

— Они решили, что… эх, жалко не могу тебе сказать, что б ты сел.

— Ну, могу в сугроб? — хохотнул мужчина.

— Да ладно, мужик, выстоишь. Так вот они решили, что мы должны быть крайне клиентоориентированными, то есть в случае возникновения проблем связанных с работой компьютера клиента в целом, мы должны оказывать ему посильную помощь в выявлении этой проблемы.

— То есть, мы станем бесплатными ремонтниками и сисадминами, и им надо увеличивать штат раз в пять. Идиоты. Они вообще понимают, что мы теперь будет всех психов обслуживать, которые не знают с какой стороны мышку воткнуть.

— Вот да. Готовься, мой друг, к тому, что Миша будет рвать и метать.

— А он еще не знает?!

Начальник наш пребывал в блаженном недельном отпуске. Мы же на пару стали придумывать кару, которую будет насылать на головы руководителей любимый босс нашего отдела, чем нам грозит новая директива, и как выжить в этом страшном мире. Уже недалеко от моего дома Антон забежал в магазин и вышел оттуда с бумажным пакетом. Это называется алкоголь продавать после одиннадцати нельзя, но если очень хочется, то можно.

— Будешь? — по запаху это было не пиво, а крепленое вино.

— Нет. Спасибо. Я сегодня мало ела, это меня подкосит.

— Слабенькая ты моя, — он приложился к горлышку. А потом завернул крышку и сунул бутыль в свою большую сумку-планшет, подхватил мою руку и положил ее на сгиб своего локтя.

— Ты что собираешься делать на праздники?

— Какие? — удивилась я.

— Ну, на Новый год!

Ой, и правда, уже не за горами…

— А… до него бы еще дожить. Но мне брат сюрприз приготовил, мне второго улетать. А первого, наверное, просто высплюсь. А то Мир Игр вряд ли даст мне отдохнуть!

— Круто! В Прагу летишь? Кстати, как Василий поживает в столице нашей необъятной?

— Нормально, творит в свое удовольствие. Ему повезло, потому что на его работе не выдают кучу бумаг с дурацкими правилами облизывать всех кого не попадя.

— Там свои проблемы есть, — резонно заметил Антон. — Там сроки, и ты всем должен.

— Ну, это да, но хоть понимаешь, за что страдаешь.

— Верно… Как Аня?

У меня задергался глаз. Он сказал это так буднично, будто говорил о коллеге, которую мы оба знаем давно и больше шапочно.

— Э… ну ничего, — вот вы издеваетесь, да! — Антон, я хотела тебе сказать, что для меня стал такой же неожиданностью отъезд Ани. И я никоим образом ее не оправдываю.

Антон шагал рядом со мной и смотрел куда-то вперед. А мне надо было то ли Аню оправдать, то ли себя.

— Этот человек для Ани просто наваждение, наркотик, они уже давно знакомы. И ее все никак не отпускало. Она не хотела тебя обидеть, обманывать не хотела. И я очень боялась, что произошедшее на наши с тобой отношения повлияет, если честно.

Мы свернули в мой двор.

— Ты, правда, боялась? — он наклонился к самому моему уху.

Меня обдало запахом алкоголя и горячим дыханием.

— Конечно, мы же коллеги и друзья.

Он остановился и развернул меня лицом к себе. Передо мной стоял сейчас какой совсем другой Антон. Не душа компании. Не плюшевый мишка. Выражение лица его стало суровым и каким-то хищным.

— И вообще…

Мужчина сделал шаг, и расстояние между нами сократилось до минимума, так что мне пришлось задрать голову.

— Что у тебя с телефоном?

Знаете, бывают такие моменты, когда самым выгодным бывает умереть. Вот один из них.

Егор, замерший в паре шагов от нас, может и адресовал этот вопрос мне, но взгляд его буравил Антона.

— А. Ээ, — я полезла в карман куртки. Экран на прикосновение к кнопкам не реагировал. — Разрядился.

Я была очень рада его видеть. В животе завозилась притихшая живность, только повисло вдруг странное напряжение. И тишина, которую надо было срочно нарушить.

— Егор, это мой коллега Антон, отличный программист. Антон — это Егор, самый лучший юрист и по совместительству наш клиент.