— Тетя Настя — ее сестра родная, они вместе всю жизнь.
— Да… всю жизнь, — она тяжело вздохнула. — Слушай, я там вчера покопалась в вещах матери, нашла вещей немного тети Кати. Может, поедешь со мной, заберешь?
— Давай, конечно.
Я тоже теперь в стане врагов, раз не рядом с мамой на боевом коне, и, я не знаю почему, но мне не хотелось оставлять сестру одну. А маме надо остыть. Тем более папа написал, что будет дома через пять минут и присмотрит за супругой. Спасибо ему! Мне всегда с ним легче было общаться и понимать друг друга, чем с матерью. Я ее люблю. Но характер у нее…
Такси приехало быстро, старый жигуленок с новеньким гребешком на крыше весело покатил по припорошенным улицам, поднимая за собой легкую снежную взвесь.
В какой-то момент сестру прорвало, и многое для меня и по дороге и уже на самой квартире стало настоящим откровением.
— Ты не представляешь, что такое жить с пьющим отцом, который далеко не тихий одуванчик, а под градусом в драку лезет даже с дочерью. Ты знаешь, как проходила лично для меня эта драка? Я сидела за спинкой дивана с разбитой губой, если мать дома, потому что она, как могла, меня защищала, а если ее дома не было, так он меня мог так приложить, что потом не встать было. На утро прощения просил. Профессионально просил. Умолял, что так не сделает больше. И она терпела и меня научила терпеть. Уговаривала. Умоляла. Верить и терпеть. Научила… И в итоге у меня ни нормального образования, ни нормальной семьи, ни работы, ни жизни.
— Но образование ты бы могла и сама…
— Серьезно? — она усмехнулась, но без злобы, а как-то с жалостью на меня поглядывая, как на ребенка. — Ты, надеюсь, помнишь, что я сбежала, выскочила замуж за того, что ко мне первый подошел, и в восемнадцать уехала на другой конец страны, подальше от отца, почти в Монголию, в степь, где его воинская часть была. Она состояла, знаешь, из одного дома кирпичного — штаба, кучи гаражей, амбаров и бараков, в которых мы и жили. Почти десять лет там! Десять! Тянули до последнего, Витьке уже надо было переезжать, ему нужна была нормальная школа, потому что учить на дому я — недоучка его уже не могла, сама мало что понимала во всех его учебниках. Знаешь, как проходила моя жизнь там? Он либо пропадал на службе, либо сидел в штабе и пил с мужиками. Раз в месяц на него находило ремонт поделать или меня заметить. И да, он тоже на меня замахивался. Я, конечно, поначалу спуску не давала, но синяками он меня уже знатными награждал.
Мы стояли у окна в крохотной спальне, бывшей по совместительству залом, в квартире Анастасии Валерьевны, и смотрели на серое море гаражей и остовы деревьев, которые скорее сами упадут, чем буду убраны соответствующими городскими службами.
— Ну а дальше, дальше, полагаю, ты все знаешь. Переезд. Опять все заново. Ни друзей, ни нормальной работы. Он злится, пьет, гуляет. Он переезжать не хотел, я настояла. Еще пять лет кошмара! Когда дали квартиру наконец, он ушел со службы, решил бизнесом заняться. Он может во мне какой-то поддержки искал. Только что я могла дать? Знаний нет. Усталая. Озлобленная. Потому что между концом службы и первыми деньгами от бизнеса надо было что-то есть, и я на трех работах копейки собирала. Когда бизнес пошел. Он мне сказал — сиди дома, собой займись. И я так и сделала. И в какой-то момент все вроде было стало отлично… — Саша усмехнулась. — Только, нет. Оно таким лишь казалось. Я стала офис-менеджером в отеле под названием «дом». Одним из «домов». Официальным в две звезды. Витька знал, что он мне изменяет со всеми подряд, даже один раз морду отцу набил. После чего муж сказал, что на порог его не пустит. А я испугалась. Испугалась, что и меня он тоже выкинет. И вроде сыну помогала, чем могла, деньги то он давал. А все равно предателем себя чувствовала. Ну и жизнь мне отплатила за это. И вот когда все это случилось, когда я пережила и следователей, и друзей его, которые и не друзья, кредиторов, и партнеров по бизнесу, а это то еще издевательство было. Знаешь, что они делали? Они унижали, Вик, просто взглядом. Им не надо было угрожать. Они приходили в мой дом без приглашения. Они садились на тот самый диван, где он сидел обычно, когда снисходил, и смотрели. Они смотрели на меня, как на ничтожество, которое им денег должно. И оно вернет, никуда не денется. И я ведь даже до конца не знаю, был ли там долг на самом деле, или им это просто нравилось. Он ведь на встречи с ними других шалав таскал, они меня, по сути, впервые видели. Умилялись видимо. У одного ботинки из крокодиловой кожи, у меня вся мебель столько в доме не стоит, а он сидит и ждет двадцать тысяч. Двадцать! Они это называли «честностью», «бизнесом». И вот когда я со всем этим уже смирилась, я все просчитала, все, чтобы больше никогда ни одну эту рожу не видеть, я ей и сказала, мам, у меня трешка, пусть в двухэтажке старой, но своя, у меня под окном кусок земли, представляешь, прям с балкона выход, как терраса. Да, дома — старые бараки, но с хорошим капитальным ремонтом. Переезжай! Цветы сажай! Ты же помнишь, как она любила цветы. Эти большие, хризантемы и пионы. Да, продадим эту твою квартиру, покроем долги основные хотя бы, я работу найду нормальную, буду за тобой ухаживать, не одна как перст, работать бросишь. У меня и кошка, и собака, и земля, и город большой, поликлиники и магазины рядом. Может и Витька поумнеет. И мы вместе будем! Может, в кои веки в театр сходим или в кино. Она ж моя мать! Я ее любила! — губы сестры задрожали. — Но она… она, понимаешь, жертва, которой нравилось страдать!
Лицо Саши вдруг ожесточилось.
— Ей и в голову не приходило, что от этого страдают ее родные!
— Она всю жизнь прожила в этом городе, — тихо проговорила я. — Рядом ее сестра, все ее друзья и знакомые. Может то, что ты предлагала, и было логично, но это не значит, что ей было бы хорошо от твоего предложения. Да и климат у вас другой.
Саша засмеялась, и много было в этом смехе горечи и обиды.
— Она была абсолютно здорова, раз сопротивлялась до последнего. Если тетя Катя переживает, что я вам деньги за похороны не отдам, то пусть не переживает. До копейки все оплачу.
— Дело не в деньгах, Саш. Мать считает, что это ты тетю Настю до такой жизни довела.
— Она могла бы не брать этот чертов кредит! А просто продать квартиру и переехать ко мне.
— И чтобы было дальше? Завтра ты найдешь себе мужика, а ей куда?
Саша посмотрела на меня, как на сумасшедшую.
— Я их ненавижу, Вика, всех их! Все они лицемеры, лгуны, выродки! Я верила, Вик, до последнего верила, что он… Я ведь за ним, как за богом, шла, который меня от отца спас, от матери, которая не могла меня защитить! — глаза Саши наполнились слезами, руки дрожали. — Я на все была готова, я терпела. И вот когда я думала, что бог услышал мои молитвы, и я обрела свое женское счастье, мы с ним повенчались даже, представляешь, он мне показал, какими они могут быть тварями. Я ее видела! Как она после его смерти с другим уже по городу катается на машине, которую я оплачиваю до сих пор. И ты думаешь, я поверю хоть одному из их племени? Да лучше удавиться!
Повисло молчание.
— Покупатели уже есть на квартиру?
Сестра потёрла лицо руками.
— Ее уже купил дядя Гриша, он хочет мать перевезти из деревни, а сам, ты помнишь, живет в соседнем доме. Он мне и деньги уже отдал, хочет ремонт начать делать. Я вот приехала на него доверенность сделать, чтобы он тут все без меня, долги отдать и на могилу сходить. С вами повидаться в последний раз.
— Почему в последний? — сердце мое сжалось.
— Потому что я не вернусь сюда. Ты даже не представляешь, как противны мне и это место, и этот город. Да и тот теперь, в котором я живу, тоже. Нигде мне дома нет. Нигде ни одного хорошего воспоминания. Ни семьи нормальной, ни жизни. Если бы мать согласилась, тогда может быть по-другому все пошло. А так… У меня подруга самая лучшая, единственная! Мы с ней еще в той части вместе жили на границе с Монголией, переехала с мужем в Магадан. Я туда уехать хочу. Она фотографии присылала, там хорошо. Холодно. Красиво… Там можно на мои крохи нормальное жилье купить. Да и от Витьки подальше. И ему от меня. Я ему тоже жизнь попортила своим терпением. У него вроде девушка появилась сознательная, тащит его из проблем, и он вроде голову включать стал, боится ее потерять. Я ему оставлю, что могу от продажи квартиры. Это мои грехи не замолит, но все же...
