Воспоминания прежней Марины, родившейся в этом мире, послушно направляли ее. Даже не будь их, заблудиться было невозможно: из деревни вела одна-единственная накатанная дорога, к которой по мере движения присоединялись другие, менее заметные тропы, сливаясь в один широкий тракт.

Через несколько минут ходьбы ноги, обутые в старые, разношенные башмаки, которые болтались на ее узкой ступне, начали ныть. Присев на придорожный валун, она с облегчением стянула их и достала из узелка свои старые домашние тапочки. Мягкая, знакомая стелька обняла уставшие ступни.

— Ах, как же хорошо… — прошептала Марина, с наслаждением потянувшись.

За время пути ее несколько раз обгоняли телеги, поднимая клубы пыли. Возницы, угрюмые и сосредоточенные, лишь покрикивали на лошадей, даже не взглянув на одинокую путницу.

«Наверное, из других деревень, не знают меня», — с долей разочарования подумала Марина.

Примерно через час, когда солнце уже припекало по-настоящему, за поворотом открылся вид на город. Небольшой, уютный, он раскинулся на берегу неширокой, лениво текущей реки.

Усталая, но довольная, что добралась, Марина вошла в городские ворота. Деревянные и каменные домики теснились вдоль мощённых булыжником улиц. Над ними парили чайки, а воздух гудел от далёкого гомона рынка и звона колоколов. Марина сразу же попыталась спросить у спешащих по своим делам прохожих, где можно найти старьёвщика или нечто подобное ломбарду. Но городские жители, не замедляя шага, лишь отмахивались, бросая короткое «не знаю» или «некогда». Никто не хотел тратить время на бедно одетую деревенскую девушку.

Долгая дорога дала о себе знать — в горле пересохло. На улицах стояли колодцы, но вот незадача — кружки с собой не было, а пить из общего ведра, Марине претило. Пришлось зайти в первую попавшуюся небольшую харчевню, пахнущую жареным луком и кислыми щами. Заплатив один медяк, она попросила воды. Принесли целый глиняный кувшин.

«Куда мне столько?» — с тоской подумала она, с трудом осушив два стакана. Чувствуя себя напившейся, она вышла обратно на улицу.

— Могли бы и даром воды налить, — пробормотала она себе под нос, направляясь к рынку, на который, судя по оживлённому движению, стекался весь город.

Именно там, Марина надеялась выторговать кости подешевле. Но в самый последний момент её взгляд упал на небольшую, потёртую вывеску с криво нарисованным кафтаном и словами: «Поношенная одежда. Купля-продажа».

«Вот оно!» — пронеслось в голове. Толкнув тяжёлую дверь со звякающим колокольчиком, Марина шагнула внутрь.

Лавка оказалась средней, заставленной стеллажами до самого потолка, с которых громоздились груды одежды. Пахло нафталином, старой бумагой и сушёными травами, разложенными от моли.

— Что-то желаете, милочка? Купить или продать? — из-за прилавка поднялась сгорбленная, худая старушка с лицом, испещрённым морщинами, но с удивительно живыми и внимательными глазами.

Марина уже собралась ответить, как вдруг дверь снова распахнулась, пропуская внушительную фигуру.

— Бабуль, я тут тюк оставлю! — прогремел молодой бас.

Марина невольно отпрянула. Перед ней стоял парень богатырского сложения, ростом под два метра. Его лицо было широким и простодушным, а ладони, в которых он бережно держал свёрток, напоминали лопаты.

— Спасибо, Силушка, родной, — ласково сказала старушка. — Иди отдохни, пока народу мало, я сама управлюсь.

Исполин кивнул и, бросив на Марину беглый, но доброжелательный взгляд, скрылся в глубине лавки.

— Ну-с, простите за заминку, — старушка снова повернулась к покупательнице. — Платье подобрать?

— Я… я хочу продать, — проговорила Марина, развязывая свой узелок. — Вот, от бабушки остались.

Она с любовью, идущей из самого сердца, разложила на прилавке два плотных, добротных платья. Старушка, прищурившись, взяла одно из них.

— Хм-м-м… — задумчиво протянула старьёвщица, поворачивая платье к свету. — Какой интересный, необычный крой. А стежки-то, стежки какие ровненькие, аккуратненько. Видно, что в городе, у хорошей белошвейки шито тонкой иглой. Ткань… крепкая, ношенная, но ухоженная. И расцветка… — Она потёрла ткань между пальцами. — Кто же это так красиво цветы наносил? Таких красок я и не припомню.

Старушка внимательно изучила платья, подёргала швы и даже, к удивлению Марины, легонько потянула край зубами.

— Необычные, — заключила она наконец. — Даю сорок пять медяков.

Марина замерла. Сумма была неплохой, но инстинкт подсказывал — можно получить больше.

— Шестьдесят, — чуть слышно выдохнула девушка.

И начался торг. Марина, никогда в жизни не торговавшаяся так яростно, стояла за каждую монетку, чувствуя, как от волнения краснеют её щёки. В конце концов, после десяти минут препирательств, они сошлись на пятидесяти пяти.

— Ох, и уморила ты меня, девица, — покачала головой старушка, но в её глазах читалось уважение. — Ну, и какую же одежду на вырученное прикупишь?

— Э, нет, — Марина решительно протянула руку. — Сначала деньги.

— Так, ты выбери, я оценю, и потом… Эй, куда платья убираешь? — засуетилась старуха, видя, как Марина начинает аккуратно складывать свой товар. — Сейчас, сейчас, держи! Ишь, какая недоверчивая!

В ладонь Марины с приятной тяжестью упали заветные монеты.

— Теперь о покупке, — сказала она, пряча деньги в кошель. — Мне нужно добротное платье, чтобы… чтобы наняться служанкой в хороший дом, — солгала Марина, не решаясь говорить о ресторане.

— Худа ты больно для служанки, — критически оглядела ее старушка. — Но есть несколько добротных платьев. Идем, примеришь.

Женщина провела Марину в крошечную, с маленьким зеркалом, каморку. Ни одно из принесённых платьев не сидело идеально: то слишком широко в плечах, то длинновато. Пришлось выбирать меньшее из зол — простое, тёмно-синее платье из прочной ткани, которое хоть как-то сидело по фигуре.

— Пояском подпояшешь, и мило будет, — посоветовала старушка, протягивая ей ярко-красный, почти алый пояс. — Или фартук в цвет купи — талию подчеркнёт.

Марина повязала пояс, и скучное платье преобразилось, став нарядным и даже кокетливым.

— Спасибо, — искренне поблагодарила девушка. — Сколько с меня?

— Да недорого, пять монет. Не буду задирать. Оно у меня давно лежит, никому не подходит — то в боках мало, то в груди. А тебе и вовсе великовато. Скажи, а обувь эту диковинную продашь? — старушка указала на тапочки Марины. — Я тебе в обмен две пары дам, хорошей, почти неношеной.

— Нет, — быстро ответила Марина, пряча ноги. — Не продаётся.

Расплатившись и убрав свое старое платье в узелок, Марина вышла на улицу уже в новом обличье. Теперь она выглядела… почти что горожанкой. Так и в ресторан зайти не стыдно.

Она подошла к группе извозчиков, лениво переговаривавшихся у своих пролёток.

— Скажите, почтенный, сколько стоит доехать до самого лучшего ресторана в городе? — обратилась она к тому, что выглядел помоложе и подобрее.

Тот лениво поднял на Марину глаза, оценивающе скользнул взглядом по новому платью.

— Это тебе куда? В «Серебряный фазан», что на Соборной? Или в «Жирного гуся», что на Рыночной площади? — уточнил он.

— В «Жирного гуся», — быстро сориентировалась Марина.

Извозчик фыркнул.

— Ха! Да тебя туда, милочка, и не пустят. Ты поди, в разносчицы хотела? Они там народ разборчивый, только грамотных из городских берут.

«Спасибо и на этом», — подумала Марина. Ей даже наводящих вопросов задавать не пришлось, извозчик и название, и расположение, и ценную информацию о нравах заведения поведал.

До «Жирного гуся» она добралась быстро — он оказался в двух улицах от того места, где стояли извозчики. Двухэтажное каменное здание с резными ставнями и широкими витринами, в которых поблёскивали вазы с цветами, выглядело солидно и богато. У входа, начищенные до зеркального блеска, стояли медные таблички.

— Заходите, господа! Сегодня на завтрак — нежнейшая овсяная каша, томлёная на сливках, и сдобные булочки с изюмом! — звонкий голосок привлёк ее внимание. У двери, важно расхаживая, стоял мальчик лет десяти, одетый в аккуратный, хоть и поношенный, камзол.