Младшие дети молчали, смотрели на серебро как на чудо.

Я встал, выпрямился. Обвел всех взглядом — каждого, по очереди:

— Сегодня мы победили, — сказал я негромко, но твердо. — Мы показали Гильдии, что можем. Показали городу, что мы не нищие попрошайки. Не обманщики. Не воры.

Пауза. Все слушали, не дыша.

— Мы мастера, — продолжил я жестче. — И завтра мы это докажем снова.

Еще пауза.

— Но завтра битва будет еще сложнее, — предупредил я. — Гильдия не простит нам сегодняшнего дня. Они придумают что-то новое. Ударят сильнее.

Я выпрямился, посмотрел в глаза каждому:

— Отдыхать некогда. Пора наступать.

Все в комнате вытаращились на меня — глаза широкие, рты открыты.

Варя первой нашла голос:

— Наступать⁈ — выдохнула она. — Александр, ты… ты серьезно? Мы едва выжили сегодня! Еще чуть-чуть — и всё бы рухнуло!

Матвей кивнул, лицо бледное:

— Она права… мы на пределе… если завтра так же…

— Завтра будет по-другому, — оборвал я. — Завтра мы будем готовы.

Тишина.

Все смотрели на меня, словно я спятил.

Тишина затянулась. Все смотрели на меня — Варя сжимала край стола. Матвей облизнул пересохшие губы. Тимка моргал, не понимая. Дети замерли у очага. Фрол потер седую бороду. Маша скрестила руки на груди, мускулы напряглись. Волк с напарником стояли у двери, не шевелясь.

Варя первой отошла:

— Александр… какого черта ты несешь?

Я встал из-за стола. Ножки скрипнули по полу. Выпрямился, оглядел всех медленно, встречаясь взглядом с каждым.

— Сегодня мы победили. — Голос прозвучал ровно, без эмоций. — Заработали огромные деньги. Показали Гильдии, что можем драться.

Огонь в очаге затрещал. Искры взметнулись вверх.

— Но это только первый бой, а еще два дня. Завтра они уже будут готовы. У них уже будет план как бороться с нами.

Матвей нахмурился, провел рукой по лицу:

— Значит что? Готовимся держать удар?

— Нет. — Я покачал головой. — Оборона — это смерть. Медленная смерть.

Шагнул к столу, оперся костяшками о деревянную поверхность.

— Мы должны наступать.

Тимка моргнул:

— На… наступать? На Гильдию?

— Именно так. Мы должны быть на шаг впереди, — поправил я. — Сегодня мы были уличниками. Лепешки на бегу — схватил, съел, пошел дальше. Завтра мы должны немного, но видоизмениться, чтобы снова привлечь покупателей. Показать что-то новое. Ударить так, как они не ждут.

Я выпрямился, обвел взглядом комнату:

— Гильдия владеет павильонами. Люди могут сидеть, есть спокойно. Праздник. Комфорт.

Варя открыла рот, словно хотела что-то сказать, но остановилась. Провела рукой по волосам, которые прилипли ко лбу от пота и жара. Потом спросила тихо, с недоверием в голосе:

— Александр… ты серьезно? Ты хочешь чтобы и у нас люди сидели? На улице? Прямо на площади?

Я кивнул, обводя взглядом всех собравшихся. Дети у очага прижались друг к другу, слушали с широко распахнутыми глазами. Фрол сидел на лавке, сгорбившись. Старик устал.

— Именно это я и хочу сделать. Столы, стулья, посуда — все как в настоящем заведении. Завтра мы будем не просто уличными торговцами с жаровней. Мы станем местом, где люди смогут сесть и поесть по-человечески. Добавим немного лоска.

Фрол прищурился:

— Хорошо, допустим. А что подавать собираешься? Те же лепешки, только за столом?

— Лепешки останутся, — ответил я, чувствуя как адреналин все еще бежит по венам после сегодняшнего триумфа. — Огненные Языки и Пламенные Сердца — это наше оружие, но завтра мы добавим кое-что новое.

Пауза. Все замерли в ожидании. Где-то в углу один из младших детей шмыгнул носом. Огонь в очаге потрескивал, отбрасывая пляшущие тени на стены.

— Суп.

Молчание растянулось на несколько секунд. Матвей переглянулся с Тимкой. Варя нахмурилась.

Фрол почесал бороду сильнее:

— Суп? Ты правда хочешь варить суп на улице? В котелке над углями, как бродяги?

— Не в котелке, — поправил я, представляя картину в голове — дымящиеся миски, аромат бульона, лица довольных клиентов. — Я буду подавать его в мисках. Горячий мясной бульон, прозрачный как слеза, наваристый. С тонкой лапшой, кусками жареного мяса, половинкой вареного яйца, свежими овощами.

Маша фыркнула, скрестив мускулистые руки на груди:

— Суп он и есть суп, повар. Чем твой будет отличаться от того, что каждая бабка варит в своей избе?

Я посмотрел на нее жестко, не отводя взгляда:

— Всем. Абсолютно всем. Это не обычный суп с капустой и остатками вчерашнего мяса, а бульон, который нужно варить шесть часов на говяжьих костях с костным мозгом. Каждая составляющая готовится отдельно — лапша свежая, замешанная и нарезанная при клиенте. Мясо жареное на сильном огне до корочки. Яйцо вареное, чтобы желток был кремовым. Овощи бланшированные, хрустящие. А потом все это собирается в миске прямо перед глазами клиента.

Я повернулся к Варе, которая все еще выглядела сомневающейся:

— Огненные Языки — это еда на перекус. Схватил, откусил, пошел дальше. Суп — это представление. Зрелище. Праздник. Люди будут приходить просто посмотреть, как я собираю миску, как наливаю кипящий бульон, как поднимается пар. А когда попробуют…

Я сделал паузу для эффекта:

— Они больше никуда не пойдут. Им не захочется возвращаться к жареным гусям Гильдии.

Варя медленно кивнула, но сомнение все еще читалось в ее усталых глазах:

— Это звучит… очень сложно, Александр. Мы даже не знаем, с чего начать.

— Сложно, — согласился я, ощущая твердую уверенность внутри. — Именно поэтому никто другой такого не делает. Гильдия жарит своих гусей, кладет их на блюда и думает, что достигла вершины кулинарного мастерства. Мы покажем им и всему городу, что они ничего не понимают в настоящей еде.

Матвей нерешительно поднял руку, как ученик на уроке, желая задать вопрос учителю:

— Александр, а где мы возьмем все эти миски? Ложки? Столы со стульями? Это же…

Он не закончил. Дверь распахнулась с таким грохотом, что все вздрогнули. Холодный ночной воздух ворвался в теплую комнату, заставив свечи на столе яростно заколыхаться. Пламя в очаге отклонилось, бросив длинные тени.

Угрюмый переступил порог, и его широкие плечи почти полностью заполнили дверной проем. За ним, бесшумный как призрак, скользнул Волк. Угрюмый остановился, оглядел комнату. Его глаза — темные, жесткие — зацепились за груду серебряных и медных монет на столе. Губы тронула кривая усмешка, в которой читалось и уважение, и удивление:

— Половина города только о вас и трещит, — сказал он хриплым голосом, в котором звучала искренняя признательность. — Мой человек прибежал час назад, еле дышит, словно за ним стая псов гналась. Рассказывает байки про очереди длиной до самой городской стены.

Он шагнул к столу, тяжелые сапоги гулко стучали по деревянному полу. Провел толстым пальцем с ободранными костяшками по верхней стопке монет, и они тихо зазвенели:

— Поздравляю, Александр. Ты перевернул весь город с ног на голову. Гильдия, наверное, сейчас бьется в истерике.

Он оглядел собравшихся — Фрола на лавке, Машу у стены, детей, прижавшихся друг к другу у очага. Усмешка стала шире:

— Вижу, боевой штаб собрали. Планируете, как завтра окончательно Гильдию добить?

Я кивнул, встречая его взгляд:

— Ты пришел вовремя, Угрюмый. Как раз говорил о тебе.

Я пододвинул его долю к краю стола.

Угрюмый поднял одну бровь, на лице появилось выражение насмешливого любопытства:

— О? Льстишь мне, Александр? Это что-то новенькое.

— Нет, — ответил я спокойно, глядя ему прямо в глаза. — Просто констатирую факт. Мне нужны столы. Стулья. Миски. Ложки. Штук пятьдесят каждого. Можешь достать?

Угрюмый замер. Его лицо на мгновение окаменело, словно он не расслышал или не понял слова. Прошла секунда тишины. Потом еще одна. Наконец он медленно, с нарастающим недоумением в голосе спросил: