— Отлично, — кивнул Кирилл. — Делай. Григорий! Ты займёшься супами. Этот повар силён в супах, но мы можем быть сильнее. Придумай что-то, что заставит их плакать от вкуса.

Григорий, молодой парень с рыжими волосами, усмехнулся:

— Справлюсь.

Кирилл развернулся ко всем, и голос его стал громче, жёстче, полным энергии:

— Мы работаем до утра. Готовим, пробуем, совершенствуем. Завтра, когда рассветёт, у нас будет меню из пяти новых блюд — каждое шедевр. И мы раздавим этого выскочку его же оружием. Понятно?

— ПОНЯТНО! — хором ответили повара, и в их голосах звучал азарт, энтузиазм, который Кирилл не слышал уже много лет.

Он улыбнулся — широко, искренне.

— Тогда за работу! Времени нет!

Повара рванулись к столам, печам, кладовым. Зашумели, загремели ножи, заскрипели разделочные доски. Павильон ожил, наполнился энергией, движением, жизнью.

Кирилл стоял в центре этого хаоса и чувствовал, как внутри него разгорается пламя, которое он считал давно потухшим.

В этот момент в павильон вбежал человек.

Молодой парень в грязной одежде, запыхавшийся, с красным лицом от бега. Посыльный. Он огляделся, увидел Кирилла, подбежал:

— Кирилл Семёнович! От Белозёрова! Срочное!

Протянул сложенный листок бумаги, запечатанный красным воском с печатью Гильдии. Кирилл взял записку, сломал печать, развернул. Читал быстро, и с каждой строчкой лицо его каменело.

' Кирилл.

Слышал, что Скворцов провалился. Хватит играть в честную конкуренцию. Этот повар — угроза, которую нужно устранить радикально. Подкупи его поставщиков, чтобы не продали ему ни грамма продуктов завтра.

Я пришлю людей, которые займутся Угрюмым и его бандой, чтобы те не мешали.

Действуй быстро. Это приказ.

Белозёров.'

Кирилл медленно смял записку в кулаке. Челюсть сжалась так, что зубы заскрипели. Посыльный стоял, ждал ответа, переминался с ноги на ногу.

Кирилл поднял голову, посмотрел на него убийственным взглядом:

— Передай Белозёрову от меня.

Голос был тихим, но каждое слово падало как камень:

— Пусть не лезет. Это моя битва. Моя личная война с этим поваром. Если кто-то из его людей — хоть кто-то, понял? — подойдёт к лавке Александра, если кто-то тронет его печь, его продукты, его людей…

Он шагнул ближе к посыльному, нависая над ним:

— … я лично сломаю им ноги. Обе. По очереди. Понятно?

Посыльный побледнел, кивнул быстро-быстро:

— П-понятно, Кирилл Семёнович…

— Тогда беги и передай точно, слово в слово.

Посыльный развернулся и выскочил из павильона как ошпаренный.

Кирилл остался стоять, сжимая в кулаке смятую записку, глядя в пустоту. Повара замерли, смотрели на него с опаской.

Иван осторожно подошёл:

— Кирилл Семёнович… что там было?

Кирилл медленно разжал кулак, бросил смятую бумагу на пол:

— Белозёров хочет саботировать повара.

Иван ахнул:

— И… и что вы ответили?

Кирилл повернулся к нему, и в глазах его горел огонь — яростный, живой:

— Я запретил. Это моя дуэль. Без этих его грязных интриг!

Он усмехнулся холодно:

— Если я не смогу победить его честно — значит, я не достоин побеждать вообще.

Повара переглянулись, и в их взглядах появилось что-то новое — уважение, восхищение, гордость за своего шефа.

Кирилл хлопнул в ладоши громко:

— Хватит стоять! За работу! У нас есть ночь, чтобы создать шедевры! Двигайтесь!

Повара ринулись к работе с удвоенной энергией.

А Кирилл стоял посреди кухни, смотрел на своих людей и думал об Александре — о том дерзком, талантливом, безумном поваре с жаровней на колёсах.

Завтра, Александр. Завтра мы сразимся по-настоящему. И пусть победит сильнейший.

ТОЧКА АЛЕКСАНДРА

Я стоял у Драконьего Горна, глядя на угли, которые медленно остывали после долгого дня работы. Команда собирала вещи молча, потрясённые тем, что я сделал.

Варя подошла ко мне, голос дрожал:

— Александр… ты правда думаешь, что мы сможем победить их завтра?

Я посмотрел на неё, встретил её испуганный взгляд:

— Конечно сможем. Это же весело!

Я положил руку ей на плечо:

— Завтра мы выложимся полностью. Каждый грамм мастерства, каждая капля таланта, всё, что у меня есть — всё пойдёт в бой.

Я повернулся к команде, обвёл всех взглядом:

— Идём домой. Отдыхаем и готовимся к этому веселому соревнованию.

Мы вернулись домой, когда серые вечерние сумерки уже сменились тьмой ночи. В доме было тепло — очаг пылал ярко, дрова потрескивали, языки пламени отбрасывали пляшущие тени на стены.

Дети встречали нас радостные. Воды нагрели и даже яичницу на всех зажарили в большущей сковороде.

Все говорили разом.

Маша сидела на лавке у стола, опершись локтями о край, и размахивала рукой, как будто резала воздух ножом:

— Говорю же вам! Нам нужен объём! Что-то большое, но недорогое, что можно продать тысячу раз! Кирилл будет бить сложностью, а мы — количеством!

Фрол, устроившийся на другой лавке, качал головой и перебивал её хриплым басом:

— Глупости, Маша! Размер без особых качеств — гиблое дело! Я говорю — сладкие булки надо делать! С мёдом и корицей! Вот где победа!

Матвей стоял у очага, греясь после долгого дня на холоде, и вмешивался в спор с жаром молодости:

— Вы оба не правы! Кирилл — повар Гильдии, настоящий мастер! Он точно будет делать сложные, но дешевые блюда. Может, даже себе в убыток! Мы должны сделать что-то изысканное, многослойное, чтобы показать, что мы не хуже! Может, мясо в трёх соусах? Или пирог с начинкой из пяти ингредиентов, как Мастер делал!

Тимка сидел рядом с Варей, кивал Матвею, но неуверенно:

— Да, но… но сложное же долго готовить… как мы успеем…

Варя перебила его, голос звенел от напряжения:

— А я вообще не понимаю, зачем нам что-то новое! У нас есть Огненные Языки, Пламенные Сердца, суп. Эти блюда нормально работают и люди покупают! Зачем рисковать и менять всё накануне последнего дня?

Волк сидел чуть поодаль, у двери, скрестив руки на груди, и слушал молча. Гришка рядом с ним ковырял ножом щепки, не вмешиваясь. Они присутствовали здесь уже как часть команды. Ребята вложили в наше дело много сил.

Наконец Волк не выдержал, поднял руку, останавливая спор:

— Может, я не такой опытный, как вы все, — сказал он медленно, выбирая слова. — Но мне кажется… не лучше ли подавать одно блюдо и не добавлять ничего сложного в последний день?

Маша фыркнула:

— Сидеть сложа руки? Когда «Золотой Гусь» будет готовить новые блюда всю ночь⁈ Это самоубийство!

Фрол вздохнул тяжело, откладывая ложку и выдохнул, вытирая усы:

— Волк прав в одном — риск есть, но и не рисковать тоже риск. Мы должны…

— Нет, мы должны думать о прибыли! — перебила Маша. — Если мы…

Голоса наслаивались друг на друга, спор разгорался всё жарче, перебивая друг друга, каждый настаивал на своём, и никто не слушал остальных, а я сидел в центре этого хаоса и считал монеты, не обращая внимания на гвалт вокруг.

Передо мной на столе лежала вся выручка второго дня — высыпанная из ящика гора монет, которая блестела в свете очага медью и серебром. Я раскладывал их стопками — медяки отдельно, серебро отдельно. По десять штук в каждой стопке.

Медяки — раз, два, три… десять. Стопка. Откладываю в сторону.

Серебро — раз, два, три…

Руки двигались автоматически, но голова работала на полной мощности.

Я слушал их спор краем уха и видел, где они ошибаются. Даже Волк, который был ближе всех к истине.

Я отложил последнюю стопку серебра, посмотрел на общий результат подсчёта, быстро прикинул в уме. Сегодня чуть меньше чем вчера, но всё равно больше ста восьмидесяти серебряных — Золотые Полумесяцы Кирилла оттянули часть очереди, но мы всё равно заработали огромные деньги.