Потенциал: Требует долгой термообработки, но размягчится и даст насыщенный вкус

Морковь — кривая, тонкая, но сладкая. Такую никто не покупал для стола, но для начинки — идеально.

Чеснока еще взял, хрена.

Я набрал лучших экземпляров, что только можно найти. Сложил в мешок Матвея. Торговка смотрела на меня с любопытством:

— Ты че, повар, что ли? Так внимательно выбираешь.

— Что-то вроде того, — усмехнулся я и протянул ей несколько медяков.

Она пересчитала, кивнула довольно.

Специи.

Я нашел лоток, где торговали солью, перцем и сушеными травами. Торговец — тощий парень лет двадцати пяти с жадными глазами и потрескавшимися губами — смотрел на меня с недоверием.

— Соль нужна, — сказал я. — Крупная и перец, если есть недорогой.

Парень достал мешочек с серой крупной солью и маленький сверток, завернутый в тряпицу. Развернул — черный перец, горошком.

Я взял щепотку, растер между пальцами, поднес к носу. Аромат слабый, но есть. Не подделка, не древесная кора. Настоящий перец, просто старый.

— Два медяка за соль, три за перец, — сказал торговец, глядя на меня испытующе.

Дорого для такого качества.

— Один за соль и два за перец, — выдвинул встречную цену я. Торговец нехотя кивнул и я отдал монеты.

Последнее — жир.

Я направился к мяснику, который торговал на краю рынка. У него не было хорошего мяса — то продавали в центре. Здесь лежали обрезки, кости, куски сала.

Мясник — мужик лет сорока, с круглым лицом и жирными пальцами — усмехнулся, увидев меня:

— Что тебе, парень? Косточек на бульон? Или ноги на студень?

— Сало, — сказал я. — Какое есть подешевле.

Он хмыкнул, достал из-под прилавка кусок желтоватого сала. Старое, с легким запахом, но я активировал Дар:

Сало свиное

Качество: Простое

Состояние: Старое, но без признаков порчи

Потенциал: Отлично для вытопки смальца, жарки.

— Три медяка, — сказал мясник, взвешивая кусок на ладони.

— За два заберу.

— Идет.

Я кивнул и отдал монеты из кошелька. Когда мы вернулись домой, солнце уже поднялось над крышами. В окна лился холодный утренний свет.

Матвей дотащил мешок с овощами до стола, сбросил его с плечей с глухим стуком и застонал, потирая затекшую шею:

— Господи… тяжелый же… — Он перевел дыхание, посмотрел на мешок, потом на меня. — Это… это правда все, что мы купили? — он словно не верил своим глазам.

Я окинул взглядом наши покупки, разложенные на столе. Мешок ржаной муки. Корнеплоды — репа, брюква, морковь — все кривые, побитые. Мешочек соли. Крошечный сверток с перцем. Кусок желтоватого сала. Простая еда. Самая обычная. Такая, на которой люди в Слободке жили всю зиму, растягивая каждую крошку, но в правильных руках, с правильным подходом…

— Этого достаточно, — сказал я негромко, но твердо.

Матвей посмотрел на меня с сомнением. Открыл рот, хотел что-то сказать, но передумал. Только спросил: — Что дальше, мастер?

От шума дети проснулись. Послышались голоса, шарканье ног, зевота. Через минуту в кухню начали заходить — сонные, растрепанные, с заспанными лицами. Тимка зашел первым, потягиваясь и почесывая затылок. За ним — Петька и Семка. Маша вышла последней, прижимая к груди старую тряпичную куклу. Варя спустилась следом. Лицо бледное, круги под глазами еще темнее, чем ночью. Она почти не спала.

Все остановились у стола, уставившись на наши покупки. Тишина повисла тяжелая, неловкая. Варя подошла ближе, посмотрела на мешок муки, на овощи, на кусок сала. Долго молчала. Потом подняла взгляд на меня:

— Александр… — голос тихий, осторожный. — Я понимаю, что на три серебра больше не купишь. Этого хватит, чтобы мы неделю не голодали. Но…

Она замялась, подбирая слова.

— Но ты же не собираешься торговать ЭТИМ на ярмарке? Против Гильдии? Они придут с жареными утками, пирогами с мясом, медовыми коврижками… А у нас — ржаная мука и репа?

Я не ответил. Подошел к очагу, взял записи Матвея и начал чертить. Дети молча сгрудились вокруг, смотрели с любопытством.

Я рисовал быстро, уверенно. Прямоугольник. Внутри — вертикальная труба, толстая линия вверх. Камера сгорания внизу, маленький квадрат. Воздуховод сбоку — стрелка, показывающая направление.

— Что это? — тихо спросил Матвей, наклоняясь ближе.

— Драконий Горн, — сказал я, не поднимая головы. Угольный карандаш скрипел, оставляя черные линии. — Печь такая. Простая конструкция, но очень мощная.

Я указал углем на нижнюю часть чертежа:

— Здесь — камера сгорания. Сюда кладем дрова или уголь. Совсем немного, буквально горсть. Воздух входит снизу, вот здесь, через этот канал. — Я провел стрелку. — Поднимается вверх, через трубу. Создается естественная тяга. Очень сильная.

Тимка присел рядом, нахмурившись:

— И что, печка от этого лучше греет?

— Не просто лучше, — я посмотрел на него. — Жарче. Намного жарче любой обычной печи. Пламя будет реветь, как дракон. Отсюда и название.

— Реветь? — переспросила маленькая Маша, глаза расширились. — Как дракон из сказок?

Я кивнул:

— Примерно так. Будет очень горячо.

Тимка все еще хмурился, не до конца понимая:

— Но зачем труба вертикальная? Почему нельзя как обычно, в сторону?

— Эффект дымохода, — объяснил я, снова указывая на чертеж. — Горячий воздух всегда поднимается вверх. Чем выше труба — тем быстрее он поднимается, а когда горячий воздух уходит вверх, он втягивает за собой новый, холодный, снизу. Получается постоянный поток. Огонь не гаснет, не тлеет — он ГОРИТ. Ярко и жарко.

Петька и Семка переглянулись, явно ничего не поняв, но кивнули.

Варя стояла поодаль, скрестив руки на груди. Качнула головой с недоверием:

— Хорошо. Допустим, эта… печь… правда будет такой мощной, но ты собираешься собрать ее из чего? — Она обвела рукой пустую кухню. — У нас ничего нет, Александр. Совсем ничего.

Я поднял голову, встретился с ней взглядом:

— Есть. Камни с улицы — их полно. Глина, которая осталась после колесницы, помнишь? Мы обмазывали раму. Еще есть.

— Этого мало, — возразила Варя. — Тебе нужна труба, ты сам нарисовал. Металлическая. Откуда?

— Закажу у Сидора-кузнеца, — спокойно ответил я. — Одну трубу. Это не дорого.

— А на чем ты ее повезешь на ярмарку? — не унималась Варя. — Или думаешь тащить на руках?

— Тележка, — сказал я. — Попрошу у Степана плотника на время. Думаю, он мне не откажет.

— На какие деньги ты закажешь трубу⁈ — голос Вари сорвался на крик. — У нас больше НЕТ денег! Ты потратил последнее на эту муку и овощи!

— Найду, — твердо сказал я.

— Где⁈ — Она шагнула ко мне, глаза блеснули. — Откуда ты возьмешь деньги, Александр⁈ Скажи мне!

Я медленно поднялся, посмотрел на нее:

— Найду или договорюсь. Сделаю сам, если придется, но печь будет готова к завтрашнему утру.

Варя открыла рот, хотела возразить, но я поднял руку:

— Хватит. Это сработает, потому что должно сработать. Потому что у нас больше нет выбора.

Повисла тишина.

Маша осторожно подошла ближе, посмотрела на чертеж, потом на меня. Тихо спросила:

— Александр… а что мы будем готовить на этой печке?

Я присел на корточки, чтобы быть с ней на одном уровне. Посмотрел в ее широко распахнутые глаза. Потом перевел взгляд на стол — на мешок муки, корнеплоды, кусок сала.

— То, что заставит всю ярмарку сбежаться к нам, — сказал я тихо, но так, чтобы услышали все. — То, от чего у людей потекут слюнки. То, чего они никогда в жизни не пробовали.

Маша моргнула:

— Из… из этого?

Я кивнул:

— Из этого.

Дети переглянулись. В их глазах читалось сомнение, страх, но и надежда. Хрупкая, как первый лед на луже. Варя стояла молча, сжав руки в кулаки.

Я встал, отряхнул ладони:

— А теперь за работу.

Дверь распахнулась. На пороге стоял Угрюмый. Массивный, как медведь. Плечи широкие, заполнили весь дверной проем. Лицо хмурое, но не злое. За его спиной маячил Волк.