— Дядя Угрюмый! — тоненько пискнула Маша и бросилась к нему.

Угрюмый поймал ее одной рукой, легко поднял и посадил себе на плечо. Провел огромной ладонью по ее растрепанным волосам:

— Привет, малявка. Как спалось?

— Плохо, — честно призналась Маша, обхватив его голову руками. — Стража приходила. Все забрали.

Угрюмый поморщился. Осторожно снял девочку с плеча, поставил на пол:

— Знаю. Слышал. Иди к Варе, ладно? Мне с Александром поговорить надо.

Маша кивнула и отбежала к Варе.

Угрюмый вошел в кухню, оглядел припасы на столе, чертеж. Тяжело вздохнул. Подошел к столу, присел на лавку — та жалобно скрипнула под его весом.

— Ну что, Александр, — сказал он устало, потирая лицо ладонью. — Приехали, значит.

Я кивнул молча.

Он посмотрел на мешок муки, на горстку корнеплодов:

— Это все, что осталось?

— Пока да.

Угрюмый молчал. Потом покачал головой:

— Слушай… я понимаю, что ты упрямый, но, может, хватит? А? Ярмарку пропусти. Переждем. Я помогу — денег дам, людей подключу. Через месяц-другой все уляжется, и…

— Нет, — перебил я. — Я иду послезавтра.

Угрюмый поднял бровь:

— Куда идешь?

— На ярмарку.

Он уставился на меня. Потом на стол. Потом снова на меня:

— С… с этим? — Он ткнул пальцем в мешок муки.

— С этим.

Несколько секунд он просто смотрел на меня. Потом рассмеялся — коротко, без веселья:

— Ты совсем, да? Окончательно? — Он встал, подошел ко мне. — Александр, послушай. Я уважаю твою волю, правда, но это самоубийство. У Гильдии будет вкусная, дорогая еда из хороших продуктов, а у тебя — горсть репы. Тебя затопчут.

— Может быть, — согласился я спокойно. — Но я все равно иду.

Угрюмый смотрел на меня долго. Потом выдохнул и махнул рукой:

— Упрямый ублюдок. Ладно. Твое дело.

Он отошел к окну, постоял. Потом развернулся. Лицо стало жестким:

— Знаешь, что меня бесит больше всего в приходе стражи? — Голос стал тише, злее. — Меня бесит, что они устроили это на МОЕЙ территории. В Слободке. Привели стражу, разгромили дом, запугали детей. Под моим носом.

Он сжал кулаки:

— Кто-то слил им все. Про твои заказы у мастеров и кухню передвижную. Кто-то из наших.

Волк за его спиной молчал, но глаза сузились.

— Я найду эту крысу, — процедил Угрюмый. — И когда найду… Гильдия пожалеет, что сунулась сюда.

Он направился к двери. На пороге остановился, обернулся:

— Ты точно идешь?

— Точно.

Угрюмый усмехнулся. В его глазах мелькнуло уважение:

— Ну, удачи тогда, безумец. Если выживешь — приходи. Расскажешь, как оно было.

Он вышел. Волк последовал за ним. Дверь закрылась.

Вечер опускался на город медленно, окрашивая небо в темно-синий цвет. Первые звезды проступили сквозь облака. Мороз крепчал — щипал щеки, пробирался под одежду.

Я накинул тулуп, застегнул на груди и вышел из дома. Матвей вскочил с лавки:

— Александр, подожди! Я с тобой!

Я покачал головой:

— Оставайся. Присмотри за детьми, ужин приготовь.

Матвей хотел было возразить, но я положил руку ему на плечо:

— Я вернусь быстро. Обещаю.

Он неохотно кивнул.

Узкие улицы Слободки были почти пусты. Снег скрипел под ногами — жесткий, промерзший. Фонари горели редко — один на три дома, не больше. Тусклый свет едва пробивался сквозь закопченное стекло. Холодный ветер свистел между домов. Где-то вдалеке лаяла собака. Из окон домов пробивался свет — теплый, уютный. Пахло дымом из печных труб, вареной капустой, печеным хлебом.

Кузница Сидора была на краю Слободки, почти у самой границы с Ремесленным кварталом. Старое приземистое здание из серого камня. Из трубы валил густой дым. Дверь была распахнута настежь, несмотря на мороз. Я переступил порог — жара ударила в лицо, как волна. Внутри пылал горн, языки пламени плясали, отбрасывая прыгающие тени на закопченные стены. Пахло раскаленным железом, углем, потом.

Сидор стоял у наковальни спиной ко мне. Массивный, широкоплечий, в кожаном фартуке, перепачканном сажей. Молот взлетал и падал — мерно, ритмично. Удар. Еще удар. Искры брызгали во все стороны. Он бил по раскаленной полосе железа, придавая ей нужную форму. Металл краснел, сгибался под ударами. Я подождал, пока он закончит, потом кашлянул.

Сидор обернулся. Увидел меня — поднял бровь, опустил молот на наковальню:

— Александр? — Он вытер лоб тыльной стороной ладони, размазав копоть. — Не ожидал тебя увидеть. Думал, после вчерашнего ты сиднем будешь сидеть.

— Слышал, значит, — сказал я.

Он хмыкнул:

— Вся Слободка слышала. Стража нагрянула, все вынесли подчистую. — Он нахмурился. — Жаровню тоже забрали?

— И жаровню.

Сидор выругался сочно, швырнул щипцы на верстак:

— Сволочи. Хорошая вещь была, я старался. — Он покачал головой. — Ну что теперь? Ярмарки, значит, не будет?

— Будет, — твердо сказал я. — Но мне нужна твоя помощь. Еще раз.

Сидор прищурился, подозрительно:

— Помощь? Какая еще помощь? У тебя вообще деньги остались?

— Остались, — ответил я и достал из кармана сложенный листок бумаги. Развернул, протянул ему.

Сидор взял, поднес к свету горна. На листке был грубый набросок — труба, примерно метр длиной, с отверстиями внизу.

Он изучал чертеж, хмурясь:

— Труба? Железная?

— Да. Метр в длину с ладонь шириной. Вот здесь, внизу, нужны отверстия для воздуха. — Я указал на рисунок. — Четыре-пять штук, по кругу.

Сидор почесал бороду, оставив на ней черный след:

— А это для чего, если не секрет?

— Для печи.

Он поднял голову, непонимающе:

— Для печи? Какой еще печи?

— Драконий Горн, — сказал я. — Новая конструкция. Вертикальная тяга. Даст жар сильнее, чем обычная печь в два-три раза.

Сидор присвистнул, снова уставился на чертеж:

— Хитро придумано. Никогда такого не видел. — Он поднял взгляд на меня. — Ты это где откопал?

— Сам придумал, — коротко ответил я.

Сидор усмехнулся:

— Ну ты даешь, повар. — Он отложил чертеж на верстак. — Сделать-то сделаю, но когда надо?

— К завтрашнему утру.

Он замер. Уставился на меня:

— К утру? Ты серьезно?

— Абсолютно.

Сидор выдохнул, покачал головой:

— Александр, это быстро. Очень быстро. Я должен раскатать железо, согнуть трубу, проделать отверстия…

— Я знаю, — перебил я. — Но у меня нет времени. Ярмарка послезавтра. Мне нужно успеть собрать печь завтра.

Сидор молчал, глядя на меня. Потом тяжело вздохнул:

— Ладно. Черт с тобой. Сделаю, но работать буду всю ночь. Глаз не сомкну.

— Сколько? — спросил я и полез в карман.

Он назвал цену. Я достал последние монеты — те, что припрятал на самый крайний случай — и положил на верстак.

Сидор пересчитал, кивнул:

— Приходи на рассвете. Труба будет готова.

Я пожал его руку — ладонь горячая, мозолистая:

— Спасибо.

— Не благодари. Просто не дай мне зря всю ночь проработать.

Я усмехнулся:

— Постараюсь, — и вышел из кузницы в холодную ночь.

Мастерская Степана-плотника была в двух кварталах, ближе к центру Слободки. Небольшой дом с пристройкой.

Я толкнул дверь — она поддалась со скрипом.

Внутри горела лампа. Степан сидел у верстака, склонившись над доской. Рубанок скользил по дереву, снимая тонкую стружку. Она падала на пол, закручиваясь спиралью.

Услышав мои шаги, он поднял голову:

— Александр! — Он отложил рубанок, встал, вытирая руки о фартук. — Слышал, что у тебя стража вчера была. Все забрали?

— Все, — подтвердил я.

Степан выругался, качнул головой:

— Гниды. Колесницу тоже?

— Даже ее.

Он присвистнул:

— Жалко, брат. Хорошая штука получилась. Я старался. — Он посмотрел на меня внимательно. — Ну что теперь? Ярмарка отменяется?

— Нет, — сказал я. — Но мне снова нужна твоя помощь.

Степан прищурился:

— Слушаю.