— Могу я тележку твою взять? Мне на ней печь надо довезти на ярмарку и припасы, — спросил я его.

— Конечно, какие разговоры? Бери и порви их там! Вижу, ты решительно настроен!

Я кивнул и вышел обратно в ночь.

Когда я вернулся домой, в доме было тихо. Дети давно спали в своих комнатах. Только Варя не спала — сидела у очага, укутавшись в платок, и смотрела на угасающие угли. Огонь почти погас, только красные искорки мерцали в пепле.

Услышав мои шаги, она подняла голову. Лицо усталое, осунувшееся:

— Ну что? Получилось?

Я кивнул, стянул плащ, повесил на крючок у двери:

— Сидор сделает трубу. К рассвету все будет готово. Степан даст тележку.

Варя медленно кивнула. Потом тихо спросила, глядя на угли:

— Александр… ты правда веришь, что это сработает?

Я подошел к чертежу, провел пальцем по углю, размазывая линии. Грубый рисунок. Простая конструкция.

— Они забрали наше оборудование, — сказал я негромко, больше себе, чем ей. — Забрали продукты. Думают что этого достаточно, чтобы торговец пирожками заткнулся и больше не отсвечивал.

Я поднял голову, посмотрел на Варю. В свете тлеющих углей ее лицо казалось бледным, почти призрачным:

— Но они ошиблись. Они забыли главное.

— Что? — прошептала она.

— Огонь. — Я встал, отряхнул колени. — Они не могут забрать наш огонь. Потому что он не в железе. Он здесь. — Я постучал себя по груди.

Варя смотрела на меня молча. В ее глазах медленно разгоралась надежда — хрупкая, как первый огонек в печи.

Я повернулся к ней:

— Спать. Завтра будет тяжелый день.

Она кивнула, поднялась с лавки На пороге остановилась, обернулась:

— Александр… спасибо.

— За что?

— За то, что не сдаешься.

Я остался один на кухне. Посмотрел на чертеж, на наши скудные запасы. Из этого я должен создать чудо. Накормить толпу. Победить Гильдию.

Я усмехнулся: Загнанный в угол зверь — самый опасный.

Послезавтра я принесу огонь на эту ярмарку.

И пусть вся эта гребаная Гильдия попробует его остановить.

Я проснулся от стука. Резкий, настойчивый. Три удара — пауза — еще три. Кто-то не собирался ждать. Я открыл глаза. За окном было то предрассветное время, когда ночь уже отступает, но солнце еще не показалось. Серый полусвет, холодный и неприветливый.

Стук повторился и стал громче. Я сбросил одеяло, вскочил с постели. Ноги коснулись ледяного пола — я поморщился, но не остановился. Накинул рубаху, штаны, босиком пошел к двери. В доме было тихо. Дети еще спали. Из-за закрытых дверей доносилось ровное дыхание, тихое сопение.

Я спустился по лестнице, прошел через кухню и распахнул дверь. Холодный воздух ударил в лицо. Мороз крепчал. На дворе стоял Сидор-кузнец. Массивный, широкоплечий, лицо красное от мороза и бессонной ночи, под глазами темные круги. За его спиной на снегу лежала длинная железная труба и решетка, которую он сделал, хотя я и не просил.

— Красота, а за решетку отдельное спасибо, — сказал я.

Сидор хмыкнул, слегка поправил шапку:

— Обещал к рассвету — вот и принес. Хотя чуть не заснул над наковальней раза три. — Он кивнул на трубу. — Смотри. Метр, как просил. Ширина — ладонь. Отверстия внизу для воздуха — пять штук, по кругу. Железо толстое, не прогорит быстро.

Я присел на корточки рядом с трубой, осмотрел ее. Отверстия внизу — круглые, одинакового размера, расположены точно по окружности. Настоящая работа мастера.

— Отличная работа, — сказал я, поднимая голову. — Спасибо.

Сидор махнул рукой:

— Не за что. Теперь дело за тобой. — Он кивнул на решетку рядом. — Вот это для печки твоей. Сделал на всякий случай. Я верю в тебя, Алексендр. Ты мужик, не отступаешь даже в такой ситуации. Уважаю.

Я кивнул, пожал протянутую руку и принялся осматривать решетку. Прямоугольная, из толстых железных прутьев. Тяжелая, прочная. Выдержит вес сковороды, котла, чего угодно.

— Спасибо, Сидор, — подтвердил я. — Где наша не пропадала, да? — почему-то вспомнилась именно эта поговорка, которую повторял один мой друг из прошлой жизни.

Сидор присвистнул:

— Хорошо сказал. Именно так, Александр. Считай, вклад мой. Трактир откроешь у меня приборы закажешь, — он подмигнул и спросил. — Драконий Горн, так ты его назвал? Сегодня собирать станешь?

— Сегодня соберу, — сказал я, поднимаясь. — До полудня.

Сидор покачал головой:

— Ты упрямый, Александр. Очень упрямый. — Он посмотрел на дом, на темные окна. — Дети еще спят?

— Да, но скоро подниму.

— Ну ладно. — Сидор повернулся к воротам, потом остановился. Обернулся. Лицо стало серьезным. — Слушай… я не знаю, что ты задумал, но если эта печь правда сработает так, как ты говоришь… если ты правда выйдешь на ярмарку и дашь бой Гильдии… — Он помолчал, подбирая слова. — Повторяю, я за тебя. Понял? Если что — приходи. Чем смогу — помогу.

Я посмотрел на него. Кивнул:

— Спасибо, Сидор. Это много значит.

Он усмехнулся:

— Да ладно тебе. Просто порви их. Эту гребаную Гильдию. Заодно и за меня.

Он развернулся и зашагал к воротам. Я смотрел, как его фигура растворяется в предрассветной мгле. Потом посмотрел на трубу и решетку. У меня будет огонь, как только я соберу эту печь.

Я вернулся в дом и спустился на кухню. Разжег очаг — несколько щепок, сухая солома, искра от кремня. Огонь вспыхнул, затрещал весело. Подбросил дров покрупнее, подождал, пока разгорится как следует.

Достал овсянку. Засыпал в большой котел, смешал воду с молоком, залил и поставил на огонь. Добавил щепотку соли, помешал деревянной ложкой. Каша начала булькать, по кухне поплыл запах. Наверху послышались голоса, шарканье ног. Дети просыпались. Видимо, запах еды сделал свое дело — лучше любого будильника.

Первым спустился Матвей, зевая и потирая глаза. За ним — Тимка, растрепанный, в перекошенной рубахе. Потом Петька, Стёпка, Антон. Один за другим подтягивались остальные — Сенька, Федька, Лёшка. Все сонные, но уже более-менее на ногах.

Варя спустилась последней. Лицо бледное, под глазами темные круги. Она молча прошла к очагу, посмотрела в котел:

— Каша?

— Да, — кивнул я. — Сейчас будет готова.

Она кивнула и начала доставать миски из шкафа.

Я разлил кашу по мискам — щедрые порции. Дети уселись за стол, принялись есть. Голод делал свое дело — никто не болтал, не смеялся. Только стук деревянных ложек о миски. Я ел стоя, прислонившись плечом к стене возле очага. Каша была горячей, густой, прилипала к ложке. Не самая вкусная, все же молоко с водой без меда и без масла, но сытная — то, что нужно перед тяжелым днем.

Смотрел на детей за столом. Они ели молча, сосредоточенно, склонившись над мисками. В их глазах снова была жизнь. Не то безнадежное, потухшее выражение, что было вчера после рейда стражи. Что-то изменилось. Может быть, горячая еда. Может быть — то, что я не сдался.

Когда последняя ложка каши исчезла в последней миске, я отставил свою в сторону и выпрямился:

— Матвей, Тимка, Петька, Стёпка, Антон.

Пятеро старших мальчишек подняли головы.

— Одевайтесь потеплее. Нам нужно выходить.

Матвей вытер рот рукавом:

— Куда мы идем?

— За камнями, — коротко ответил я.

Тимка нахмурился, не понял:

— За какими камнями?

— Для Драконьего Горна. Помните? Вчера показывал.

Петька покосился на Матвея, потом недоверчиво посмотрел на меня:

— То есть… мы правда будем это строить? Прямо сегодня?

— Прямо сегодня. До полудня печь должна стоять.

Стёпка почесал затылок, явно сомневаясь:

— Александр, а… а откуда камни-то брать? Мы же не каменщики, не знаем где…

— По Слободке полно, — перебил я. — На старую мельницу сначала пойдем. Если там не наберем, то в заброшенные дворы за пьяным переулком. Ищем большие, плоские камни, которые можно использовать для кладки.

— А сколько нам надо натаскать? — спросил Сенька.