— Много, — ответил я, глядя ему прямо в глаза. — Столько, сколько сможем часа за два. Чем больше — тем лучше.

Мальчишки замолчали. Переглянулись между собой. В их взглядах читалось сомнение — печь из камней звучало безумно, но никто не возразил вслух. Никто не сказал «не пойду» или «это глупо».

Они уже научились мне доверять. Даже когда не понимали зачем.

Я оттолкнулся от стены:

— Одевайтесь. Тулупы, шапки, рукавицы. На улице мороз, пальцы отморозите за пять минут, если без рукавиц таскать камни.

Мальчишки закивали и начали подниматься из-за стола. Табуретки заскрипели. Кто-то зевнул во весь рот. Они потянулись к своим углам, где висели тулупы и лежали шапки.

Варя все это время стояла у очага, облокотившись о каменную кладку. Смотрела на меня настороженным взглядом. Лицо непроницаемое, но в глазах — что-то темное. Страх? Злость? Отчаяние?

Когда мальчишки ушли одеваться, она тихо спросила:

— Александр… — голос глухой, усталый. — Ты правда думаешь, что это сработает? Что ты построишь печь из обломков и камней, и она… что, будет работать?

Я посмотрел ей в глаза. Не отвел взгляд. Держал паузу.

— Должна, — сказал я просто.

Варя покачала головой. Медленно и, похоже, не веря.

— Должна, — повторила она с горечью. — Но что если нет?

— Она будет работать, — я посмотрел ей в глаза. — Никаких если.

Она выдохнула, опустила взгляд. Развернулась к столу и начала молча собирать грязные миски. Движения резкие, злые. Одна миска звякнула о другую слишком громко.

Я вышел из кухни, а через несколько минут мы собрались во дворе.

Рассвет уже полноценно начался — небо на востоке окрасилось в нежно-розовый и бледно-оранжевый, словно кто-то размазал акварель по холсту. Солнце еще не показалось, но свет уже был — серый, холодный, зимний. Длинные тени от домов ложились на снег.

Мороз крепчал. Дышать было больно — воздух обжигал легкие, оседал инеем на бровях и ресницах. Снег под ногами скрипел так громко, что казалось, весь квартал должен проснуться.

Я обернулся. Передо мной стояли пятеро мальчишек в тулупах, шапках и толстых рукавицах.

— Слушайте внимательно, — сказал я, глядя на каждого по очереди. — Камни нужны крепкие, которые не крошатся, не трескаются. Ищите плоские, чтобы укладывать один на другой. Размером вот такие. — Я показал руками — примерно с голову взрослого человека. — Больше можно, меньше — нет. Понятно?

— Понятно, — кивнул Матвей.

— До полудня печь должна быть собрана, — продолжил я. — Это значит, что камни нужны через два часа. Максимум — три. Чем быстрее притащим, тем быстрее начнем строить.

Тимка потер ладони друг о друга, согревая:

— А если не успеем?

Я посмотрел на него:

— Успеем, потому что иначе нельзя.

Он кивнул.

— Тогда вперед, — сказал я и первым двинулся к воротам.

Мальчишки последовали за мной. Мы вышли за ворота — в холодное, просыпающееся утро Слободки.

Мы шли по узким улицам, где дома стояли так близко друг к другу, что крыши почти соприкасались. Из труб поднимался дым. Снег под ногами был утоптанный, грязный, смешанный с золой.

Я шел впереди, мальчишки — следом гуськом. Тимка рядом, остальные чуть поодаль.

— Куда сначала? — спросил Матвей, перепрыгивая через замерзшую лужу.

— К Степану, — ответил я, не оборачиваясь. — Заберем тележку. Иначе на себе камни таскать будем до вечера.

Тимка кивнул с облегчением:

— Точно, а то я уже думал, как мы все это потащим.

До мастерской мы дошли быстро. Я открыл дверь и из проема повалил пар — внутри явно топили печь.Тепло ударило в лицо, приятное после мороза. Пахло свежей стружкой.

Степан стоял у верстака, строгал доску. Услышав наши шаги, обернулся. Лицо усталое, под глазами темные круги — видно, всю ночь проработал.

— Александр! — Он отложил рубанок, вытер руки о фартук. — Пришел за тележкой?

— За ней, — кивнул я.

Степан усмехнулся:

— Думал, ты передумаешь или еще спишь после вчерашнего. — Он кивнул на угол мастерской. — Вон она. Я ее немного в порядок привел для тебя. Ночь не спал.

Я подошел. В углу стояла простая двухколесная тележка — деревянная рама, две оси с колесами, длинные ручки для толкания.

— Спасибо, дружище. Очень она нас выручит, — сказал я, оборачиваясь к Степану.

Он пожал плечами:

— Не новая, конечно, но крепкая, не развалится. Что собираешься на ней везти?

— Для начала камни, а потом очаг на не соберу, — коротко ответил я.

Степан присвистнул:

— Камни? Для печи твоей?

— Для нее.

Он покачал головой:

— Ну ты даешь, Александр. Упертый как баран. Уважаю, — Он помолчал, потом усмехнулся. — Ладно. Бери. Только смотри, не перегружай — ось треснет.

— Не перегружу, — пообещал я и взялся за ручки тележки.

Мальчишки помогли мне выкатить ее на улицу. Колеса заскрипели по снегу — тяжеловато, но терпимо.

— Спасибо, Степан, — бросил я через плечо.

— Да ладно, — махнул он рукой. — Только верни целой и если печка твоя сработает — расскажешь, как оно.

Я кивнул и мы двинулись дальше на старую мельницу. Мальчишки рассказали, что там можно разжиться камнями.

Старая мельница стояла на краю Слободки, почти у самой реки. Когда-то здесь мололи зерно, но лет десять назад крыша обрушилась, колесо сломалось, и мельницу забросили. Теперь это была куча обломков, большую часть которых растащили местные, но кое-что осталось.

Мы подкатили тележку к краю развалин. Я остановился, оглядел местность. Камни лежали везде — большие, маленькие, плоские, круглые. Часть завалена снегом. Часть торчит наружу.

— Вот, — сказал я, указывая рукой. — Берем отсюда. Ищите плоские, размером с голову или больше. Проверяйте, чтобы не крошились. Грузим на тележку.

Тимка присел на корточки, откопал один камень из-под снега. Поднял, повертел в руках:

— Этот подойдет?

Я посмотрел. Плоский, серый, с ровными краями. Активировал Анализ:

Камень известняк

Качество: Хорошее

Состояние: Крепкий, без трещин

Потенциал: Отлично держит жар, не трескается при нагреве

— Подойдет, — кивнул я. — Такие и ищите. Складывайте в тележку аккуратно, чтобы не перегрузить.

Мальчишки разошлись по развалинам. Начали копать снег руками, выковыривать камни из замерзшей земли, переворачивать обломки.

Я работал рядом с ними. Руки быстро замерзли, даже в рукавицах. Камни тяжелые, холодные, как лед. Пальцы коченели, но я не останавливался.

Матвей нашел большой плоский камень, еле поднял. Понес к тележке, уложил на дно. Петька откопал несколько поменьше — ровных, хороших. Тоже понес грузить. Тимка с Антоном работали вдвоем — находили крупные булыжники, поднимали вместе, тащили к тележке. Стёпка работал молча. Находил камень — проверял — нес к тележке.

Тележка постепенно наполнялась. Слой за слоем. Камни укладывались плотно, один на другой.

Я проверял каждый перед погрузкой. Активировал Дар. Отбраковывал треснутые, крошащиеся. Оставлял только лучшие.

Прошло около часа. Тележка была загружена почти доверху. Много камней набрали, причем очень приличных. Повезло.

Я выпрямился, потер поясницу. Спина ныла. Руки дрожали от холода и усталости.

— Хватит, — сказал я. — Этого достаточно. Едем домой.

Мальчишки закивали, отряхивая снег с рукавиц. Лица красные от мороза и напряжения, но в глазах — удовлетворение. Мы справились.

Я взялся за ручки тележки. Потянул — тяжело, но едет. Колеса заскрипели под весом камней.

Тимка и Матвей подошли сзади, начали подталкивать.

— Вместе, — сказал я. — На счет три. Раз, два, три!

Мы рванули. Тележка тронулась с места, покатилась по утоптанному снегу.

Мы везли ее обратно через Слободку. Останавливались передохнуть каждые сто шагов. Тяжело, но дотащить нужно.

Когда вкатили тележку во двор, солнце уже поднялось выше. Стало немного теплее — градуса на два, не больше.