Я развернулся и вошел в дом.

Внутри царила гнетущая тишина. Дети разбрелись по своим комнатам. Варя укладывала Машу. Матвей стоял возле стола с тряпкой в руках. Пытался вытереть просыпанную муку, но руки дрожали так сильно, что только размазывал белые разводы по дереву.

Я прошел мимо него в свою комнату, сел на лавку, достал из ножен свой поварской нож. Взял точильный брусок и начал точить. Так мне всегда легче думалось.

Ш-ш-шорк. Ш-ш-шорк.

Монотонный звук разрезал тишину, как лезвие — ткань. Я водил ножом по бруску медленно, не торопясь. Лезвие становилось острее с каждым движением. Мысли — четче.

Они думают, что все заберут и таким способом убьют сопротивление.

Ш-ш-шорк.

Варя появилась в дверном проеме. Остановилась на пороге, смотрела на меня грустным взглядом. Открыла рот, собираясь что-то сказать.

Я не поднял головы. Продолжал точить нож. Она постояла еще немного, потом развернулась и ушла. Через минуту в дверях появился Матвей. Замер, глядя на меня. Я слышал его дыхание — частое, сбивчивое.

Ш-ш-шорк. Ш-ш-шорк.

Он не решился войти. Постоял, потом тоже ушел.

Дети боялись подходить. Наверное, чувствовали то, что я сам едва сдерживал — беспощадную ярость, сжатую в тугой узел где-то под ребрами. Ярость, которая просила выхода. Требовала крови. Но не сейчас. Сейчас мне нужно думать. Я провел пальцем по острию ножа. Холодный, идеально острый клинок.

Дураки. Огонь не в железе.

Я коснулся виска.

Огонь здесь. В голове, в руках. В моих умениях.

Образы начали складываться в голове.

Сколько денег осталось? Три серебра. Может, чуть больше. Жалкие гроши.

На что хватит? Мука. Самая дешевая — ржаная, грубого помола. Корнеплоды, которые никто не хочет брать. Сало. Может быть, немного соли.

Я перебирал варианты, как карты в колоде.

Что из этого приготовить? Что привлечет толпу на ярмарке?

Лепешки. Жареные, горячие, с хрустящей корочкой. Простые, но если сделать правильно — люди оторвут с руками.

Но для этого нужен жар. Сильный, постоянный жар, чтобы корочка схватывалась мгновенно, а внутри оставалось мягко.

Я представил сковороду на огне. Нет, не сковороду — жаровню. Плоскую поверхность, раскаленную добела.

Обычная печь? Нет. Слишком медленно разогревается. Жрет дрова. Жар неравномерный.

Мне нужно что-то другое. Что-то, что даст максимум жара при минимуме топлива.

Вертикальная тяга. Эффект дымохода.

Образ вспыхнул в голове — ракетная печь. Примитивная конструкция, гениальная в своей простоте. Труба вертикально. Воздух входит снизу, поднимается, создает тягу. Пламя ревет, как дракон. Жар в три раза сильнее обычного. Можно собрать из того, что под рукой. Камни и глина, что осталась после колесницы. Металлическую трубу можно у Сидора взять. Я представил конструкцию целиком. Увидел, как она работает. Как пламя бьет внутри, раскаляя металл.

Это сработает.

Нет. Это ДОЛЖНО сработать.

Я резко поднялся на ноги. Точильный камень с глухим стуком упал на пол.

Вышел из комнаты. В доме стояла тишина. Дети давно разошлись по комнатам. Из-за закрытых дверей доносилось тихое сопение, мерное дыхание. Они спали. Только Варя не спала. Сидела на лавке у окна в общей комнате, обхватив колени руками, смотрела в темноту за стеклом. Услышав мои шаги, обернулась. Лицо бледное, под глазами темные тени.

Матвей дремал за столом, положив голову на скрещенные руки.

Я бросил взгляд на окно. Небо за стеклом из черного становилось темно-синим. Первые признаки рассвета. Скоро начнет светать. Рынок откроется.

Я подошел к Матвею, тронул за плечо:

— Вставай.

Он дернулся, резко поднял голову. Глаза красные, опухшие. Несколько секунд смотрел на меня непонимающе, потом сообразил где он, и быстро выпрямился:

— Александр? Что делаем?

— Сколько денег осталось? — спросил я. — До последней медяшки.

Матвей моргнул, не сразу сообразил. Полез в карман, достал потертый кошелек, высыпал содержимое на стол. Монеты звякнули, раскатились.

Он начал считать, губы беззвучно шевелились:

— Три серебра… и восемь медяков.

Я кивнул — должно хватить.

— Одевайся. Идем на рынок.

Матвей уставился на меня:

— На рынок? Сейчас? Но еще ночь же…

— Рассветает, — коротко бросил я. — Торговцы разворачивают лотки. Идем.

Варя встала с лавки, шагнула ко мне:

— Александр… — голос тихий, надломленный. — Зачем? У нас ничего не осталось…

Я посмотрел на нее:

— Осталось.

— Что? — выдохнула она.

Я накинул тулуп и дернул дверь на себя:

— Я.

Холодный предрассветный воздух ворвался в комнату. Матвей схватил свой и бросился за мной.

Рынок Слободки просыпался медленно, нехотя. Серое предрассветное небо нависало низко, тяжелыми облаками. Первые лучи солнца только начинали пробиваться сквозь них, окрашивая снег в бледно-розовый цвет.

Торговцы разворачивали свои лотки, кряхтя и переругиваясь. Зевали во весь рот, потирали озябшие руки, пытаясь согреться. Кто-то разводил маленькие жаровни с углями. От них поднимался тонкий дымок, пахло дровами и золой. Я шел быстро, почти не оглядываясь по сторонам. Матвей семенил рядом, пытаясь не отставать. Мешок за его спиной болтался пустой — пока.

— Александр, — начал он осторожно, запыхавшись. — Ты… ты можешь хоть намекнуть? Что мы будем покупать?

— То, на что хватит денег, — коротко бросил я, не сбавляя шага.

Матвей помолчал, потом попробовал снова:

— Но… но для чего? Что ты собираешься готовить?

Я остановился так резко, что он чуть не врезался в меня. Обернулся, посмотрел ему в глаза:

— То, что заставит людей забыть обо всем. То, ради чего они выстроятся в очередь и будут ждать, даже если Гильдия прикажет им уйти.

Матвей сглотнул, кивнул. Больше не спрашивал.

Первым делом — мука.

Я подошел к лотку старика-торговца, который торговал зерном и мукой. Лицо морщинистое, как печеное яблоко. Руки узловатые, с темными пятнами. Он смотрел на меня сонными, полузакрытыми глазами.

— Мука, — сказал я. — Ржаная. Самая дешевая, что есть.

Старик кивнул молча, нагнулся под прилавок и вытащил мешок. Небольшой, потертый. Развязал горловину, показал содержимое. Я взял щепотку, растер между пальцами. Грубый помол. Много отрубей. Активировал Анализ Ингредиентов:

Мука ржаная грубого помола

Качество: Простое

Состояние: Свежая, с примесями отрубей

Потенциал: Отлично подходит для деревенского хлеба, лепешек. Грубая структура даст плотную текстуру

Для нищих Слободки это была хорошая мука. Без плесени, без гнили. Такая, на которой можно прожить зиму.

— Беру, — сказал я.

Старик назвал цену — один серебряный за мешок. Я отсчитал монеты, положил на прилавок, потом закинул мешок на плечо.

Дальше — овощной ряд.

Я остановился у лотка, где торговали корнеплодами. Не теми красивыми, ровными овощами, что продавали в центре города для богатых горожан. Здесь лежали те, что остались после отбора — кривые, с трещинами, местами побитые морозом.

Но для меня это не было проблемой. Я начал перебирать. Брал каждый корнеплод в руки, ощупывал, нюхал, иногда слегка царапал ногтем кожуру.

Активировал Дар.

Репа — чуть подвяленная, но еще годная. Сладковатая. Запечется отлично, даст сок.

Репа

Качество: Хорошее

Состояние: Слегка подвяленная, но структура целая

Потенциал: Сладковатая, сочная при запекании. Хорошо держит форму

Брюква — жесткая, волокнистая, но не гнилая.

Б рюква

Качество: Простое

Состояние: Жесткая, старая.