Теперь я просто стоял, вглядываясь сквозь это жалкое стекло между нами и был готов исполнить любую его прихоть.

Сердце сжималось от страха… и от той яростной, всепоглощающей любви к Мони.

Пожалуйста… только не забирай ее.

Она была светом, который прорезал мою тьму. Как первый глоток весны после бесконечной, изнуряющей зимы.

Свежий.

Живительный.

Незаменимый.

Я думал, Шанель была для меня всем…

А потом в мою жизнь ворвалась Мони, как самая нежная, самая прекрасная мелодия, и я вдруг осознал, в какой адской тишине жил все это время.

Я не могу потерять Мони. Не хочу дальше дышать, если ее не будет.

Ее смех наполнил пустоты в моей душе и сердце, те, о существовании которых я даже не подозревал.

Ее прикосновения лечили раны, которые я давно считал неизлечимыми.

Она показала мне, что значит быть по-настоящему увиденным – не как Хозяин Горы, не как очередная фигура в бесконечной игре отца за власть, а как Лэй.

Просто Лэй.

Одна только мысль о том, что она в опасности, что холодное лезвие у ее горла, всего лишь очередной акт отцовского безразличия, разожгла во мне ярость, от которой хотелось рвать и метать.

В ту секунду я понял, что нет ничего, чего бы я не сделал, никакой цены, которую я бы не заплатил, чтобы она осталась в живых.

Это такой пиздец.

Его требование о безопасном выходе, билет к новым интригам, было ядом, который я бы проглотил добровольно, если это спасет Мони.

Я выдохнул. Долго и тяжело.

– Ладно, отец. Ты хочешь безопасно уйти с Востока. Я согласен.

– Согласен?

– Да. Ты получишь проход.

– А если ты мне этого не дашь, сын... – он снова посмотрел на лицо Мони. – Я убью ее прямо у тебя на глазах.

– Не нужно ее пугать.

– Нужно, Лэй.

Меня пробрал холодный озноб.

Я должен был удержать его внимание на том, что Мони слишком ценна, чтобы он решился ее убить.

Напряжение стянуло плечи.

– Отец, мы оба знаем, что ты не убьешь Мони. Она – часть твоего великого плана. Не забывай об этом.

– Никакого плана не будет, если я не смогу сделать ее Хозяйкой Горы, которой ей суждено быть…

– Сделать ее? Какого хрена ты несешь?

– Сейчас это слишком долго объяснять, Лэй, – он тяжело вздохнул. – А пока просто позволь мне, своему дяде и моим людям спокойно покинуть Восток… и…

– И?..

– Моник пойдет со мной.

– Нет, – я напрягся. – Я могу обеспечить тебе безопасный проход, но Мони останется здесь.

– Нет, – он покачал головой. – Она пойдет со мной…

– До ворот. И точка, – я прищурился, мечтая, чтобы между нами не стояло это чертово стекло. Я бы убил его прямо сейчас. – Только до ворот. Дальше – ни шага. Я только на это готов пойти.

– Твое удобство меня не волнует. Я думаю о наследии, о Востоке…

– Мне плевать на наследие и на Восток, – голос сорвался на крик. – Не смей тронуть Мони!

– А иначе что? – его голос был пропитан леденящей уверенностью. – Ты не понимаешь, Лэй. Это больше, чем твои желания. Больше, чем мы оба.

Он ошибался.

Ничто не было важнее нашей жизни.

Ничто не стоило больше, чем безопасность Мони.

Я с трудом сглотнул, пытаясь задавить ком в горле. Уверенность в его голосе сотрясла меня до основания – каждую крупицу надежды, за которую я еще цеплялся. Это был голос больного человека, который до сих пор верил, что действует во имя Бога.

– Успокойся, Лэй, – отец держал лезвие у горла Мони, а сам вцепился в меня взглядом такой силы, что воздух между нами будто треснул. – Спокойствие – не просто добродетель. Это оружие. В хаосе побеждает не тот, кто орет громче. Побеждает тот, чей разум ясен. Кто видит путь.

Да пошло все нахрен. Убери нож от ее шеи.

Я сжал кулаки.

– Ты понимаешь, Лэй?

– Спокойствие? – я выплюнул это слово, будто оно было ядом. – Ты это называешь спокойствием? Держать нож у ее горла, чтобы получить желаемое?

Он улыбнулся, но в этой улыбке не было ни капли тепла – пустая, ледяная маска.

– Именно, Лэй. Это демонстрация силы, а не паники.

Сердце громыхало в ушах.

Он продолжил:

– Контролируя свои эмоции, я контролирую ситуацию. Понимаешь, когда человек действует из страха или злости – он ошибается. Он становится предсказуемым. А когда ты спокоен – ты командуешь.

Теперь он решил, что снова «учит» меня, как стать настоящим Хозяином Горы. Да пошло оно все. Мне плевать на его титулы. Я просто хочу Мони.

Я едва сдерживал ярость, кипевшую внутри. Учить меня таким извращенным способом, угрожая жизни той, кого я люблю, было не просто жестоко, а по-настоящему больным.

И все же часть меня понимала логику его слов. Искалеченную, хищную, но узнаваемую. Он пользовался этим приемом десятки раз, чтобы давить на врагов.

Манипулировать. Побеждать.

– А как же сердце, отец? – выдавил я, голос дрожал от напряжения. – Если бы на месте Мони была мама... и у ее горла был нож... ты бы тоже был так спокоен?

Челюсть у него дернулась. Этого было достаточно.

Он бы слетел с катушек.

– Уходи, – сказал я. – Пользуйся коридором. Но Моник остается. Она – со мной.

Во взгляде его что-то мелькнуло.

– Я не уверен, что ты дашь мне уйти, как только я отпущу Моник.

Потому что, как только она будет со мной, ты никуда, блядь, не уйдешь. Ни о какой безопасности речи больше не будет. Я сразу же тебя убью.

Я натянул на лицо вежливую улыбку... насколько смог ее изобразить.

– Отец, твой урок про спокойствие и контроль я усвоил.

– Правда?

– Но позволь добавить кое-что от себя: настоящая сила, еще и в доверии.

– Хммм.

– Я предоставляю тебе безопасный путь, как и обещал. Клянусь перед Мони – женщиной, которую я люблю и за которую готов умереть.

Страх в ее глазах чуть-чуть отступил.

Я прочистил горло:

– Но ты оставишь ее здесь. Это не просто демонстрация доверия, это проявление моей способности мыслить шире, ради блага Востока.

– Очень интересно, – его глаза сузились, он явно обдумывал мои слова. – Доверие, говоришь?

– Доверие.

– Но доверие – это обоюдоострый меч, сын.

Черт возьми. Да просто отпусти ее уже.

Я сохранил спокойствие.

– В каком смысле обоюдоострый?

– Оно может защищать. А может уничтожать.

– Ладно. Ты прав.

– Как я могу быть уверен, что, лишившись рычага в лице Мони, ты не попытаешься отомстить за все, что я сделал?

Позади раздался легкий шум.

Следом Чен встал справа от меня, а Дак – слева.

По какой-то причине взгляд отца метнулся к Даку, и остался на нем. Будто он пытался считать его реакцию. Смотреть, как Командир боевого крыла отнесется к тому, что он держит Моник с приставленным ножом.

К счастью, ни у Дака, ни у Чена на лице не дрогнул ни один мускул. Они просто стояли рядом – тихо, уверенно, готовые действовать в любую секунду.

А внутри меня все кипело. Эти яростные чувства бурлили под внешним спокойствием, и все, что я мог – не дать им вырваться наружу.

Отец снова посмотрел на меня:

– Ну что, Лэй. Скажи. Почему я должен тебе доверять?

– Потому что, в отличие от тебя, я понимаю: если продолжать этот круг мести, то Востоку придет пиздец.

– Оу, – хмыкнул он, с усмешкой, жестокой и ледяной. – Наконец-то дошло? Не верю.

– Отпусти ее.

– Я заберу ее с собой.

Да чтоб ты сдох. Ладно... спокойно. Спокойно.

Я наклонил голову набок:

– Что значит, ты заберешь ее с собой?

– Она останется со мной на несколько дней. Я хочу, чтобы она была на пиру…

– Только попробуй вынести ее за ворота, я тебя, блядь, выслежу и прикончу!

И тут Мони заговорила, к моему удивлению.

– Подожди, – глаза у нее распахнулись. – Лео... Лэй прав... сейчас нет необходимости мне идти с тобой.