— То, что я сказал... — произносит он, опустив плечи и уткнувшись в подбородок, — было неуместно. Я так зол на себя за то, что боялся худшего, потерял контроль над собой и выместил это на единственном человеке, который всегда верил в меня. Я позволила другим людям контролировать мои эмоции, даже не дав мне шанса. И все, что я сделал, — это оттолкнул тебя. Черт, Кейт. Я ненавижу себя за то, что так поступил с тобой.

           Я не могу смотреть ему в глаза, боясь, что если я это сделаю, он снова сломает меня. Но дело не только во мне. Медленно поднимаю голову, чтобы посмотреть на мужчину, который открыто признал свою слабость, принял свою уязвимость, чтобы показать мне, как сильно он не хочет терять то, что у нас есть. Теперь я понимаю, что, несмотря на то, что его черствые слова сбивают меня с толку, его ноша гораздо тяжелее. Он боролся и продолжает бороться за то, чтобы стать лучшим мужчиной для своих детей. Его самый большой страх оказаться отсутствующим отцом довел его до глубины отчаяния.

           Выразить свою боль и проявить мужество, появившись здесь, в Париже, далеко не всегда удобно. Он пошел на риск, хотя мы и оставили все так, как было, и я люблю его еще больше за то, что он борется за то, чего хочет, и никогда не сдается.

           Даже если мне придется в конце концов признать, что он борется за меня. 

           — Я знаю, что ты что-то чувствуешь, Ной. Я больше не отрицаю этого... Я просто...

           — Что, Кейт? — настаивает он, придвигаясь ко мне ближе. — Если мы собираемся сделать это, ты и я, мы должны быть полностью честны друг с другом.

           Ной прав. Мы больше не можем играть в эти игры. Слишком многое поставлено на кон. Мое сердце висит на волоске, всего один щелчок, и оно полностью разбито. 

           — То, что ты заставляешь меня чувствовать, — шепчу я, затаив дыхание. — Я теряю того, кем, как мне казалось, я хотела быть. Как будто когда я с тобой, все остальное не имеет значения.

           Ноа гладит меня по щеке, утирая единственную слезинку, которой я позволила вырваться наружу. Его прикосновение теплое, как одеяло, укрывающее и успокаивающее меня. Как я могу сказать ему, что это все или ничего? Как признаться лучшему другу, что есть только одна дорога, по которой мы можем идти, и я хочу быть рядом с ним сейчас и навсегда? 

           — Мне нравится, что я такой, какой есть, когда я рядом с тобой, — говорит он, изгибая губы. — Ты пробуждаешь во мне все самое лучшее.

           Я смотрю в его глаза, позволяя себе потерять себя в нем. Когда он наклоняется вперед, мой пульс учащается, так сильно я его хочу. Его губы прижимаются к моим, мягко и дразняще. Он отстраняется, но остается на расстоянии вдоха, оставляя место, которое он поцеловал, горящим, как прикосновение пламени. Оно пульсирует во мне, распространяясь, как лесной пожар, когда его взгляд становится все глубже, и мое сердце принадлежит только ему. 

           — Если мы сделаем это...

           — Если мы сделаем это, — повторяет он на одном дыхании.

           — Все в силе, — говорю я ему, бросая свое сердце на поле боя, где есть все, что можно потерять. — Слишком многое поставлено на карту, и слишком много людей будет вовлечено в нашу жизнь, чтобы мы могли распасться, не причинив вреда окружающим.

           Он склоняет голову, а когда поднимает глаза, чтобы снова встретиться с моими, в его зрачках мерцает блеск. 

           — Мы оба наблюдали за тем, как проживаем свои жизни с другими людьми. Я видел, как ты ушла, переехала в Париж, упала в объятия другого мужчины, который тебя не заслуживает.

           — А я наблюдала, как ты влюбился в другую женщину, женился и ты сделал ей ребенка. Возможно, меня не было рядом, когда все развалилось, или когда ты бросился в чужие объятия, и, честно говоря, я рада, что меня не было рядом.

           — Наша жизнь будет сложной. Дети, бывшие жены, бывшие любовники, друзья... Ты уверена, что сможешь справиться с моим багажом?

           Я провожу руками по его волосам, как делала это уже дюжину раз, но в этот раз все совсем по-другому. Обхватив меня руками за шею, он кладет руки мне на бедра: — Ноа Мейсон, ты того стоишь.

           Его губы снова касаются моих, и он нежно целует меня — поцелуй, который растапливает все сомнения, которые у меня остались в нас. Поцелуй, который скрепляет нашу судьбу и делает нас одним целым. 

           — Итак, — вздыхаю я, все еще прижимаясь к нему. — Что теперь?

           — Что? Один поцелуй, и я тебе уже надоел? — поддразнивает он, снова целуя меня, прежде чем отстраниться. 

           — Одно я могу признать: с тобой мне никогда не бывает скучно, — смеюсь, проводя пальцем по его нижней губе. — Я в Париже, а ты в Лос-Анджелесе.

          Он вздыхает, понимая, что наша борьба за то, чтобы быть вместе, еще далеко не закончена. 

           — Теперь я здесь.

           — Да, ты здесь, но надолго ли?

           — У меня завтра самолет в четыре, но сегодня я хочу пригласить тебя на настоящее свидание.

           — Настоящее свидание? —  ухмыляюсь, глядя на него оценивающим взглядом. — Как романтично с твоей стороны. Я получу подсказку?

           — Никаких подсказок, — он качает головой. — Я вернусь через час. Будь одета и готова.

           — Подожди, что нужно надеть? — спрашиваю я, все еще держась за него. — Знаешь, мой гардероб варьируется от Dior до мешка с картошкой.

           — У тебя в шкафу есть картофельный мешок?

           — Да, это называется неудачная покупка, когда Эрик сказал мне, что в моде мумуусы.

          Обхватив мое лицо руками, он глубоко целует меня, а затем отстраняется, оставляя во мне желание большего: — Я уверен, что ты выглядишь сексуально в мешке для картошки. Но, может быть, чтобы облегчить тебе задачу, стоит надеть что-нибудь более официальное.

           — Но почему ты должен уходить? — умоляю я, сжимая руками его рубашку. — Мне нравится, когда ты здесь.

           — Мне нужно кое о чем позаботиться. А если я не уйду, то ты окажешься на четвереньках и будешь жаловаться, почему не можешь ходить. У нас есть много времени, чтобы это произошло, но в Париже всего одна ночь.

           Поцеловав меня напоследок, он выходит из моей квартиры, оставляя меня на кухне, а я касаюсь губами губ, вспоминая наш поцелуй. 

           Ночь в Париже с Ноа Мейсоном — это именно то, чего так жаждет мое сердце. Две мои самые большие любви, вместе на одну ночь, и с этой мыслью, приносящей счастье, которое я наконец-то заслужила, я понимаю, что все уже слишком поздно. 

           Я влюбилась в своего лучшего друга. 

           И обратного пути нет.

— Я уже говорил тебе, как прекрасно ты выглядишь сегодня?

Прекрасной парижской ночью Ноа целует мне руку, пока мы идем по улице к неизвестному месту назначения. По крайней мере, мне это неизвестно. Ноа точно знает, куда мы идем.

В глазах той, кто так блаженно счастлив с великолепным мужчиной рядом, Париж превратился в самый романтичный город. Когда мы проходим мимо других пар, мы киваем друг другу, почти как в тайном обществе влюбленных. Все вокруг нас кажется совсем другим. Уличные фонари — как звезды над нами, цветы в садах — в полном расцвете, и, возможно, где-то рядом с нами парит Купидон со своим луком и стрелами.

Я пьяна от счастья и даже не жалею.

— Мы пришли.

Я следую за Ноем внутрь здания, прохожу мимо консьержа, который любезно сопровождает нас на лифте вверх. Когда мы поднимаемся на верхний этаж, он держит дверь открытой, пока Ной просит меня закрыть глаза. Проведя меня через дверной проем, он говорит мне открыть глаза несколько мгновений спустя.

Мы стоим на террасе, окруженной зеленью и разбросанными по ней мерцающими огоньками. В центре стоит небольшой круглый стол, покрытый белой скатертью и освещенный свечами. Бутылка шампанского стоит в охлажденном ведерке рядом с тарелками и серебряными столовыми приборами.