Все осложнялось еще и тем, что у меня была ситуация с Оливией. С самого начала она ничего не хотела от меня, предлагая растить ребенка в одиночку. Это казалось единственным вариантом, учитывая, что вся моя жизнь, включая Джессу и работу, проходит в Лос-Анджелесе.  

           Я плыл в неизвестных водах без спасательного жилета, который мог бы спасти меня от неминуемого утопления. Единственная помощь, которую я с готовностью принял, — от Чарли. Будучи адвокатом, специализирующимся на семейном праве, она видела все это. Она предложила нам не заключать никаких соглашений до рождения ребенка. Вероятно, все изменится, и со временем мое участие в жизни малыша станет более очевидным.

           По крайней мере, Оливия, в отличие от Морган, была рациональна в этом отношении. 

           Закрыв за собой дверь, я с тяжелым сердцем кладу руку на дверную ручку. И тут шепот возвращается, напоминая мне, что от меня не убежать. 

           Моя рука скользит в карман брюк, чтобы достать телефон, и, как я делал уже много раз сегодня, я открываю свои фотографии на той, которая дразнила меня с субботнего вечера.  

           Простая фотография была сделана на танцполе, под воздействием дорогого шампанского и скотча. Селфи с губами Кейт, прижавшимися к моей щеке во время смеха, и мое лицо светится от счастья. Мы смеялись до боли в животе, и слезы катились по нашим щекам, когда мы едва могли стоять, не говоря уже о танцах.

          Этот простой момент между нами — то, чего мне так не хватало все это время. Я понял это, как только увидел Кейт. 

          Но это не простое уравнение. Я причинил ей боль, отказался от нашей дружбы, и теперь у меня есть лишний багаж в виде детей, который не нужен ни одной женщине от мужчины, с которым она встречается.

           Я много раз смотрю на это изображение, желая, чтобы это чувство тоски прекратилось. Но по мере того как проходят дни, а между нами остается расстояние в целый океан, становится все труднее контролировать это желание, поглощающее меня. 

           Я прохожу на кухню и сажусь на табурет, а Морган стоит напротив меня, задумчиво теребя руками волосы. Она все еще одета в свою рабочую одежду, и, несмотря на мою нетерпимость к ней, Морган всегда будет красивой женщиной. Хотя в последнее время я замечаю, что ее платья стали более откровенными и обтягивающими. Она также похудела, но наши отношения натянуты, поэтому я держу все наблюдения при себе. Мы больше не друзья, а всего лишь два человека, которые пытаются сориентироваться в этой истории с совместным воспитанием детей. Жаль, что ей приходится быть такой стервой в этом вопросе. 

           — Как прошла твоя поездка в Париж? — спрашивает она, нервно потирая ладони. 

           — Отлично.

           Не в силах смотреть мне в глаза, она опускает голову и скрещивает руки, чтобы через мгновение разжать их. Удивительно, но когда я рассказал ей о своей поездке, я ожидал, что она прочитает мне лекцию о том, что я бросил нашу дочь, но этого не произошло. Ее перепады настроения утомляют, и у меня нет сил снова спорить с ней сегодня вечером, куда я и собираюсь отправиться через несколько минут. 

           Дело в том, что после разговора с Кейт у меня в голове полный бардак. 

           — Что ты хочешь обсудить? — нетерпеливо спрашиваю я. 

           — Мне нужно, чтобы ты, пожалуйста, оставался непредвзятым, или, скажем так, я не хочу спорить.

           Как только она это произносит, в душе поднимается тревога: — Что случилось?

           — Я кое с кем встречаюсь.

           Я опускаю голову и смотрю на мраморную столешницу. Этот момент должен был наступить, и хотя мой гнев по этому поводу — само собой разумеющееся, он становится неуместным — разговор с Кейт вновь оживает в памяти. Мне следовало бы наброситься на этого ублюдка, как только я увидел его на балу, но Лекс предупредил меня, чтобы я сохранял спокойствие, слишком хорошо зная мои чувства по поводу его так называемого существования. 

           — Его зовут Каллум. Он режиссер. Я просто подумала, что ты должен знать.

           Внутри меня воцаряется тишина, когда мои белые костяшки пальцев ударяются о мрамор. Мой пульс бьется с рекордной скоростью, усиливая жар моей кожи под рубашкой. Морган издает горловой звук, ожидая моего ответа с затаенным дыханием. 

           Что, блядь, я должен сказать? Поздравляю, ты трахаешься с кем-то другим? Мне все равно, что она делает, лишь бы моя дочь была в безопасности. Удачи тому члену, который будет называть тебя своей. Уверен, ему будет весело потерять свои яйца из-за такой сучки, как ты.

          Гнев поглощает меня со скоростью тайфуна, который не может вырваться наружу. Морган что-то говорит о том, как она с ним познакомилась или где он живет, но звук ее голоса затихает вдали. Единственное, что я слышу, — это голос Кейт, которая говорит мне, что Доминик любит ее, а его жена не против, чтобы она была его игрушкой для траха на стороне. 

           Я умолял себя успокоиться, когда понял, что они все еще трахаются друг с другом. После наших совместных выходных и увиденной на балу ревности я поняла, что он не скоро попытается вернуть ее. 

           Он писал, звонил — и все это время она была со мной. В тот вечер я потерял терпение, и наш бурный разговор заставил ее бежать к нему, или я так думал. Она пообещала мне, что ничего не произошло, и я всеми силами старался ей доверять. Кейт всегда знала себе цену. Это то, что меня всегда восхищало в ней.  

           Но даже я, признаться, едва держусь на волоске. Ноль контроля, и семя ревности зарождается в яме моей души. Она так далеко. Я даже не могу увидеть ее или сказать ей о своих чувствах. 

           — А он знает, что у тебя есть дети? — я проболтался, не стесняясь. 

           — Да, он знает о Майкле. Более того, он встречался с Майклом и Уайаттом. Я бы очень хотела, чтобы он познакомился с Джессой.

           Я резко вскидываю голову, ярость пульсирует в моих венах: — И что? Он может заменить меня в качестве ее отца?

           — Ной, это не то, что... знаешь что? Я знала, что твоя ревность возьмет над тобой верх. Между нами все кончено. Ты убедился в этом в тот момент, когда трахнул какую-то шлюху-стюардессу, — сердито признает она. 

           — Нет, Морган, ты убедилась в этом в тот момент, когда отправила мне документы на развод. Ты только и делаешь, что обвиняешь меня, как будто это я во всем виноват. А знаешь что? Мы оба испортили наш брак. И единственная, кто действительно пострадает, — это Джесса. Так что ответ — нет, он не может встречаться с моей дочерью.

           — Не угрожай мне, Ной, — обвиняет она, ее лицо краснеет. — Если ты хочешь делать гадости, то я тоже буду.

           — В этом нет ничего нового. Ты делала это весь наш брак.

           Она смотрит на меня холодными глазами: — Покинь мой дом. Ты увидишь Джессу, когда я скажу.

           — Ты не имеешь права скрывать от меня мою дочь! — я  вскакиваю с табурета и бью кулаком по столешнице. — Мне все равно, с кем ты трахаешься и для кого раздвигаешь ноги. Мне плевать, что ты трахаешь целую армию, она моя дочь, и я буду видеть ее, когда мне, черт возьми, заблагорассудится.

           Я хватаю ключи, оставляя Морган на кухне, и захлопываю за собой дверь. 

           Сев в машину, я завел мотор и помчался к дому Чарли с открытыми окнами и музыкой, заглушающей угрозы Морган. Когда я подъезжаю к их дому, мой Bluetooth звонит, и я вижу, что на экране появляется номер Кейт, которая отвечает тупым приветствием. 

           — Ной, мне не нравится, как мы закончили сегодня. Мне жаль, что я сказала тебе, или, возможно, не жаль, что я сказала тебе, но жаль, что я не преподнесла разговор правильно. Но я звоню, чтобы убедиться, что с тобой все в порядке после встречи с Морган, — предлагает она, ее тон искренний и неаргументированный. 

           — Конечно, наверное, — отвечаю я категорично.