На бейджике — фамилия, которую он не прочёл, глаза не держали фокус.

— Ты в госпитале, — сказала она. — Военный клинический, если точнее. Тебя привезли после «Север-3».

Она вздохнула.

— Там вы устроили красивый фейерверк.

Он попытался что-то сказать.

Голос вышел хриплым, слова — смазанными.

— Рота?..

— Живы, — сказала она. — Не все, но многих вытянули. Твои сейчас в другом корпусе, почти всех лёгких уже перевели на отделения. Тяжёлых — несколько.

Она посмотрела на планшет.

— Панфёров — лёгкое сотрясение, пара трещин, но уже ходит и матерится. Это хороший признак.

Где-то в глубине груди что-то отпустило.

— Сазонов… — прохрипел он.

— Тоже жив, — ответила она. — Его группу задело сильнее, но часть успела уйти. Ты под чем-то вроде чуда.

Она подняла бровь.

— С таким набором повреждений обычно в морг приезжают, а не в операционную.

Эйда язвительно отозвалась:

Это не чудо. Это сложная работа.

«Надо тебя как-нибудь познакомить с богословами», — подумал он. — «Вы бы подружились».

Женщина чуть наклонила голову.

— У тебя был необычный ответ на наши препараты, — сказала она уже более профессиональным тоном. — Анализы странные. Регенерация… на грани допустимых величин.

Она улыбнулась краем губ.

— Впрочем, я в чудеса верю больше, чем в статистику.

Где-то на периферии сознания прорезался другой голос — привычно спокойный, женский, но совсем другой по тембру.

Обновление параметров:

Сила: ниже нормы (временное снижение из-за повреждений).

Выносливость: потенциал повышен, текущий уровень ограничен состоянием.

Реакция: без изменений.

Восприятие: слегка искажено (препараты).

Нейрообработка: стабильна.

Адаптация: уровень повышен.

Резерв: 0 %.

Новая ветка активна: Глубокая регенерация 1.

«Зашибись, — подумал он. — Только не говори мне, что для уровня 2 надо ещё раз попасть под орбиталку».

С вероятностью семьдесят два процента повторная подобная травма приведёт к смерти, заметила Эйда сухо.

«Ну хоть не через тестовый режим опять», — хмыкнул он в мыслях.

Он почувствовал, как веки опять тяжелеют.

— Спи, — сказала медсестра. — Тебе сейчас это лучшее лекарство.

Он хотел спросить про родителей, про Белоярск, про Марину, но это было всё равно, что пытаться бегать с переломанными ногами.

Слова застряли.

Сон накрыл, тяжёлый, но уже не такой хаотичный.

Где-то вдали продолжали стучать протоколы Эйды и голоса врачей.

Где-то совсем рядом — голос Данила, которого он не услышал, но почти видел:

тот стоял у двери, спорил с кем-то, требуя пустить его к другу.

А где-то поверх всего этого уже вырисовывалась новая линия:

они больше не были просто «пехотинцами со спецподготовкой».

Их теперь вписали в ещё одну категорию:

люди, которые прошли через ошибки «богов с орбиты» и остались живы.

Таких слушают по-другому, но и используют по-другому.

На этом разломе между человеческой войной и войной приборов Артём теперь стоял обеими ногами.

Одна — сломана и залатана, другая — чуть пораньше.

И где-то далеко над ними, по своим орбитам, продолжали ходить тихие металлические тени, готовые по очередной команде снова бросить на землю свои иглы.

Сознание возвращалось медленно, мерзко: сначала зуд в горле, потом липкая жажда, потом тупой ноющий пресс в груди.

Артём сначала решил, что опять в БТРе, что где-то рядом мотор ревёт, просто он его не слышит. Потом дошло: мотора нет, зато есть ровное пиканье где-то над головой и запах, который ничем не спутаешь — смесь хлорки, лекарств и человеческого пота, прикрытого дешёвыми освежителями воздуха.

Госпиталь.

Он попробовал вдохнуть глубже — и тут же поймал в груди огненный крюк. Воздух обжёг лёгкие, в глазах потемнело, по спине прошёл холодный пот.

— Не дергайся, — рядом тихо шевельнулся голос. — Дыши как получается, а не как хочешь.

Это была та же медсестра, что сидела у него в прошлый раз. Светлые волосы стянуты в тугой пучок, под глазами — синяки человека, у которого смены давно слились в одну.

Она наклонилась, поправила трубку в носу, взглянула на монитор у изголовья.

— Ну вот, уже лучше, — сказала, не выключая профессионального спокойствия. — Пульс снижается. Ты любишь, да, эффектные появления? То из-под плиты вылез, то на нас с хрипом вываливаешься.

— А… — попытался спросить он, но язык был ватным, как будто его всю ночь жевали.

— А поговорить успеем, — отрезала она мягко. — У тебя тут целый фан-клуб из своих в коридоре, но я их пока не пускаю. Сначала убедимся, что ты не развалишься от первого же матюка Панфёрова.

«Живой», — устало отметила Эйда внутри. Тон у неё был по-прежнему сухой, но на фоне недавнего ада это звучало почти как комплимент.

Когда зрение немного прояснилось, он наконец смог внятно рассмотреть палату.

Не та казарменная лежка, что показывали в старых фильмах, а тесное помещение на шесть коек, заставленное техникой.

У каждой — монитор, автоинфузор, стойка с пакетами. По полу — проводка, аккуратно собранная жгутами.

И — медбот.

Металлическая конструкция на низкой гусеничной платформе, с двумя манипуляторами и блоком сканеров вместо головы. В центре — зелёное кольцо, которое мягко светилось, пока бот стоял, задумчиво повернув «лицо» в сторону соседа.

— Пациент 3, показатели стабильны, — произнёс он ровным, синтезированным голосом. — Рекомендуется уменьшение дозы анальгетиков на семь процентов.

— Рекомендуется тебе заткнуться, — процедил пациент номер три, мужик лет сорока с перевязанной грудью и мешками под глазами. — Семь процентов он мне уменьшит… Ты мне в прошлый раз уменьшил, я потом полчаса зубами в потолок цеплялся.

— Ваш субъективный отчёт принят к сведению, — вежливо ответил бот. — Коррекция алгоритма невозможна без подтверждения врача.

— Вот и иди к врачу, умник.

Медсестра устало фыркнула:

— Горелов, не флиртуйте с техникой. Он всё равно вам откажет.

— Да я так, для поддержания отношений, — сержант Горелов повернул голову к Артёму. — Ох, наш герой проснулся. Здорово, Лазарев. Точнее, пока ещё не здорово, но план такой.

Голос у него был хриплым, но живым. На тумбочке возле его койки — сложенная вчетверо книжка с обложкой старого фантаста, сверху — пустой одноразовый стакан.

— Мы знакомы? — прохрипел Артём.

— К сожалению, да, — ответил тот. — Мы вместе в вертолёте лежали, я был тем симпатичным трупом справа. Ты был симпатичным трупом слева. Потом оказалось, что мы оба не трупы. Совпадение? Не думаю.

Медсестра закатила глаза.

— Горелов, если вы не перестанете представляться трупом, я вас реально успокою дозой.

— Видишь? — сержант кивнул в её сторону. — Добро пожаловать в наш санаторий смертников.

Сколько времени прошло с удара «иглы», он понять не мог. Часы в палате стояли, как назло, прямо у него за спиной.

Эйда подсказала:

С момента травмы до текущего пробуждения — сорок один час, тридцать четыре минуты.

«Двое суток почти», — удивился он. «И я всё это время был овощем?»

Чередование фаз сна, медикаментозного торможения и кратких пробуждений, пояснила она. Сознание не фиксировало эпизоды из-за общего состояния.

К нему подошёл врач — тот самый, что ругался в медкапсуле.