– Георгиевич, что говорить, есть такая проблема. Вроде мужик толковый, но на словах; хоть не сильно лезет во всё – и то, слава Богу. Иной дров наломает, потом годы завалы чистить приходится. Вон, как в соседнем.

– Это верно. А куда этого Приштопенко сунули?

– Так, вроде, в Красноярский край, в глухой район какой-то. Площадь большая, но населенных пунктов нет,- при этих словах все трое дружно стали хохотать.

– Игорь! Куда рулить?- въезжая в посёлок, спросил Сашка.

– Куда, Егорыч?- спросил в свою очередь у прокурора Игорь.

– Лесопилка вроде рядом, если память не изменяет,- всматриваясь в строения, произнёс прокурор,- заскочим, глянем, что и как. Дальше – решим.

Сашка свернул к лесопилке. Затормозил у здания пилорамы.

– Александр, пока мы смотрим, сходи в контору, позвони матери, чтобы к обеду ждала нас,- направляясь в цех, крикнул Игорь.

– Сделаю. Баню топить?

– Неплохо бы.

Плутон вылезать отказался, он перелез на переднее сиденье и по-хозяйски там расположился, закинув лапы на руль. Сашка пошёл в контору звонить. Час с небольшим осматривали место и писали бумаги. Акт по несчастному случаю, протоколы свидетельских показаний, акт осмотра места происшествия. После этого поехали обедать, заскочив в поссовет. Там подсел Павел.

– Опять эта нечисть в машине,- Павел был неумолим,- пошёл вон отсюда,- вместо приветствия заорал он и только потом стал здороваться. Сашка открыл дверь со своей стороны, и Плутон, недовольный, шмыгнул из машины.

– Чего ты орёшь?- Игорь подвинулся,- не с той ноги встал?

– У него аллергия на хороших "людей",- засадил шпильку в адрес Павла Сашка.

– Ты вообще утихни, а то следом вылетишь. Рули молча, коль дали. Подъё…ть ещё будет,- окончательно вышел из себя Павел.

– За мат можешь и схлопотать, невзирая на чины,- Игорь замахнулся.

– Без рук, мужики, без рук,- успокаивая их, молвил Егорович,- а то обоих посажу.

Отец встретил у калитки. Молча здоровался со всеми за руки. Дошла очередь и до Сашки, но, бросив отцу: "Здоров, батя!", он сиганул через штакетник забора, метрах в трёх от отца, во двор, прыснул к летней кухне и только там остановился.

– Батя! Ну хватит уж. Дело прошлое. Ей-богу, в последний раз. Всё, слово даю, при людях. Ты моё слово знаешь. Железно.

– Чё он там, батя, ещё учудил?- спросил Игорь.

– Весной драку затеял в клубе,- вместо отца ответил Павел,- боксер.

– С кем это? Чего я не в курсе? Что молчишь?- обратился Игорь к Павлу.

– От меня-то ты что хочешь?- Павел пошёл к дому,- его и спроси.

– Как что?- опешил Игорь.- Ты власть или нет? Почему не сказал?

– Потому, что выяснили ещё тогда. Но отец сказал: "Когда прийдет из тайги – вылуплю". Их дело,- ответил Павел.

– Кого бил?- спросил Игорь Саню.

– Бобрина,- Сашка переступал с ноги на ногу.

– Какого?

– Старшего. Семёна,- Сашка улыбался.

– Это аэропортовского, что ли?

– Да. Его.

– Дылду этого?

– Да.

– Чем кончилось?- расспрашивал Игорь.

– Ничем. Помахались малость, потом разошлись.

– Ага, разошлись. Этот в тайгу утёк, а тот прямиком в больницу побежал, весь в крови,- с порога заложил Павел.

– Страху-то, страху,- в калитку вошёл брат Сергей,- зубы целы, рёбра целы. Сам виноват. Первый руки распустил. Вопрос в другом. Тому в армию осенью, бугаю. Вроде здоровый и хулиганистый, а Сашка его под орех разделал, при людях, и никто не говорит как,- Сергей поздоровался со всеми,- отец, беру бандита на поруки.

– Моё слово тоже железное,- снимая ремень, сказал отец.

– Бать. Не уподобляйся деспоту,- Сашка знал, куда давить,- отложи хотя б. Всё не при людях разберёмся.

– Я те отложу. Грамотей. Как ряхи бить, то при народе могёшь, а как ответ держать – то в кусты?

– Да бей,- подходя и подставляя спину, фыркнул Сашка,- напугал тоже.

Отец врезал раз пять ниже спины.

– За школу ему ещё пару раз дай,- наблюдая с порога сцену, предложил Павел,- а то снова сбежит в тайгу. Самоучка. Я его больше прикрывать не стану, надоело.

– Сам и врежь,- посоветовал отец Павлу.

– Я ему врежу! Нашёлся тоже, учитель,- огрызнулся Сашка, растирая задницу,- бать, полегче нельзя?

– Лучше бы стыдно. Иди уж,- отец стал заправлять ремень в штаны.

– Чего – стыдно? Может в армии образумят козла.

При этих Сашкиных словах отец снова потянул ремень из брюк и стал махать им, уже шутя.

– Ну, сорванец, допросишься ты у меня.

– Правильно сказал,- поддержал Сергей Сашку,- таких бить по роже надо. Вот он один раз получил, и всё лето, как шёлковый, а то хороводил тут, покоя от него не было.

Вышла мать.

– Давайте к столу. Стынет. И гостя в пороге держите. Нехорошо,- и, уже к отцу:

– Ты-то хоть старый, а право, из ума выжил. Да нечто при госте пороть можно?- и она махнула на отца полотенцем,- мойте руки и за стол.

– Ладно, мать, не серчай,- входя в дом, сказал отец,- погорячился малость, бывает.

За обедом говорили о произошедшем несчастном случае, последствиях, потом вообще обо всём. Когда все разъехались по делам, Сашка вышел к баньке подбросить дров в печь, проверить, сколько воды. Отец подошёл чуть погодя, в наброшенной на плечи фуфайке, присел на чурку.

– Так, Сашунька, год отсрочки твоей вышел. На этой неделе собирается совет. Тебе быть обязательно. Много вопросов надо решать.

– Бать. Мне что, всё знать надо?

– Всего нет. Да и не скажет тебе всего никто. Если бы знали мы всё, цены бы нам не было.

– Прокурор что, приобщился, что ли?

– Нет. Нейтрален. Ему в это лезть резона нет. Пока мы тут "семьёй" сидим, ему жизнь и так малина, а внутрь к нам ни к чему.

– Но он кое-что имеет?

– Имеет. Без посвящения. За двадцать лет, что он здесь прокурорствует, район – лучший в республике, да, пожалуй, и в Союзе. Четыре ордена получил, в передовых сидит постоянно.

– А материальные блага?

– На что они ему? Он аскет.

– Дети. У него же четверо.

– Что – дети? Девок выдал замуж, разъехались. Ломоть отрезанный, а сын сам устроится. Тут не в деньгах суть.

– Чужой человек. Точнее – чуждый. Не глупый, но мозги заряжены не туда, как и у многих в последнее время. Вон приняли решение, начать строительство железки. От Байкала до Комсомольска, через Чульман. Как это расценить?

– Так ведь в регионе том уголь валом лежит, бери не хочу. Говорят, и железную руду сыскали в запасах не меньших.

– Да здесь, где не копни, всё есть. Край богатейший. От Чульмана до Сковородино ветки по горло хватит. Ан, нет. И, ведь, закопают средства в землю. Людей опять же, с насиженных мест оторвут. Ох, нелюди.

– Бать. Ты-то что за них переживаешь? Пусть делают.

– Сашунька. Каждое неверное решение наверху бьёт по простому народу и сильно. Вот сейчас мы всей страной вроде выгреблись чуток из дерьма, счас бы самое время деревню поднять, переработку наладить. Она ведь, горькая, исстрадалась в крови, им бы подсобить, автодороги провести хотя бы, а они гроши в болото. За тушёнку голландскую да датскую, небось золотом плачено. Мы что, свою делать не можем?

– Почём у них стоит? Вот та, в семьсот грамм?

– Как брать? Если много, оптом, то доллара полтора за банку, а у них в розницу в магазине один доллар шестьдесят три цента.

– А у нас – рубль сорок. Дотирует государство, что ль?

– Нет. Механика здесь иная. Зарплату не доплачивают по-нормальному, а из бюджета не берут. Обману научились, сучьи дети. А вообще-то дотация, конечно. Её же, тушёнку эту, в центре днём с огнём не сыщешь. Это к нам сюда везут, в основном, на Север.

– Плохого что? Там не доплатили, тут сбавили. Значит, регулируют.

– Так это у нас, с надбавками да коэффициентом, до четырёх сотен в месяц. Мы и сыты. А в городах – сотня, чуть больше сотни. В деревне же, чтоб шесть червонцев получить, надо пахать, не разгибая спины от зари до зари, а на гроши такие не очень-то и разживёшься. Вон, у Гавриловича, главврача нашего, голая ставка, девяносто рублей всего. С накрутками – двести. Это что, много?