– Я не против. Что конкретно вы желаете извлечь из моего там присутствия для себя?

– Ты в курсе их дел. Понятно, что тебе нечего им дать, а нам-то тем более предложить нечего. А идти надо. Даже если они ищут конкретно тебя, ты ничем не рискуешь. Дело своё в Союзе ты свернул, нам же тут жить.

– Я собирался с ними встретиться, но не сейчас, надо время для подготовки. У меня есть кое-что, мало правда. Под удар вы не попадаете, доказать прошлое событие под Аркой они не смогут,- Сашка посмотрел на Проню и спросил его:- Когда ты с ними договорился встретиться и где?

– Через пять суток. Недалече от радарной,- ответил Проня.- Дня через два надо вырулить.

– Добро. Тогда мы пойдём,- Стерх встал, со всеми попрощался за руку, и делегация отбыла.

– Нет. С армейскими тяжело будет договориться,- Игорь сидел в углу кухни, доставал из мешка хариусов и бил их на пеньке молотком по хребту, делая деликатесную расколотку. Иван отделял кости и складывал на тарелку, помогая ему. Потом каждый сам по своему вкусу будет солить и перчить. Лучшего под водочку после бани кушанья нет, не считая наваристого украинского борща, перед приёмом которого надо выпить грамм сто пятьдесят перцовочки.

– Попытка – не пытка,- Проня взял из рук Владимира заиндевевшую бутылку водки, залитую сургучом.- Во какая! Умели же делать. После двух литров упадёшь, бывало, как подкошенный, а утром ничего не болит,- и ловко выбил пробку ударом руки по донышку.- Стозвёздочная. Кому наливать? Подставляйте тару,- все сдвинули стаканы.

– Водок хороших при царе было много,- выпивая медленно, смакуя, сказал отец.- Всех и не вспомню, а вот на вкус определю.

– Бать, а по девкам бегали?- спросил Владимир.

– Ещё как! В Смольный институт,- при этих словах отца все покатились со смеху.

– Ой, батя, не надо рассказывать,- сквозь слёзы стал просить Игорь. – К чёрту этих курсисток.

– Ладно,- смилостивился отец,- а то ещё лопнет чего у вас,- он взял щепоть капусты и отправил себе в рот.- Сашунька, ты там себе не нашёл зазнобу?

– Нет. Мне при моих деньгах да деле моём – сложно. Но одна особа обещала помочь, если что будет плохо. Так что не переживай.

Все переглянулись и начали хохотать ещё сильнее. К полуночи разбились на группки по интересам, обсуждая всякую всячину. Сашка подсел к Ивану.

– Правду отец твой сказал, не такой ты какой-то.

– Дядя. Ты меня позвал – я пришёл. Сижу, жду.

– Я тебя не позвал. Пригласил. Это вещи разные. Мне сказали, что чем-то там втихаря занимаешься?

– И вовсе не втихаря. Не оглашаю только. Ибо этого никому не надо.

– Чем?

– Моделированием глобальных проблем. Понятно?

– Ясненько,- Сашка заулыбался.

– Вот и вы туда же,- Иван привстал, чтобы уйти.

– Ты ещё и обидчивый,- удержал его Сашка.

– Будешь тут обижаться. Кому не скажу, одни усмешки. Надоело.

– Не оттого я усмехнулся, что это хохмочки. Не дуйся.

– Хорошо,- Иван сел.

– А информацию где в этой глуши берёшь?

– Раньше сводки заказывал, караванщики привозили. Сейчас на голодном пайке. Собирался через радарную станцию договориться,- он смолк.- Теперь Пешкова снимут после вашей с армейскими встречи. Так, наверное.

– А в Европу не желаешь?

– Хотел бы. Если возьмёте. Но только в случае удачных переговоров с военными. Если нет – останусь здесь. Я – стрелок.

– Тогда принимай,- Сашка подал руку.- Но тоже с условием.

– Слушаю,- Иван хлопнул Сашку по руке.

– У тебя новый снегоход?

– Совсем. Раза два ездил. Ещё есть старый, но на добром ходу.

– Я с тёткой переговорил, она обещала подготовить всё, что мне надо по списку. Ты заберёшь. Там на двое саней соберётся. Мне свой старый подгони. Если с военными всё будет нормально, мы через посёлок поедем с Проней. Тут тебя и захвачу.

– Когда тёте позвонить?

– Завтра с утра.

– Если это всё, то я пойду. Времени не хочу на застолья тратить,- Иван встал, и быстро одевшись, юркнул в двери, ни с кем не прощаясь, всем было явно не до него.

Сашка с Проней больше суток просидели в бане, закрывшись от всех. Готовились к встрече с военными. Обмозговали всё, со всех сторон, и сошлись на том, что сделать невозможное будет невозможно. Такой получился у них парадокс по имеющимся скудным данным. Думали до головной боли.

– Всё, Проня,- Сашка встал с лежака и начал приседать, разминаясь.- Хватит. Нет желания больше крутить. Может, кривая куда выведет, нелёгкая.

Проня, не поднимая головы, которая покоилась на скрещенных руках и насвистывая что-то, ответил:

– Она заведёт. Держи карман шире. В лучшем случае на цугундер. Ты вот что ещё знай. Они гарантий не дали. И мы можем со встречи угодить прямо в кутузку.

– Пусть сначала поймают. Они теперь стреляные. Либо полк с собой поволокут (а его не спрячешь), либо поостерегутся.

– Будем надеяться. Но бережёного Бог бережёт.

– Господь от меня отказался, ну, и я на него плюнул. Предпочитаю сам сторожиться от всех напастей.

– А их, всех напастей, столько, что не подладишься, иные и обойти, как бы ты не мастырился, нельзя.

– Давай с ними без условностей. В наших местах они никого не смогут выявить, из этого и будем исходить.

– У меня на этот счёт своя теория.

– Сдаюсь. Уморился. Пойдём похлебаем и завалимся спать до вечера. Три дня добираться до радарной, может в дороге мысль толковая придёт.

– Дважды покушать приглашать мою персону не надо,- Проня вскочил, накинул куртку.- Это я завсегда готов.

Ночью собрались отъезжать.

– Сашунька, ты только не груби им сильно,- напутствовал отец, он был в хорошем настроении, несмотря на очевидную непредсказуемость сложившейся ситуации,- а то твоей королеве сватать будет некого.

– Бать,- Владимир подал Сашке унты,- вот тему нашёл.

– А чего у вас морды кислые? Где это видано, чтобы впрок хоронили?

– Они не щи хлебать едут,- не поддержал шутки отца Владимир,- там как угодно обернуться может: или пан, или в дерьме.

– Так и я про это. Графскую одёжку они примерять не дадут, сами с усами, а в дерьмо совать – это ли новость,- не унимался отец.- Ага, вот и старый Ло шкандыбает.

– Несёт что-то дельное,- сказал наобум Сашка.

– Матёрый ты стал, однако. Из воздуха чуешь. Точно подметил, есть кое-что,- дед Ло подмигнул своими раскосыми глазами.- Подь со мной в баньку, но только один.

– Хотите что-то передать?- Сашка замер, но дед уже вошёл в баню, пришлось его догонять.

– Вот прочти,- старик протянул листок.

– Письмо,- Сашка прочитал вслух.- Ясное дело, лагерное. От кого и кому?

– Это, Санька, Суровцев Пётр Игнатьевич сыну своему Серёже из магаданской Чёрной Горки писал. Последнее наставление и напутствие. И вот фото ещё имеется,- он протянул фотографию.

На пожелтевшем от времени фотокартоне были сняты двое в лагерных бушлатах с номерами: худые лица, голодные глаза.

– Кто это?- Сашка присмотрелся внимательно.- Так, дед, один явно Суровцев, а второй?

– Это хороший козырь,- Ло закрыл в удовольствии глаза.- Второй – это мятежный матрос из Кронштадта. Через два года после освобождения из лагеря умер. Туберкулёз. Он с двадцать первого года на лагерных нарах. Я его сюда притянул. Мы с ним пять лет до войны сидели, потом разбросало. Так.

– Кто сын Суровцева?- спросил Сашка, не желая играть в загадки.

– Панфилов Сергей Сергеевич.

– Дедушка Ло. Кто придёт на встречу, не знаю? Может, два конвойных. Информация хорошая. Люди приходят и уходят, незаменимых нет, Панфилова завтра снимут с должности, и нам снова пыхтеть – потеть.

– Ещё, Санька, кольцо обручальное,- дед подал колечко.- Там внутри надпись: "Любимой моей Тоне". Как оно к матросику попало – не могу сказать. Такие вещи в лагере сохранить было трудно, исключительный случай, но Суровцев в письме обращается к жене "Тонечка", значит, это её обручальное. Возможно, при аресте обменялись.