Глава 13
Всю весну и часть лета Сашка проводил ревизии того, что досталось от прежних хозяев. Добирал новых людей. Брать же надо было посторонних, протекции исключались. Выбор был невелик. Из сотни кандидатов отбирался один. Многочисленные пороки человеческие были противопоказаны, а где взять без них в стране, погрязшей в пьянстве и разврате, да ещё с таким наследством, где из десяти десять готовы заложить. Ненормальность отношений, столь очевидная, была противоестественной, жуткой, не вкладывалась в разумное, но вся страна, миллионы людей жили с ней, не замечали её, даже считали преступлением, если кто-то позволял себе отступить от неё. Алчность. К вещам и деньгам, водке и женщинам, машинам и дачам, к власти, в конце концов. И ни одной потуги, ни одного шевеления мысли к добру.
Попутно с этим Сашка готовился сам. Он менял лицо. Сложности в этом не было. Голос отрабатывал, разговаривая сам с собой, выбирая тональность, размер, величину звука. Сменил цвет волос, глаз. Залезать в "контору" без приглашения (абсурдность самой идеи захватила его) было чревато. Только сумасшедший, по их меркам, мог решиться на это. В святая святых. Дух перехватывало от предчувствия удачи. Так же, видно, и у конквистадоров клокотало в груди при виде пирамид, выложенных инками пластинами из золота. Скольких лишил разума этот жёлтый металл, сколько крови и судеб человеческих он пожрал своей ненасытной пастью. Только власть может в полной мере похвалиться большими успехами на стезе смерти и предательства, чем золото. Её кровожадности нет предела, её безумию нет начала и конца. Нематериальная, неосязаемая, не имеющая цвета и запаха, неощутимая плоть сглатывала, захлёбываясь слюной и кровью и отдельного человека, и группу. Армии и народы уходили без остатка в эту прорву, исчезали, не оставив следов. В эту, не имеющую величин, армаду, бронированную лучше линкоров первой мировой войны, ОН, Сашка, восемнадцати лет отроду, вознамерился шагнуть, как в преисподнюю, без страха и сомнений, надеясь только на себя, свой ум, изворотливость, способность предвидеть, умение понять и осмыслить.
Что он был для её непомерного аппетита? Кроха. Частица. Молекула. В этой адовой комбинации он задумал посоревноваться не с кем-нибудь, а с самой властью. Поэтому тщательность, с которой готовился, превосходила все его предыдущие приготовления к деяниям. Это не убить или зарезать, это не созданная им сеть подпольных промыслов, ибо всё, что он произвёл на свет не могло и близко сравниться с тем, против чего он решился играть.
Китаец, брат настоятеля, с первых секунд встречи увидел в нём многое, но не стал торопить события, пообещав подготовить за два-три года необходимые программы и информацию. И с одной стороны он был прав. Потому, что молодость была помехой. Но с другой стороны, китаец не мог знать объёма его внутреннего "я", хотя, видно, понял, что личность перед ним незаурядная, неординарная, необычная, обладающая авантюрностью, но сочетающаяся в то же время с холодным расчетом. Именно на молодость, напор и свою звезду ставил сейчас Сашка, пускаясь во всё тяжкие.
В августе Сашка сдал экзамены в университет. И был зачислен на первый курс юридического факультета. Документы, по которым он поступал, принадлежали парню, которого он отправил в Китай для обучения. Тот был детдомовцем, ко всему – подкидышем. Отсюда, из университета, Сашке, кровь из носа, надо было попасть на работу в Комитет Государственной Безопасности, но не просто, а в архив. Такая была задача. Китайцу нужна информация из архива, спецархива ещё довоенных лет. Вот за ней и полез Сашка в игру.
ЧАСТЬ 5
Глава 1
Рождество и Новый год прошли, и граждане кантонов приступили к повседневной работе. Наплыв туристов начнётся в феврале, в период каникулов. Безлюдные улочки маленьких городков не вызывали у Сашки особых ассоциаций. Швейцарские кантоны, собравшись вместе несколько веков назад в одно государство, являли собой наглядный пример того, каким путём должен идти процесс объединения в мирное сообщество. Другое дело, что обустроить маленькое проще, это реальный факт. "А такую огромную квартиру, как наша, да ещё коммунально-лагерного типа, попробуй обустроить. Сколько людей,- сказал сам себе Сашка,- сидят сейчас в своих отдельных кроличьих норках, с тоской вздыхая по прошлым временам, весёлым, коммунальным, где все вместе и пили, и скандалили, и праздновали даты, и помогали друг другу не задумываясь, несмотря на то, что ещё вчера били друг другу морды. Получается, что наша страна – большой лагерь, поделенный на некие блоки-города, в которых есть маленькие секции-здания, а в них – камеры-квартиры. Вот так более точно".
Ольтен встретил лёгкой снежной поземкой. Воздух был чист. Голубое небо заигрывало с небольшими тучами и солнцем, разбрасывая по окрестностям блики теней. Здесь, в Ольтене, была главная квартира "агентства", потому что отсюда было проще добираться до Базеля, Берна, Цюриха, Люцерна. Ольтен располагался на перекрестке многочисленных транспортных путей.
Несколько дней Сашка провалялся в постели, читая газеты и книги, с перерывом на еду и сон, последний был главным и занимал две трети всего времени. Никто не беспокоил. К четвергу должны были съехаться все 10 человек для обсуждения насущных вопросов. Первым приехал банкир. Главный финансист Эриг Чарльз Пирс, которого Сашка подобрал на одной из лондонских улиц. Пирс играл на скрипке ради куска хлеба насущного. Имея великолепное образование, занимая высочайшие посты в банковской лондонской элите, он, всякое случается, имел грех выпивать, что переросло в болезнь и стало причиной его падения. Его бросила жена – дочь богатого промышленника, чем усугубила его падение в пропасть, а будучи из бедной семьи, он, чтобы покрыть издержки, пошёл на прямой подлог, который не заметили сразу, а обнаружили позже. Был скандал и его выбросили на улицу в полном смысле слова. Оказавшись без средств к существованию и крыши над головой, он попытался уйти из жизни, случайность ему этого шанса не дала, но на время привязала к постели госпиталя и потом к кровати в доме для слабо помешанных, откуда он выполз совсем седым и потерянным для жизни человеком. Встать на ноги ему было заказано.
Пять лет до встречи с Сашкой он нищенствовал, обретаясь под одним из лондонских мостов, где имел свой гарантированный угол. Сашка обнаружил его в восьмидесятом в свой первый приезд в Лондон.
Слушая его игру, Сашка отметил, что скрипка звучала хорошо и игравший, как примерный ученик, выводил мелодию с достаточным усердием. Пирс работал. Работал самозабвенно.
Дней пять Сашка наблюдал за Пирсом из чисто человеческого интереса и больше из-за действительно хорошей музыки и был не одинок в этом. В перерыве на ленч вокруг Пирса собирались служащие контор, расположенных рядом, туристы и просто прохожие. В этом бизнесе Пирс имел определённый успех, который уходил, впрочем, на вино весь без остатка.
В один из дней Сашка пошёл за ним. Потребовалось меньше часа, чтобы узнать о его прошлом. Глотая из горлышка бутылки, Пирс поведал Сашке свою горькую жизнь. Пирса посадили на жесткую схему лечения: голодовка, принудительное введение витаминов, электрошок. Через три месяца перед Сашкой предстал совсем другой человек.
Потерь, что Пирс понёс в жизни, было слишком много, чтобы он отказался от предложенного Сашкой варианта выхода в мир. Год вытаскивал его Сашка на поверхность, медленно и упрямо, а сложность была одна – недоверие. Имя его было достаточно известным в прошлом, известным в смысле скандала, которого не могли простить, поэтому шансов утвердиться было не много. Пирс переехал в Швейцарию, где сразу получил пост исполнительного директора в ещё маленьком тогда Сашкином банке. За годы, что прошли, жалеть о таком выборе Сашке не пришлось ни разу. Эриг Чарльз Пирс сделал работу, на которую Сашка отводил десять лет, за три года. Империя, которую Пирс помог создать, была могучей и необъятной, включала в себя всё – от банка до учебного колледжа, где Пирс сам же и преподавал. Колледж получил признание, стал уважаемым и солидным не только в Швейцарии. Ещё был подпольный институт, в котором Пирс читал курс лекций Сашкиным людям. Как ему удавалось успевать кругом, оставалось загадкой даже для Сашки, иногда создавалось впечатление, что Чарльз совсем не спит.