– Правы, правы, но гордости от осознания своей принадлежности к русскому народу нет.

– Какая уж тут гордость? Не до неё. Больная это тема, Иванович, может оставим её?- тот кивнул соглашаясь.- А это что?- Сашка постучал пальцем по пеналу.

– В пенале?- Иванович улыбнулся.- Смотрите. Это не опасно. Можно даже проглотить, безвредно. Полимер. Тот, о создании которого я говорил.

– Ещё бы не помнить,- Сашка открыл коробочку.- Первая ступенька к перевороту мира.

Перед Сашкиным взором предстали матовый жёлтого цвета куб с размером ребра в пять сантиметров и синий шарик диаметром в три сантиметра. Осмотрев объекты и потрогав их, Сашка спросил:

– Характеристики совпали?

– Иначе я не стал бы показывать. Шар можно проверить нагревом.

Сашка вынул зажигалку, положил невесомый шарик на пластину, поданную Ивановичем, поднёс пламя. Шар растаял, образовав лужу. Секунд через пять, лужица стала стягиваться и превратилась в синий шар. Он повторил операцию несколько раз и, убедившись, что результат всегда один, спросил.

– Если при нагреве разделить на части?

– Эксперимент проведен по всем правилам. Это бомба в науке о веществе. Восстанавливается только в форме шара. Такую форму задали ему при рождении. Можно и кубом сделать, да чем угодно. Суть не изменится.

– Влияют ли электричество, излучения?

– Ничего не влияет. Собрали вот, а как разложить на прежние составляющие, понятия не имеем.

– Значит, сверхдиэлектрик?

– Даже не диэлектрик – маленький монстрик. Мы ему названия до сих пор не дали, потому что нет ему имени. Подкинь, если что-то в голове мелькает?

– Я не верил. Клянусь. Чистосердечно раскаиваюсь,- Сашка поднял руки.- Думал – так, из области фантастики.

– Что ты! Реальность. А про второй объект мне даже сказать нечего. Сам боюсь. Нет, не его, он безопасен, как новорожденное дитя. Страшно мне от того, что создали "это",- Иванович закатил глаза.

– Значит, не разлагается,- определил Сашка.

– Хуже. Шар хоть плавится, а этот в форме своей – вечен.

– Взрыв ядерный пробовали?- спросил Сашка, улыбаясь, но Иванович не поддержал его веселья.

– Не смеши меня, Александр, я ведь не идиот, кое-что кумекаю. Но если притащишь заряд, ухнем обязательно. Истина в науке дороже жизни.

– Значит и бомба не возьмёт,- Сашка взял куб, он был такой же невесомый, как и шар.- В ядерной энергетике ему место.

– Вещь без износа – где хочешь применить можно.

– Дорогой?

– Дело, Александр, не в цене.

– А всё-таки?

– Два года беспрерывного процесса,- пояснил Иванович.- Если хоть на одной из миллиона с лишним ступенях построения даже на йоту изменится показатель – а их фиксировали больше полусотни, всё – не получишь.

– Сложный цикл,- восхитился Сашка.

– Потому что собираем из обрывков, из миллиардных комбинаций… Это долго объяснять,- Иванович махнул рукой.- Тебе не обязательно совать нос в это.

Сашка не обиделся ни капли. На Ламберга он не мог бы обидеться никогда. Вытащив этого человека из Союза ещё в восьмидесятом и поселив его тут, под Бирмингемом, под вымышленной фамилией, Сашка в течение года построил корпуса института, оснастил всем необходимым. А через год застал Ивановича в сильнейшем потрясении. Тот так исхудал, что стал похож на мумифицированного фараона, потому что его невозможно было вытащить из лаборатории. Пришлось приложить максимум такта и умения, чтобы внушить этому фанатику от науки прописные истины.

– Иванович, а в термоядерном синтезе "это" можно использовать?- задал Сашка свой последний вопрос, видя, что учёный посматривает на часы.

– Я над этим думал. В верхней части куба гравитации нет. Можешь сам проверить. Вон листик оторви и подсунь,- Сашка последовал совету и обомлел. Клочок бумажки повис в нескольких миллиметрах от поверхности чуда.- Видишь, как она плавает,- Иванович стал подправлять клочок бумажки к центру.- Вверх – вниз, вверх – вниз. Ты мне скажи, кто её изучал? Гравитацию. Как сердце бьётся.

– В дальнейшем работа по какому направлению?

– Создание полимера с аналогичными характеристиками, но без веса. И задача эта, возможно, отдалится на века. Я собрал молодых ребят, сейчас с ними лично занимаюсь, чтобы было кому передать. Всё, Александр, извини. Мне пора. Ты сразу не уезжай, походи тут по лабораториям, пообщайся с помощниками моими, а я побегу.

– Порадовал ты меня, Иванович. За твоё дело я спокоен,- произнёс Сашка прощаясь.

Иванович направился к двери и оттуда крикнул:

– В сейф бросишь, когда насмотришься.

Сашка остался один. И сразу спрятал "монстриков" в сейф, подальше с глаз. От них веяло чем-то бездонным, чёрным, как смертью, какой-то могильной сыростью. Затем направился в обход помещений. Он тут был редким гостем.

В поезде, идущем в Лондон, Сашка размышлял над увиденным: "Собрался талантливый коллектив, видящий далёкую перспективу. От него, как от материнского дома, уже отошли в самостоятельное плавание несколько направлений. Семён Иванович оказался в жизни мужиком надёжным, в работе ему равных нет, мне неясно, почему он пришёлся не ко двору советской науке? Его не интересует богатство, от тщеславия остались только воспоминания. Усидчивости и терпения такого, как у него, нет даже у меня. Ну, и сравнение,- передразнил Сашка сам себя.- Я за пистолет хватаюсь без всякого повода. Да, Иванович счастлив тем, что видит перспективу, и его понимают с полуслова его сотрудники. Это счастье – хоть в теории представлять то, чего хочешь достичь, а я как-то потерялся в последнее время. Цели, которые ставил, исчезли, растворились. Не скорби, вот посидишь в тайге годика три, тогда и цели, и идеи придут. Желательно бы". Сашка откинул голову на подголовник и задремал.

Всё лето Сашка промотался по европейским весям, навещая перед долгим отходом от дел своих знакомых, друзей, соратников. Возвращался через Москву, где Демид сообщил о смерти Петровича, о прибытии и разгрузке транспорта на Охотском побережье, и о том, что Скоблев находится в подмосковном закрытом пансионате, куда КГБ выделил ему путёвку для поправки здоровья (на которое тот никогда не жаловался). Сашка решил навестить Скоблева и потом уже ехать с поклоном к праху Петровича.

Сашка запасся липовым пропуском и с утра направился в элитный лечебный санаторий, числящийся на балансе четвёртого главного медицинского управления Минздрава, где поправляли своё здоровье сидящие у кормушки власти чиновники и члены их семей.

В комнате со Скоблевым находился на лечении генерал-лейтенант танковых войск. Сашка представился далёким родственником Скоблева, потому что тот его не узнал. Генерал-лейтенант хотел было выйти, чтобы не мешать, но Сашка, одетый в форму майора ВВС его удержал:

– Никуда я вас не отпущу. Что вы? Товарищ генерал-лейтенант, бросьте. Вы нам не помешаете, наоборот, втроём пить веселее. Или не потребляете?- и стал выставлять на стол бутылки и закуску.

Генерал-лейтенант посмотрел на этикетки коньяков, махнул рукой и сказал:

– Ну, если Анатолий Давыдович не против, то присоединюсь. Где наша не пропадала. Броня крепка и танки наши быстры,- он потёр руки от предвкушения застолья и добавил:- Пока крепка, пока.

– Да брось ты, Борисович. Племяш – наш человек, свой в доску, хоть и из авиации, но они там спирт пьют, как коктейль. Летят и посасывают через трубочку прямо из системы охлаждения.

– Нет. Из системы охлаждения не пьём,- опроверг Сашка.- Но наши техники – умельцы великие, перегоняют. Так что, дядя, не каждый день коньяк пьём, но случается. Нынче плохо стало в городке.

– Это-то богатство у тебя откуда?- ополаскивая виноград, спросил Давыдович.

– Я, дядя, сейчас из Фанборо, с выставки. Что купил, что у лётчиков других стран на спор выиграл – на наши ведь суточные особо не разгуляешься. Но мы их отбрили в пилотаже, и они выставили в знак уважения,- стал врать Сашка, не имевший к авиации ни малейшего отношения, ибо был всю жизнь только пассажиром, но на авиасалоне в Фанборо действительно был, ездил посмотреть.