– Безрадостная картина,- вздохнул Тони.

– Вот и выходит, что всё теперь крутится вокруг этой оси. Остальное – мелочь, но и она должна учитываться в прогнозе. Своей малой долей влияния. Малость же эта очень быстро перерастает в крупное, если лидеры неправильно сделают ходы или не вовремя предпримут действия, что весьма вероятно,- подвёл итог Эдвин.

– Совершенно верно,- поддержал Лин,- а у конфликтов есть ужасная сторона. Отсутствие каких бы то ни было правовых гарантий, что, в свою очередь, вызывает неконтролируемую миграцию населения.- Лин был дока в этих вопросах.- Для Советского Союза, в котором конфликтов почти не было пятьдесят лет, в ситуации, когда в стране нет правовых гарантий, уже теперь рванёт так, что не соберёшь и не подлатаешь. Вот евреи, их горький опыт учит, он им в кровь въелся, у них историческая память сильна. Чуть нестабильно стало – и подались к выходу, и, в основном, не на землю обетованную. Туда те, кто победней, а в США, где из каждых десяти выезжающих из Союза евреев семь оседает, в конечном итоге. А обиженных народов в Союзе не счесть. Немцы Поволжья, крымские татары, калмыки, народы Кавказа. И так далее.

– Кроме того, в этом балагане муть поднимется. Всякая – превсякая. От крупных уголовных авторитетов и простых жуликов до хапуг с портфелями. И будут всё, что можно, продавать, воровать, перевозить,- добавил Робертс.- В Югославии уже есть такой ход событий. Столпотворение. Вавилон.

– Ты Советский Союз с югославами не равняй. Югославы имели доступ в европейскую цивилизацию, а советские сидели за железным занавесом,- Питер встал.- В горле у вас не пересохло? Столько говорите много.

– Александр, ты как считаешь?- спросил Робертс.

– Оба правы. По-своему. Но меньше крови будет в той стране, где есть национальная однородность и отсутствуют крупные религиозные конфессии.

– А это венгры, поляки,- вставил Лин.

– Верно,- Сашка взял стакан из рук Питера,- западные немцы вот имеют себе головную боль – турецкую. А ведь она ещё аукнется. А когда наши славянские попрут с Востока, такая мигрень разыграется, что хоть вешайся. Получить в свой состав Восточную Германию – лиха беда начало. Её ведь надо интегрировать. А это не просто. Это значит по теперешним немецким законам, что надо возвращать прежним владельцам когда-то народной властью национализированное, закон, ведь, не объедешь. Сводить эти части – врагу не пожелаю. Это интересы миллионов затронуть придётся.

– Александр! Я – вопрос,- Крюгер поднял руку.

– Для этого и собрались,- Сашка кивнул,- давай.

– Вот ты – русский. У тебя не болит? Здесь?- Крюгер похлопал по груди.

– Нет,- произнёс Сашка.

– Ведь, если там начнётся, умирать будут соотечественники и большей частью простые люди. Не жаль? – настаивал Крюгер.

– Конкретно каждого – да. Горько будет. И без разделения на национальную принадлежность. Мне больно, когда избивают на улицах немецких городов турецкого рабочего те, кто называет себя новыми наци. Горько, что в Афганистане кладут головы молоденькие парни, которым ни обнимать, ни любить, ни воспитывать детей не предстоит, а тем, кому предстоит, за тех ещё больней, потому что воспитать они уже не смогут нормальных детей. Их самих война перевернёт напрочь, а они передадут эту свою боль детям. Мне больно оттого, что в Афганистане гибнут дети и старики под снарядами моих соотечественников, горько за то, что покидают страну евреи. Особенно те, кто был во второй мировой войне на передовой, в пехоте, кто дожил до победы и сейчас, в конце жизни, вынужден покидать Родину. Ну что им Израиль – этим старикам с Украины и Белоруссии, республик Прибалтики и Российской Федерации – земля обетованная? Они уезжают только ради детей, заведомо зная, что до смертного одра протянут в муках и ностальгии по тихим вечерам во дворе дома в Одессе, который был как один большой и единый для них всех мир. Их мир. Но общий счёт во мне, Отто, не болит. Ты вот не мучаешься оттого, что народ твой причастен к геноциду?

– Во мне этого нет. Мать страшно мучилась, когда отец вернулся из русского плена и рассказал, как ваши бабы бросали хлеб в колонны, при этом жутко матерились и плевались, но бросали. Боялись близко подходить, а кидали – таки хлеб из сочувствия.

– Так, ведь, не все, Отто, не все сквозь это покаяние прошли. Неофашисты поднимают голову не просто из желания реванша. Появилась заноза. Турки. И всё. И совсем неважно для них, какой враг, лишь бы он был. А нет, так они его выдумают, найдут в собственном народе. Без наличия врага трудно поднимать в поход "фаланги". На месте турок мог оказаться кто угодно,- Сашка глотнул,- и потом, Отто, я мир таким не делал, и ты не делал, и Роже, наоборот, мы к тому и собрались, без идей всяких, чтобы понять и помочь, в первую очередь – самим себе, разобраться во всём, и по возможности помочь уже другим. Чтобы общее будущее предвидеть, но без красно-кровавых зарниц. Дорогой такой может и не пройти нам, в тщедушном нашем желании, так тоже может статься. Что ж, и в этом есть резон определённый, кто-то, ведь, и после нас останется. Я за это голову готов сложить. Хоть сейчас. Но во имя цели этой буду убивать любого, кто на моём пути встанет, но только того, кто с оружием. Безоружного я не буду убивать, он мне зла сделать не сможет,- Сашка вздохнул.

– Это правда. Выползают, как тараканы, эти наци. Из всех щелей. Хоть на месте стреляй,- подтвердил Крюгер.

– Убивать – не метод. Их тоже мать в муках родила, как всех. Виноваты те, кто им идею эту вложил в мозги. Не о вреде курения или вреде гомосексуальных отношений, а идею убивать неугодных,- Питер поставил на стойку пустой бокал.

– Не пора ли отужинать. Александру ещё до Женевы добираться, да и у нас дел невпроворот. За трапезой мелочи и обсудим. Как?- обратился Лин к Сашке.

– Вперёд!- Сашка поднялся, направляясь к выходу.

Встреча с Голубевым состоялась в восемь часов утра на набережной Женевского озера, в небольшом городке Монтрё. Ветер накатывал небольшую волну на ледяную полосу, сковавшую берег. К Сашке подошёл стройный среднего роста, одетый в бежевого цвета плащ и чёрную шляпу, мужчина лет сорока пяти. Он представился на английском, в ответ Сашка предложил говорить на русском, что Голубевым и было принято.

– Итак,- начал Сашка диалог,- мне надо купить оружие, вам – продать. Морально-этическую сторону, а также идеологическую, предлагаю в расчёт не брать. Техническую по транспорту и платежам пока отложим. Чем вы располагаете?

– Стрелковое. Артиллерия. Танки,- ответил сразу Голубев.

– Самоходные гаубицы?

– 122-мм, 155-мм.

– Сами коробочки?

– Т-72. Любое количество.

– Реактивные установки?

– Модель какая?

– "Град", на базе машин "Урал" повышенной проходимости.

– Запредельная мечта. Конвенция. Это не в моей компетенции.

– Сергей Данилович, конвенция, если присмотреться, всё запрещает, а это особо, но всё равно идёт. Вон янки восьмиствольную продают кому ни попадя, им что – Господь не видит?

– Сколько вы желаете купить?

– Шесть десятков.

– Хорошо. Я могу сделать. Танков?

– Двести. Давайте я вам перечислю, а вы мне скажете ответ.

– Согласен. Слушаю.

– Т-72, двести. Т-64, триста, надеюсь, ещё не все порезали. Сто самоходных. 155-мм, сорок. 122-мм, шестьдесят. БМД-76-У, сто пятьдесят. Миномёты, 100 мм, триста. Это я вам тяжёлое перечислил.

– Возьмусь. Стрелковое?

– Всего понемногу.

– Что ещё вас интересует?

– Из вооружений – многое, зависит от степени ваших полномочий.

– Степень достаточная, в пределах максимальных.

– Этим блоком ограничимся. Договоримся, тогда продолжим,- предложил Сашка.

– Согласен,- Голубев кивнул.

– Давайте сменим антураж. Холодновато. Вы одеты не по сезону. Говорите – куда?

– Пройдёмся, по ходу обсуждая, там и выберем,- потирая руки, ответил Голубев.