– Извини. Заело что-то.

– Не извиняйся. Этого простить не могу. Привязанности делают рабом. Раскисли тут в тепле, уюте. Сытые.

– А к Родине?

– Это у каждого своё. Пирс вон пашет, здесь зубами стучат от злости. Но он в свой городок наведывается в полгода раз, на могилы матери и отца.

– Мать, отец. Конечно.

– Брат мой. Это же святое. Оно без выбора. А ты мозгом, как губкой всасываешь. Девушка может быть симпатична. А мужик!? Ты не транссексуал, часом?

– Да ну тебя, Александр,- Питер отмахнулся, совсем обидевшись.

– А что? Это, говорят, делу не помеха. Дантес с послом французским жил. Лермонтов даже в стихах юношеских эту тему воспел, может, и сам приобщился, от того и в любви был несчастен.

– Заткнись,- прорычал Питер.- Прошу.

– Вот это другой разговор. А то – "неприятно". Слюни пускать ни себе, ни вам позволить не могу. Прав таких нет,- Сашка умолк. Минут десять ехали молча.

– Дальше говорить?- возобновил разговор Питер.

– Говори,- ответил Сашка,- хоть я и без вашей информации выдавлю из него всё, что мне надо. Сердце у него как?

– В норме. Марк Боль был вчера опять у него. Зачастил приятель.

– Ты же говорил, что тайно встречаются?

– Тайность тайности рознь.

– Европейская особая?- Сашка знал, что с Болем Беркасов друг старинный, ещё со времён войны. Боль торговал оружием по всему миру. Всяким, включая и советское, которое Беркасов ему доставал.

– Не в том. Они ведь на виду. Все знают, что они торгуют, но пойди их ухвати. А не пойман – не вор. Встречаются официально, от кого прятаться, но секретничают, уединяясь от посторонних глаз.

– Беркасов что, свой особняк имеет?

– Большой. Записан на сына, но куплен на отцовские деньги. Сын имеет квартиру неподалёку, тоже в центре Лондона.

– В особняке он меня и будет принимать?

– Да. В пятницу. Завтра, стало быть. Соберётся много людей. Известных. Такая себе вечеринка. Потом пустят вист. Ты в паре с Секвиком, Беркасов в паре с Локриджем. А после игры и поговорите.

– Что ж ты сразу не сказал, что он картёжник!

– На десерт оставил.

– Ставки?

– Тысяча фунтов вист.

– Обдирает гостей и не по мелочам. Это мне начинает нравиться.

– Локридж уже пять лет с ним в паре и ни разу они крупно не сдали. Соперники опасные. Локридж тебе тоже нужен?

– Да. Секвик как? Игрок ничего?

– Отличный игрок, но по настроению. Как говорят боксёры, в иные моменты не держит удар. Там очередь их обыграть. Я тебя еле всунул. Что стоило немало. Только просьба. Обыгрывай тихо, без манипуляций, там в столе магнитка сидит,- предупредил Питер.

– Думал я, что в мире нет,

Для любви ни зла, ни бед,

Я в огонь любви вошёл,

Вышел, вижу – стал я сед,- прочитал вслух Сашка стихи Махтум Кули.

– Попал в свою струю?

– Будет удача. Чувствую,- Сашка потёр руки.

– Александр. Играй, карты поднимая. А то я знаю, как ты можешь. Не шокируй там народ.

– Я закрутился, последние три года карты в руках не держал.

– Колоду припас тебе. Потренируешься.

– Значит, карты на стол не класть?

– Ни в коем случае. Торцом к столу и только.

– Секвик в курсе?

– Многие в курсе и что с того? В такой игре секрет – не секрет.

– Тоже верно. Пуля, какая?

– Сто.

– Они ведь нищие выйдут!

– За них не переживай.

– А болтал, что трясти неприятно,- Сашка сделал импровизированный подзатыльник.- Ух и обормот ты, Полавски! Сам-то играл?

– Раз,- Питер раздосадовано стукнул по рулю.

– Договаривай.

– Сто пять продул,- закачал головой Питер,- и с тех пор больше ни-ни.

– И где вы берётесь, такие бестолковые?

– Во всём талантливым быть трудно,- оправдался Питер.

– Но стараться надо достичь возможного совершенства во всём, к чему прикасаешься.

– Вот его особняк,- Питер притормозил,- весь в огнях.

– Впечатляет,- пробормотал Сашка.

– Внутрь войдёшь – ахнешь. Сплошь сусальное золото. Зимний дворец в Ленинграде – не в счёт.

– Чингисхан! Однако.

– Рокфеллер, пожалуй.

– Советский,- добавил Сашка.- Езжай. Что смотреть. Нам до его добра дела нет. У нас другая проблема. Более важная, чем его барахло.

– Это Монэ – барахло?

– Дерьмо, дерьмо. Не сомневайся. Оно потому не барахло, что за него миллионы плачены, а не было бы их, да не приди мода?

– Просто бы любовались,- не согласился Питер.

– Наивный ты, Полавски, какой-то.

– А что! Вон Малевич чёрный квадрат нарисовал, так не продают. Народное достояние. Бесценно, говорят.

– Да не против я живописи, какую бы чушь ни рисовали. Цена таланта ясна. Цена произведений, нет. Художественная. Всё. Кончаем этот спор. Ты тут обтёрся в кругах этих, мне же недосуг, сейчас голова другим забита. Не время.

Публика, собравшаяся в особняке Беркасова в пятницу, действительно впечатляла. Вес этих людей в обществе был велик: торговые атташе, банкиры, секретари посольств, богатые бизнесмены, преклонного возраста леди и джентльмены из лондонского Сити – и всё это благоухало, цвело. Все спешили к Беркасову засвидетельствовать своё почтение. Волна моды на русский высший свет захлестнула деловой и политический мир. В этом особняке бывал Горбачёв, а это, по нынешним временам, лучшая рекомендация. Попасть на такой приём желали многие, ибо здесь шла реальная работа, предваряющая заключение больших сделок. Кроме того, возможность новых нужных знакомств была неограниченна. Это был политический и торговый клуб одновременно. Сразу по приходу, Питер познакомил Сашку с Максом Секвиком, отцом Тила. Тил был мужем дочери Беркасова. Макс Секвик был крупный финансист и находился в оппозиции к Беркасову, но только за карточным столом. В бизнесе они вместе, рука об руку, проворачивали дела. Макс был старше Беркасова на три года, их дружба уходила в далёкие годы, когда они вместе грызли гранит науки в Кембридже. Пока говорил Питер, представляя их, Сашка и Секвик вглядывались друг в друга, прицениваясь. Закончив процедуру представления, Полавски, извинившись, отошёл, предоставив их самим себе.

– Давайте уединимся и обсудим наши действия,- предложил Секвик. – Согласитесь, что взяв вас в напарники, я рискую гораздо большим?

– Не смею вас разубеждать. Это факт,- ответил Сашка. Обсудить, конечно, необходимо. Джентльмен имеет право знать, кого ему подсунули в мешке.

– Вы мне подходите,- Макс улыбнулся краешком губ.- Ваша откровенность даёт мне право надеяться, что мы поладим.

– Только за карточным столом,- предупредил Сашка.

– Несомненно! Мы на разных полюсах интересов, исходя из возраста,- шутливо произнёс Макс.

– Скорее, потребностей,- уточнил Сашка.

– Согласен. Это мудрее.

Около часа, уединившись, они договаривались о тактике и стратегии предстоящей игры, условились о незаметных знаках и прочих мелочах, которые в игре были не лишними. Макс Секвик остался вполне доволен предложенным ему напарником.

– Только много не пейте,- выразил пожелание в конце беседы Макс.

– Я трезвенник,- отшутился Сашка.

– Знаю я вас молодых,- подмигнул, пожимая Сашке руку, Секвик.- Значит, в одиннадцать жду вас за столом.

Они расстались.

Игра продолжалась до пяти часов утра. Сашка и Секвик сделали то, что не смогли многие в течение долгих лет: разгром. Сумма проигрыша Беркасова и Локриджа составила один миллион девятьсот тысяч фунтов стерлингов. Сашка вытянул больше полуторамиллионов, но джентльменский договор обязывал делить поровну.

– Прошу меня извинить,- выписывая чек, сказал Беркасов Сашке.- Если вы не будете против, приглашаю вас в воскресенье к обеду. Проигрыш вывел меня из нормального состояния.

– Принимаю ваше приглашение,- ответил Сашка.

– Прошу извинить, господа,- Беркасов встал.- Разрешите откланяться. Вас всех прошу располагать моим домом. Прислуга подаст шампанское. Лиза,- он обратился к своей молодой пассии, белокурой, в меру накрашенной девице,- гости не должны скучать,- и, откланявшись, удалился.