Ухад слегка выдохнул. «Но... но потом появилась ты», — прошептал он.

— Да, — сказала Ана. — Ты пытался меня задержать. Сначала я подумала, что ты коррумпирован. Я даже попросила Дина проверить тебя с помощью денег. Но ты вовсе не был коррумпирован. Нет, ты был совсем другим — праведным фанатиком, готовым терпеть и причинять боль ради достижения своих целей. Но все же я заставила тебя поволноваться. Ты почувствовал, что я приближаюсь. И ты отправился в маленькую хижину Джолгалган на Равнинах пути. Ты испортил ее оборудование. Затем попросил ее приготовить для тебя еще яда. И когда она это сделала, то вдохнула полные легкие инфекции. Ты попросил Дителуса проведать ее — и он столкнулся с тем же самым.

Что-то затрепетало у меня в глазах. Я вспомнил, как Дителус кричал перед смертью: Ты…ты Юдекс. Ты говоришь, что хочешь справедливости. Ты всегда так говоришь! Ты всегда так говоришь!

— Тогда ты надеялся, что расследование завершено, — сказала Ана. — Но теперь ты был на пенсии, и твоя миссия не была выполнена. У тебя все еще была яблонетрава, которую ты забрал у Джолгалган, а старшие Хаза все еще избежали правосудия. Все, что тебе нужно было сделать — добраться до первого кольца и продолжить свою убийственную работу, но потом ты услышал о реагент-ключе в сейфе Нусис. Ты сразу понял, что это было на самом деле. И ты не апот, какой была Джолгалган. Ты не эксперт по яблонетраве. Вполне возможно, что ты мог бы случайно заразиться. Лекарство от этого было бы очень полезно в последние дни. Тебе просто нужно было убедиться, что я не поймаю тебя, прежде чем ты убежишь. Отсюда и чайник.

Ухад закрыл глаза. Последовало долгое, неприятное молчание.

— Не хочешь ли сказать что-нибудь в свое оправдание, — спросила Ана, — или предпочитаешь, чтобы Дин поднялся в твои комнаты и нашел наше пропавшее лекарство вместе со всеми твоими ужасными ядами?

— Он даже не пытался это скрыть, — прошептал Ухад. — Ты можешь в это поверить?

— Кто? — спросила Ана.

— Кайги Хаза. Когда… когда Джолгалган упомянула, что она из Ойпата, пьяный старик просто сказал: «А, Ойпат. Ну, Блас просто наебал его, так? Наебал всех там, этим лекарством». Потом он забыл, что когда-то говорил это. Потому что... для него не имело значения, что он сделал. Но это имело значение для Джолгалган. И это имело значение для меня.

Повисла напряженная тишина.

— Ты хоть представляешь, каково это, — тихо сказал Ухад, — хранить в своей голове столько воспоминаний? Так много вечных, нескончаемых, непреходящих воспоминаний о... о коррупции, взяточничестве, эксплуатации? И все это в то время, как мы, имперские офицеры, вкалывали, как рабы, и умирали, отгоняя ужасы от наших берегов?

Голос Мильджина эхом отдавался у меня в ушах, когда я смотрел на Ухада: Запечатлители не переносят слишком много дождливых сезонов. Они плохо стареют.

— Я думал, стены сдерживают титанов, — устало сказал Ухад. — Но чем больше я работал, тем больше мне казалось, что они заперли нас, вместе с джентри. И никто не собирался это чинить. Все было сломано. Всем было наплевать. Никого это не волновало, пока все шло своим чередом.

— И ты попытался сам, — сказала Ана. Она дрожала от ярости. — Ты пытался сам все исправить — и при этом убил сотни людей!

— Я должен был что-то сделать! — прорычал Ухад. — Я не мог просто сидеть и смотреть! Империя ничего не делала, абсолютно ничего! Как и Юдекс! И ты тоже ничего не могла сделать, Ана! Черт возьми, ты пыталась остановить Хаза, и за это тебя сослали в Даретану!

Тут Ана встала и проревела:

— Ты так уверен, Туви Ухад?

Ухад уставился на нее в недоумении:

— Ч-что ты имеешь в виду?

— Тебе не кажется, Ухад, что это удивительно совершенно, — прогремела Ана, — что именно я из всех людей оказалась на пороге кантона Талагрей? Тебе не кажется слишком подходящим, что из всех расследователей Юдекса именно я оказалась по соседству с кантоном, где наблюдается самая вопиющая коррупция среди джентри?

— Ты... ты имеешь в виду… Тебя послали в Даретану... наблюдать за Хаза? — ошеломленно спросил он.

— И мне пришлось ждать четыре месяца, прежде чем у меня в руках оказалось дело, связанное с ними, — прошипела она. — Но все это произошло из-за тебя. Потому что иялет не справился со своим долгом. Потому что ты не справился со своим долгом!

— Нет, это... это невозможно! — воскликнул Ухад. — Они убили твою помощницу! Я знаю это! Даже Хаза это знают!

— Ты когда-нибудь видел тело? — резко спросила Ана. Теперь она дрожала от ярости. — Ты когда-нибудь задумывался о том, что было очень удобно позволить Хаза поверить, что я нейтрализована, чтобы они могли совершить что-то очень очевидное и глупое? Что-то, что дало бы Юдексу повод приструнить их? Но ты решил взять правосудие в свои руки. И из-за этого погибло множество людей! Какой же ты дурак, а? Какой же ты полный, абсолютный дурак. — Она повернулась ко мне. — Дин, доставай свои узы запечатлителя. Я приказываю тебе арестовать этого человека. Ты хотел справедливости, Туви Ухад, и она будет дана тебе — с помощью веревки и эшафота, несомненно.

| | |

КОГДА НАСТУПИЛ ВЕЧЕР, мы собрались на пощади Трифекты, расположенной между башнями Легиона, Инженеров и ныне закрытой башней Юдекса. Там развели костер — сооружение на четырех ножках с витиеватой плетеной крышей. В центре лежали штабеля черного дерева, пропитанного маслом, а на верхушках штабелей покоились четыре деревянные фигурки, выкрашенные в черный, фиолетовый, красный и синий цвета — символический погребальный костер для каждого из иялетов, потерявших офицеров.

Когда солнце село, святые люди имперских культов зажгли свои кадила и окунули погребальный костер в священный дым, воспевая Ханум, поход к морю, возведение стен и Империю, которая ожидала нас по ту сторону этой жизни. Когда они закончили, вперед вышел легионер, помогая себе костылем, зажег факел и положил его у подножия погребального костра, и, когда пламя разгорелось, я стоял среди плачущей толпы и говорил спасибо офицерам, павшим в эти мрачные дни, — как тем, кто был убит во время войны, так и тем, кого убил твич, в этом городе, который мы считали цивилизованным.

Толпа разошлась, но я остался, мои мысли были черны и затуманены всеми страданиями, свидетелем которых я был, воспоминаниями, которые никогда не изгладятся из моей души. Затем я увидел, что стою не один: на краю погребального костра стояла массивная фигура капитана Мильджина, смотревшего на мерцающее пламя.

Я приблизился и встал рядом с ним. Жар здесь был таким сильным, что я почувствовал, как волосы на моем лице скручиваются. На лице капитана было отстраненное, торжественное выражение, и долгое время он не замечал меня. Затем он внимательно посмотрел на меня, словно удивленный, что я здесь, и в его глазах промелькнуло безумие.

— О, — сказал он. — Кол.

— Добрый вечер, сэр, — сказал я и поклонился.

Он не ответил, но продолжал смотреть в огонь. Повисло долгое молчание.

— Как у вас дела, сэр? — спросил я. Абсурдный вопрос, но это было все, что я смог придумать.

— Скажи мне... — сказал он.

— Да, сэр?

— Ты был там, в комнате, когда она разоблачала Ухада?

Я поколебался, затем кивнул. Я не сказал ему, что это я связал иммуниса и сопроводил его в камеру.

Мильджин еще мгновение смотрел в огонь.

— И... ты когда-нибудь его подозревал? — спросил он. Его голос был ужасно хриплым. — Ты когда-нибудь знал, что это он все это время плел нам такую чушь?

— Я не знал, сэр. Я понятия не имел. Я не думаю, что Ана действительно знала об этом, пока Нусис не была убита.

— Убита у меня на глазах, — сказал он. — В моем городе.

Прошло еще несколько долгих мгновений. Пепел кружился вокруг нас, как пыльца на весеннем ветру.