Наконец к Ваште подошел легионер и шепотом сообщил новости со стен. Она поблагодарила меня за то, что я пришел, и отпустила. Было уже поздно. Толпа вокруг меня поредела, и фонари стали темнеть. Я был измотан и чувствовал себя лжецом после такого веселья и поздравлений. Я собрался уходить, но остановился.

Один легионер стоял в одиночестве под ликом императора: тот, лба которого коснулись и поцеловали три святых мужа. Он стоял с мрачным выражением на лице, глядя на редеющую толпу, его лицо было перепачкано святой кровью, маслами и красками, с плеч свисали разноцветные ленты и одежда.

Затем он посмотрел на меня, и я понял, что это капитан Строви.

Он замер при виде меня. Я оглянулся. Только в этот момент я понял, как Строви, лишенный всех знаков отличия и статуса, смотрит на меня и, возможно, смотрел все это время.

Я улыбнулся ему. Он улыбнулся в ответ, испытывая легкое облегчение. Он указал на себя и пожал плечами, как бы говоря: Ты можешь поверить, во что меня обрядили?

Я рассмеялся. Я оглянулся на медлящую толпу. Затем я поставил на стол мое алковино и подошел к нему.

Строви смущенно улыбнулся, когда я подошел.

— Знаете, они рассказывают нам все о священных способах надевания этого снаряжения, — сказал он. — Но никогда о том, как его снимать.

Я изучал его. Кровь на его лице уже подсохла и потрескивала. Но он по-прежнему был красив, даже несмотря на все это.

— У вас потрясающий вид, сэр, — сказал я.

— У меня потрясающий вид, — сказал он, кивая.

— Вы знаете, для чего все это? — спросил я и указал на свое лицо. — В смысле, что означает все, что они с вами сделали?

— Кое-что, — сказал он. — Но большинство, э-э... абсолютно нет. Я даже не знаком со всеми культами, которые только что благословили меня. Все это немного безумно.

— Они сказали, что вы стреляете из пушки. Это правда?

— Это все равно что возложить ответственность за гибель титана на одного легионера. Я вхожу в команду, которая будет стрелять из пушки. Это чудовищно сложно сделать. Но да.

— Тогда я желаю вам благословения императора и удачи от всех богов.

— И я благодарю вас, — сказал он, кланяясь, — но, признаюсь, я устал слышать это примерно так же, как вы, вероятно, устали от поздравлений с вашим успехом.

Я ничего не сказал.

— Вы наслаждались банкетом? — спросил он.

Я подумал об этом. «Нет», — ответил я.

— Нет? — сказал он. — Мне показалось, я видел, как около двух десятков офицеров подошли, чтобы пожать вам руку. И, на мой взгляд, трое из них были коммандерами.

— Тогда вы, должно быть, внимательно наблюдали за мной, сэр.

Он ухмыльнулся и оставил комментарий без ответа. Затем он спросил:

— Почему вы не наслаждались?

И снова я задумался, что сказать.

— Они все пожали мне руку, — наконец сказал я. — Как будто мы победили. Но мы не победили. Все пошло прахом, когда мы подошли ближе. И многие грязные люди, которые принесли столько смертей, все еще на свободе. И... и, кажется, все это знают. Старина Ухад подошел и поболтал со мной об этом. Как будто это была беседа за ужином. И я должен продолжать выполнять свой долг. Как будто это не так, как будто это не то, что я делаю.

Он внимательно наблюдал за мной с сочувствием на лице:

— В Легионе нас учат спрашивать — стоят ли еще стены? Жива ли Империя? И если я могу ответить да на эти вопросы, то я должен быть доволен сегодняшним днем и назвать его победой. Я думаю, мы должны. Иначе это сломает вас, Диниос.

— Все, что я чувствую, — сказал я, — это одиночество.

Последние несколько офицеров задержались у ворот внутреннего двора, разговаривая громким пьяным голосом.

— Вы не должны чувствовать себя одиноким, — сказал Строви.

Я посмотрел на него. Момент затянулся. Он снова попытался улыбнуться, но в его улыбке было отчаяние. Тогда я вспомнил, что, какие бы испытания ни выпали на мою долю, испытания Строви были гораздо серьезнее. Мне вдруг стало стыдно, и я возненавидел выражение беспокойства на его лице и пожалел, что не могу стереть его, как мог бы стереть масло и краски с его лба и щек.

— В моей комнате есть ванна, — сказал я.

Он озадаченно моргнул, глядя на меня.

— Я мог бы снять с вас все это, — сказал я. — Я мог бы просто оказать вам услугу. Я имею в виду, вы сделали это для меня однажды, на мельнице. Сэр.

Он снова моргнул, на этот раз от удивления. — «О», — сказал он.

И снова момент затянулся. Я почувствовал себя униженным, внезапно осознав, что перешел все границы. Если бы земля разверзлась передо мной, я бы с радостью прыгнул в пропасть, чтобы спрятаться от позора.

Затем, через мгновение, Строви спросил:

— Ты... ты уверен?

Я с облегчением кивнул, слабо рассмеявшись.

— Ну... — Он оглядел двор и ухмыльнулся. — Тогда веди меня. И поторопись, пока кто-нибудь еще не остановил тебя, чтобы потрясти твою ру...

Затем пьяные голоса у входа во двор смолкли, сменившись топотом множества сапог.

Мы вместе обернулись и увидели, как внутрь вливается полдюжины офицеров Легиона, их стальные шлемы поблескивали, когда они осматривались по сторонам. Я взглянул на Строви, думая, что они, несомненно, пришли сюда из-за него.

— О, что это? — спросил Строви. — Что случилось на этот раз?

Один легионер сложил руки чашечкой, поднес ко рту и крикнул:

— Сигнум Диниос Кол! Сигнум Кол здесь?

Я глубоко вздохнул. «Дерьмо», — сказал я.

Строви закрыл глаза и тоже вздохнул.

— Ах... да. Дерьмо. Действительно, дерьмо.

— Как-нибудь в другой раз? — сказал я.

Он указал на темное небо:

— Если будет угодно судьбе, конечно.

Я тихо проклял этот день и этот вечер, затем поднял руку и позвал:

— Я Кол.

Легионеры направились к нам.

— Вас ждут в башне Апотов, сэр, — сказала, задыхаясь, старшая из них. — Немедленно. Ваш иммунис уже там и ждет вас.

— Ана вышла из своих комнат? — сказал я. — Что случилось?

— Я не совсем понимаю, сэр, — сказала она. — Но... иммунис Нусис ранена. Не отвечает. Может... может быть мертва. — Она дотронулась до своего затылка. — Что-то с ее головой.

Я встревоженно посмотрел на Строви. Он кивнул в ответ, его лицо было печальным. Затем я последовал за ними в ночь.

| | |

КОГДА Я ВЗБЕЖАЛ по ступенькам, башня апотов гудела от офицеров. Легионеры расчистили мне дорогу, приказав посторонним расступиться, и вскоре я снова оказался в кабинете Нусис, стены которого были заставлены емкостями, банками и горшочками, толпы червей извивались за множеством стеклянных перегородок, хотя теперь все было погружено в полумрак и тишину, а в воздухе пахло медным запахом крови.

— Входи, Дин, — раздался голос Аны из далекой темноты. — Мне нужно, чтобы ты посмотрел вместо меня.

Я взял фонарь у легионера и подошел ближе. Я увидел, что Ана сидела перед столом Нусис с завязанными глазами и опущенной головой. Напротив нее сидела Нусис.

Нусис наклонилась вперед, положив голову на стол и раскинув руки по бокам, как будто работала и решила немного вздремнуть. У основания шеи растекалась лужица крови, гладкая, темная и похожая на зеркало. Капля за каплей стекала с края стола — медленное кап-кап.

Я не мог видеть ее лица. Я был рад этому.

— Нет, — пробормотал я. — Нет, это...это не может быть она, так?

— Дин, — сказала Ана. — Сосредоточься. Основание черепа. Пожалуйста, посмотри.

Дрожа, я зашел за угол стола. У Нусис были густые волосы, и пришлось потрудиться, чтобы их поднять их; но там, за ухом, была маленькая темно-лиловая дырочка, из которой медленно сочилась кровь.

— Твич Хаза? — спросил я. — Он… он это сделал?

— Рана выглядит так же, как и остальные? — резко спросила Ана. — Это не имитация? Потому что, если это так… Тогда да. Я полагаю, что это работа твича. У нее есть еще какие-нибудь повреждения?