— Придумывай какую-нибудь идиотскую хрень, — кисло сказал я. — Очень четкие приказы. Что еще, мэм?

— Расследуй! Иди, смотри, спрашивай — и оставайся холодным и отчужденным. Ищи доказательства того, как убийца выполнял свою работу, говори мало и свирепо смотри на всех. Я имею в виду, это твоя специальность, так? И помни, это уже второй раз, когда убийцы нападают на дом Хаза. Я подозреваю, что они использовали похожие методы. Моя мысль ясна?

— Как горная вода, мэм, — проворчал я.

— Хорошо. — Она схватила меня за плечо. — Не ешь ничего из того, что она вам даст, Дин. Не пей предложенные напитки. Будь внимателен к запахам табачного дыма, которые почувствуешь. Не мочись и не испражняйся на территории усадьбы и постарайтесь оставить как можно меньше волосков. И наконец, держись на расстоянии от Файязи — и не позволяй ей касаться твоего лица обнаженной кожей. Понял?

Я обдумал ее слова.

— Полагаю, я не могу уволиться, так?

— Уволиться?

— Да. Не уверен, что какое-либо распределение может стоить этого, мэм.

Она усмехнулась.

— Может быть, нет. Но Хаза знают твое имя, ребенок. Если ты сейчас уйдешь, они удивятся, почему, и придут спрашивать, и с ними будет не так весело работать, как со мной. Единственный выход — пройти через это. А теперь приведи себя в порядок и начинай, черт возьми, действовать!

| | |

ЭТО ЭКИПАЖ ЛЕГИОНА дребезжать и неуклюже вилять по дороге, карета Хаза двигалась изящно и мягко. Я не почувствовал ни единого удара и не получил ни единого ушиба, пока мы мчались, моя спина была вжата в бирюзовые подушки.

Но это не означало, что поездка была комфортной. По обе стороны от меня сидели два охранника семьи Хаза, огромные мужчины с запястьями толщиной с мою шею и почти вдвое шире меня. Их глаза не отрывались от моей фигуры. Холодные взгляды, ледяные и отстраненные. В опущенных руках мечи, конечно.

Напротив меня сидели два сублима Файязи. Запечатлитель смотрел на меня, как хирург на пораженную инфекцией конечность. Аксиом оставалась совершенно непроницаемой, но ее темные, похожие на иглы глаза не отрывались от меня. Я почувствовал, как по коже у меня побежали мурашки от ее взгляда.

Между ними сидела сама женщина: Файязи Хаза, свисавшая с подушек, словно пальто, брошенное на спинку стула. Она внимательно, но загадочно смотрела на меня, ее большие аметистовые глаза были манящими, но непроницаемыми. Мне казалось, что за мной наблюдает огромная кукла.

И все же меня по-прежнему тянуло к ней. К сияющей бледности ее кожи, к изящной шее. Я никогда раньше не испытывал такого влечения к женщине, и я знал достаточно, чтобы понимать, что это неестественно. И все же я чувствовал себя чертовски глупо, сидя перед ней в своем грязном Юдекс-пальто и соломенной конусообразной шляпе, съехавшей набекрень.

— Вы, — наконец сказала Файязи, — очень высокий. — Она произнесла это с легкой обидой, как будто я выбрал неподходящий предмет гардероба для такого случая.

Я подождал продолжения. Когда ничего не последовало, я поклонился и сказал:

— Спасибо, мэм.

— Это естественный? — спросила она.

— Мой рост? Да.

— А ваше лицо? Черты лица? Они тоже естественные?

— А. Да, мэм.

— Хм. Как дерзко.

— Боюсь, я не имел права голоса в этом вопросе, мэм.

Она изучала меня своим загадочным кукольным взглядом.

— У вас есть вопросы ко мне, сигнум, — сказала она, — которые вы хотите задать.

Я посмотрел на нее. Затем я посмотрел направо и налево, на охранников по обе стороны от меня, а затем на сублимов по обе стороны от нее. Все они молча наблюдали за мной. Я ожидал, что опрос пройдет совсем не так.

— Да, мэм, — сказал я. — Но я думал, что расспрошу вас у вас дома.

Она со скучающим видом махнула рукой.

— Спрашивайте меня сейчас.

Я рискнул еще раз взглянуть на нашу аудиторию. Затем я открыл свою сумку запечатлителя, достал флакон, понюхал его — на этот раз с ароматом мяты — и попросил:

— Расскажите мне, пожалуйста, о дне, предшествовавшем смерти вашего отца.

— Мм, — она слегка прищурилась. — У нас был прием. Большой. Мы планировали его уже давно. Многие приходят на наши торжества. Кто-то хочет, кто-то считает, что должен. Некоторые из них были вашими коллегами, о чем вы, без сомнения, знаете.

— Сколько человек пришло?

Она махнула рукой в сторону запечатлителя. Его глаза затуманились, и он быстро сказал:

— Из списка в сто сорок шесть приглашенных у нас было сто двенадцать человек.

— Вы можете предоставить мне список всех участников? — спросил я.

— Конечно, — сказала Файязи. — Но не сейчас. Я не собираюсь тратить свой день на то, чтобы слушать, как два запечатлителя рассказывают о своих воспоминаниях. Но я позабочусь о том, чтобы вы получили необходимую информацию в полном объеме. — Я заметил, что теперь она казалась гораздо менее напыщенной и невинной. — Знаете, это было редкое событие. Раньше мы открывали наши залы много раз в год — раз в месяц или чаще. Но заражение положило этому конец. Так много всего привозится с равнин Пути, что я почти не решаюсь дышать воздухом самого Талагрея.

— В чем цель этих мероприятий, мэм?

— В чем цель любого праздника?

— Обычно, чтобы отпраздновать что-нибудь, мэм. Помолвку. Рождение. Священный день.

— О, нет. Такие события — рождение знаменитых людей или даты их смерти, — это просто повод для празднования. Люди празднуют, потому что отчаянно хотят подтвердить свое братство и вспомнить, что значит быть живым. Именно в моих залах любой офицер в Талагрее может прийти и послушать, как певцы рассказывают истории о первых ханум, пришедших в Долину титанов. Или о сублимах-префекто, первых, чей разум был изменен. Или о Третьем императоре Эджелги Даавире и его походе по Пути титанов. — Ее глаза ярко светились странной энергией, что мне не слишком нравилось. — Мой пра-пра-прадед был там, знаете ли. Он был в легионах, которые истребляли зверей, первыми расчистили путь к морю, и получил нашу первую усадьбу. Это было еще до образования кантонов. До возведения стен третьего кольца.

Карету неприятно качнуло.

— Очень впечатляюще, мэм, — сказал я. — Не могли бы вы рассказать мне о передвижениях вашего отца? Во время приема?

В ее глазах промелькнуло недовольство. Затем она снова со скучающим видом махнула рукой:

— Он передвигался так, как обычно передвигаются в подобных ситуациях.

— Вы можете это описать?

— Он въехал в паланкине, который несли шесть человек, — сказала она, — и помахал присутствующим из окна, прежде чем его отнесли в приемную. — Она описала эту помпезную демонстрацию, как будто я спросил, какой размер сандалий у него был.

— Я... понимаю. Он общался со многими из ваших гостей?

— Не со многими. Его время дорого — или... или было дорого, я бы сказала. Он был очень стар и слаб. Он тратил свое время осторожно и общался только с самыми важными людьми. Коммандерами и тому подобным. Один или два апота... но ни одного инженера. Только не в тот день.

— А Легион? Или Юдекс?

Холодная улыбка.

— Мы редко видим таких, как они. А когда они навещают нас, то делают это быстро и небрежно. Они считают себя выше подобных просьб. Они правят миром, но создают его апоты и инженеры.

Мои глаза затрепетали. В памяти всплыл голос: принцепс Топирак, вся в синяках, рыдающая в лечебной ванне и шепчущая Инженеры создают мир. Все остальные просто живут в нем.

— Вы только что кое-что вспомнили, — сказала аксиом Файязи.

Она заговорила в первый раз, ее голос был мягким и хрипловатым. Меня это поразило. «Прошу прощения?» — спросил я.

Аксиом внимательно наблюдала за мной.

— У вас только что было воспоминание, да? Что это было?

Я предпочел проигнорировать ее вопрос и вместо этого повернулся к Файязи.