— Кажется, я понимаю, куда вы клоните.
«Правда? Забавно. Лично я и сам не понял, что сейчас брякнул».
Глава 5
Загадка Генри Форда
Этот город был символом Америки. Не Нью-Йорк с его обезумевшими от жадности дельцами, поклонявшимися золотому тельцу. Именно Детройт, грозивший самим небесам сотнями чадящих труб, символизировал могущество и предприимчивость Северо-Американских Штатов. Тех самых САСШ, чья восходящая звезда была уже очевидна всему миру.
Мы без колебаний оставили за спиной город желтого дьявола, как припечатал его разобидевшийся на пуританскую Америку Максим Горький.
Прощай, будущее Большое Яблоко с твоими ущельями улиц, выглаженными асфальтом вместо мостового булыжника, которыми так восторгались братья Блюм. И первая встреченная мной в мире автопробка на городских перекрестках — тоже прощай!
Прощай надоевший хуже горькой редьки Уолл-стрит, превращающий людей в приложение к телеграфной ленте. И Бродвей с напомаженными шлюхами в шелковых чулках и театрами, из которых не вылезал Изя. Слепящий блеск рампы, прячущий поддельные улыбки и закрашенные морщины — все в сад!
Прощайте помпезные здания-дворцы, навевающие мысль о сталинских «высотках», и Бруклинский мост, такой высокий, что под ним спокойно проплывает трехмачтовая шхуна. И твои, Нью-Йорк, уличные уборщики в белоснежных нарядах, соскребающие конский навоз большими щетками. И твои торговцы подтяжками, увешанные ими, как брахман змеями. Твои ньюсбойз и ньюсгерлз, шастающие по городу с голыми коленками в любую погоду, предлагая газеты. Твои немецкие эмигранты-торговцы прецелями, торчащими на палке из корзины, как кольца в игре серсо. Твоя утка в кисло-сладком соусе в Китайском квартале и даже благословенная пицца дядюшки Ломбарди, так дорого мне вставшая.
Всем — досвидоз!
Если нашелся бы где-то в Нью-Йорке настоящий эспрессо с пенкой, кто знает, не пожалел бы я об отъезде? Обломс-с, правильные кофемашины так и не добрались до Америки. Или их еще не изобрели. Так что покинул город злобного оскала капитализма без особых сожалений.
Горечь от предательства Джесси не смог устранить даже возвращенный мне депозит в двойном размере. Джи Эл посчитал справедливым выплатить мне нечто вроде подачки за использование моего залога. С паршивой овцы — хоть шерсти клок. Сто процентов уверен, наступит в его жизни черная полоса, когда он, как все азартные игроки, упадет на самое дно. И тогда он вспомнит о своем приятеле Базиле Найнсе, который живет припеваючи на Западном побережье (я не сомневался, что именно так и будет). Вспомнит и поймет, что обращаться ко мне за помощью — зряшная затея. И не обратится. И все равно выплывет. Говно не тонет.
Последним поцелуем Нью-Йорка — на этот раз приятным — неожиданно оказалась осенняя девушка из Сохо, присоединившаяся к нам в сидячем вагон-салоне, когда мы сели на экспресс до Детройта на Гранд Сентрал Депо. Девица в очках, в серо-лиловом скромном платье и с пальцами, желтыми от папирос, которые она уничтожала одну за другой. Не успел тронуться поезд, она разрезала страницы «железнодорожной» книги и углубилась в чтение, стряхивая пепел на пол. «Не иначе, как любовный роман», — иной версии при взгляде на эту Мери Поппинс у меня не возникло.
Чтобы привлечь ее внимание, Айзик трагикомическим шёпотом делился с нами впечатлениями от просмотренной фильме — датском блокбастере «Белая рабыня», побившему рекорд продажи билетов в кинотеатрах. История о трафике проституток в Европе необычайно увлекла американскую публику. Обсуждение вылилось в газеты и грозило завершиться принятием очередного дурацкого закона, призванного усложнить жизнь всем без исключения.[1] Я не удержался и тоже сходил посмотреть. Ну что сказать? Синематограф — поле непаханое.
Молодая ньюйоркчанка на пикантные темы не повелась. Зато, когда подали чай, сменила грустно-строгий вид на милую улыбку, всем разлила, да так ловко, будто в гостиной своей крестной, а не в трясущемся вагоне. А на прощание изящно помахала нам ручкой, ласково пожелала успешного бизнес-вояжа, и я сразу простил ей многочасовое окуривание моей персоны.
— Прощайте, юная леди! — приподняв котелок и кутаясь в модное зимнее пальто с мехом морской выдры, ответил я, хотя язык так и чесался сказать: «Прощай, Нью-Йорк!»
Очередная страница нашей жизни была перевернута. Нас ждала встреча с Генри Фордом и город ангелов на Тихом океане.
… Где бы нам остановиться в Детройте? После «Бельклер» я к отелям испытывал некую предвзятость, как к месту, в котором обитают одни снобы. Спросил на вокзале у железнодорожника, какие есть варианты.
— Город заполнен приезжими. Настоящий бум. Попробуйте поискать комнаты в помещениях, принадлежавших «Передовому филантропическому обществу американских бобров».
Что⁈ Я не ослышался⁈ Только передовых бобров мне не хватало. Была не была, поедем в отель.
Выбрав не без колебаний гостиницу себе по вкусу — только что открывшийся 15-этажный Hotel Pontchartrain — и оставив братьев Блюм в номере чистить перышки после поездки, отправился в гости к мистеру Форду.
Непростой визит меня ожидал.
В Нью-Йорке на встрече в офисе Моргана Иржи Холик не скрывал своего недоумения, передавая мне рекомендательные письма:
— Бурильное оборудование — это я понимаю. Но зачем вам понадобился сутяга Генри Форд?[2] Наисклочнейший характер. А его автомобили? Это же копеечный бизнес. Да, отчеты о выплатах дивидендов впечатляют — за первые два года почти 300%! И что? Насколько я осведомлен, уставной капитал «Форд мотор компани» составляет всего 28 тысяч долларов. С такими-то деньгами, — он кивнул на переданный мне чек, — вы можете десять подобных фирмешек открыть. Вы думаете, к нему, к Генри, очередь из инвесторов стоит? Он нашел себе подобающую компанию олухов — плотника, галантерейщика, парочку лойеров и производителя пневматических винтовок. Единственный толковый парень, торговец углем Малькомсон рассорился с Фордом и вышел из бизнеса. Сейчас он делает свои автомобили и преуспевает.
Я понятия не имел, что за птица этот Малькомсон. Кто знает о Малькомсоне? Никому в будущем не интересен Малькомсон. А про Форда знают все, и всем он нужен. Так что к черту Малькомсона, и да здравствует Генри Форд!
Проблема была в том, что встретиться с этим крутышем практически невозможно. Он избегал любых контактов, на дельцов с Уолл-стрит смотрел как на пыль под ногами. Холик меня предупредил об этом и специально вручил не рекомендацию Форду, а письмо к практически соотечественнику, выходцу из Австро-Венгрии. К Йожефу Галамбу, инженеру-механику, работавшему в секретном КБ неприступного Генри.
— Йожеф мне не откажет, — уверил меня Холик. — Он прибыл в Америку не так давно, и я помог ему, когда он добрался до Нью-Йорка. После он добился впечатляющих результатов. Толковый парень, этот венгр. Он вам поможет.
В справедливости предупреждения относительно Форда я убедился, когда добрался до Пикетт-авеню в Мид-тауне Детройта на принадлежавшем отелю странном автогибриде с четырьмя рядами сидений и мордой как у паровоза. Чем-то это диво дивное напоминало большие электрокары, бегавшие по территории турецких отелей XXI века. Можно сказать, с шиком подкатил к фабрике «Форд мотор компани». И удивился. Скромный кирпичный корпус, слишком тесный для знаменитого конвейера, который, похоже, еще не внедрен, вмещал себя все — и производственную линию штучной сборки, и склад, и офисы, и КБ на верхнем, третьем этаже. Дом, который построил Форд. Чуяло мое сердце: за этим всеми обожаемым (или осыпаемым насмешками) красавцем Генри мне еще бегать и бегать!
Я посетил демонстрационный зал, осмотрел родстеры «Форд К» и новенькие двухместные модели «R» и «S». Не впечатлился, сделав вывод, что мне они точно не подходят. Не заставлять же или Осю, или Изю нестись петушком вслед за авто? Поскольку всерьез думал о покупке машины, более-менее внимательно изучил рынок. Из всего многообразия предлагаемых производителями со всего мира моделей я склонялся к британскому «Роллс-Ройсу» с открытым кузовом, который нужно было заказывать отдельно у стороннего производителя.[3] Во-первых, суперпрестижно для меня, человека XXI века. А, во-вторых, вариант 1907 года, «Серебряный Призрак», был действительно хорош для своего времени. Деньги у меня есть, так что мог себе позволить.
