«Бойкий» тем временем начали разбирать на запчасти, многие из которых пойдут на ремонт нашего эсминца, и офицеры корвета чуть не плакали, глядя, как их родной корабль разбирают по винтикам. Я понимал их чувства. Они вырвались из пекла на этом корабле, а теперь вынуждены были смотреть, как «Бойкого» используют в качестве донора. Я и сам был бы не рад, если бы «Гремящему» была уготована такая же судьба.

Больше всех недовольна оказалась старший лейтенант Лаптева, мой новый старпом, и она, похоже, винила именно меня во всех этих бедах. По возрасту и выслуге она была старше меня, мы вместе учились в Академии, и она выпустилась, когда я только переходил на второй курс. А теперь она вынуждена была признать меня своим командиром. Такие вот выверты карьерной лестницы. Всё потому, что мы служили на эсминце, а они переводились с корвета, корабля другого класса. Будь всё наоборот, и это мне пришлось бы служить под её руководством.

— Надеюсь, вы знаете, как управлять кораблём, господин старший лейтенант, — ничуть не скрывая сарказма, произнесла она, когда я пригласил её и второго помощника, лейтенанта Магомедова, в командирскую рубку.

Была она высокой и стройной блондинкой с тугим узлом волос на затылке, густым макияжем и надменным выражением лица. Самая настоящая стерва, и она не стеснялась демонстрировать это всеми способами.

Лейтенант Магомедов же наоборот, был низкорослым улыбчивым юношей, который в переводе на «Гремящего» видел только хорошее, потенциал для дальнейшего развития.

— Вы тоже этому научитесь, госпожа старший лейтенант, — вернул я колкость.

Нужно было продемонстрировать всё, прежде чем допускать их до несения службы. Управление корветом и эсминцем несколько различалось.

Лаптева скривила лицо, но промолчала. Похоже, мы с ней не подружимся.

Но я был рад тому, что мне больше не придётся круглосуточно торчать на мостике. Непрерывная служба меня изрядно утомила.

Вооружение с «Бойкого» переносили на наш эсминец, заменяя неисправные лазеры и пушки уцелевшими пушками корвета, пусть не такими мощными, но хотя бы исправными. «Гремящий», и без того отремонтированный подручными средствами, всё больше напоминал лоскутное одеяло или сшитого из различных кусков плоти кадавра. Но о полноценном ремонте на верфи нам оставалось только мечтать.

Когда разобранный до остова корвет окончательно распилили на металлолом и распихали его останки по трюмам «Гремящего» и «Минервы», нам приказали выдвигаться следом за крейсером. Других кораблей мы так и не дождались, на связь они не выходили, и это значило, что в этом участке космоса остались только два боевых имперских корабля. Тяжёлый крейсер и малый эсминец. Слишком мало для полномасштабных боевых действий, но подкрепление уже шло через гиперпространство сюда, прыгая от одной системы к другой.

В составе эскадры я до этого никогда не работал, и многое приходилось мучительно вспоминать и заново учить по уставам и инструкциям. Старший лейтенант Лаптева только усмехалась, глядя, как я вспоминаю инструкции для элементарных действий. Они-то постоянно ходили в паре, «Грозный» и «Бойкий», и для неё все эти действия были ежедневной рутиной, а для меня — абсолютно новыми знаниями.

«Гремящего» заправили, обслужили, подготовили к новым свершениям. Не сказать, что я был готов к новым встречам с туранцами, но от меня и моего мнения тут ничего не зависело. Адмирал прикажет — пойдём хоть в самое пекло.

С «Минервой» держали постоянную связь, её командир, капитан первого ранга Миллер, воспринимал нас скорее как вспомогательную силу, неспособную на самостоятельные действия. Из-за этого отношение было что-то вроде «лишь бы не мешались», и я старался особо не отсвечивать, но всё равно находиться поблизости.

О пункте нашего назначения я узнал только непосредственно перед переходом в гипер, информация пришла шифровкой. Система Х-146, летим на двадцати тысячах световых. Миллер убедился, что мы приняли шифровку, и умчался в гиперпространство, а мы немедленно последовали за ним, надеясь, что «Гремящий» выдержит переход.

— Наша система, — сказал мне Магомедов. — Мы там с «Грозным» патрулировали последние три месяца.

— Обитаемая? — спросил я.

Лезть в справочники или запрашивать Скрепку было лень.

— Станция была… — сказал лейтенант. — Уничтожить пришлось при отходе.

Знакомо.

— А с кем дрались? — спросил я.

— Крейсер туранский пришёл, с ним ещё пара кораблей…

— «Фатих»? — перебил я его.

— Нет. Как его… «Мансур», — ответил лейтенант.

А вот это для меня было новостью. Если здесь действует два крейсера, есть нехилая такая вероятность, что они соединятся и будут оборонять захваченное. И если вдвоём с «Минервой» мы бы могли расколупать защиту одного из крейсеров, то против двух сразу у нас просто нет никаких шансов. Только выбросить белый флаг или с честью погибнуть.

Собранный по лоскутам «Гремящий» оправдывал своё название, в гиперпространстве его потроха гудели и гремели, словно это была связка консервных банок, а не боевой корабль. Двадцать тысяч скоростей света, похоже, были предельно возможной скоростью в его нынешнем состоянии. Лично я предпочёл бы чуть менее быстрое перемещение, но тогда мы разминемся с «Минервой», а её лучше было бы не оставлять одну. Нам в нынешних условиях вообще нельзя было разделяться, чтобы нас не выбили по одиночке на выходе из гипера. Туранцы наверняка ждут.

Война в космосе имеет свою специфику, совершенно отличную от наземных операций или даже внутрисистемных сражений, гиперпространство напрочь перекроило все старые методы ведения войны. О какой стратегии может идти речь, если два корабля, вышедшие из одной и той же точки в одно и то же время могут разминуться на целые недели и даже месяцы. Ещё и оставаясь без связи на время перехода. Преследователь может невозбранно обогнать преследуемого и поджидать его на выходе, так что всё привычное стратегическое маневрирование свелось к банальным скачкам по системам в надежде прийти раньше противника. Неважно, в какой роли ты находишься. Внутри системы уже, конечно, дело другое.

Система Х-146, по которой ещё летали обломки «Грозного» и здешней орбитальной станции, оказалась совершенно пуста. Никаких следов туранцев. И это настораживало, потому что сообщений о том, что туранский крейсер продвигается дальше вглубь имперского пространства, тоже не поступало. Выглядело это очень странно, учитывая, что при вторжении в эту систему они тоже потеряли несколько кораблей. По всем прикидкам они должны были попытаться здесь закрепиться, потому что отсюда можно было контролировать ещё несколько путей в смежные системы, туранские и наши.

Но здесь не обнаружилось даже дронов слежения или спутников связи. Только обломки и прочий космический мусор. Мы с «Минервой» остановились на высокой орбите, чтобы решить, что делать дальше.

Вице-адмирал Кононенко должен был принять решение, но он почему-то медлил. А мы ждали.

По всем принятым нормам, уставам и просто по принципу здравого смысла в этой системе обязаны были быть туранцы, ровно как и в U-681. Война в космосе шла именно за контроль над системами, контроль точек перехода, а Объединённый Туран просто бросил свои завоевания. Это удивляло и настораживало, и адмирала, похоже, тоже. Спустя несколько часов ожидания с крейсера пришёл приказ выдвигаться в систему U-681, и мы вместе с «Минервой» полетели обратно к границе, чтобы синхронно уйти в гиперпространство.

Искать корабли султана в тёмном и закрытом от наших сенсоров уголке космоса оказалось удивительно нервно. Словно наощупь идти в тёмную комнату, полную врагов. После разрушения орбитальных станций вся информация об этих системах устарела и получить новую мы не могли. Я предложил Миллеру отправить дрон-разведчик прежде, чем самим соваться в гиперпространство, но он ответил отказом. Придётся разведывать всё самостоятельно, возможно, даже боем. Мы должны выбить туранцев из наших систем. А дрон-разведчик остался здесь, в Х-146, следить, не вернётся ли сюда «Мансур».