— Не знаю, — ответила Карла, обхватив колени руками. — Хозяин обещал приехать утром, но…

— Но что? — я посмотрела на неё, чувствуя, как внутри снова поднимается волна паники.

— Но он звучал… странно, — закончила Карла. — Как будто это была последняя капля. Он уже давно говорил, что квартира приносит ему одни проблемы.

Я закрыла глаза, чувствуя, как внутри нарастает отчаяние. Эта квартира, несмотря на все её недостатки, была нашим домом. Мы, три студентки без денег, но с большими мечтами, создали здесь свой маленький мир, свою крепость от жестокой реальности. И теперь этот мир рушился — буквально — на наших глазах.

— Мои работы… — прошептала я, и голос сорвался. — Всё уничтожено. Все мои краски, все холсты…

— Может, что-то можно спасти? — попыталась утешить меня Инесса, но мы обе знали, что это не так.

— Ничего, — я покачала головой. — Вода всё испортила. Даже если рисунки высохнут, они будут безнадежно испорчены.

— Мы что-нибудь придумаем, — твердо сказала Карла, но в её голосе звучало сомнение.

Мы просидели так до рассвета, погруженные каждая в свои мысли, слушая, как вода продолжает капать с потолка, отсчитывая секунды нашего отчаяния.

Ровно в семь утра в дверь позвонили. Это был наш хозяин, сеньор Родригес, невысокий полный мужчина с вечно озабоченным выражением лица. Увидев состояние квартиры, он побледнел и схватился за сердце.

— Боже мой, — пробормотал он, оглядывая разрушения. — Это… это катастрофа.

Мы молча стояли рядом, ожидая его реакции. Я уже знала, что она не будет хорошей, но всё равно надеялась на чудо.

— Девочки, — наконец сказал он, поворачиваясь к нам. — Мне очень жаль, но вам придётся искать другое жильё.

Несмотря на то, что я ожидала этих слов, они всё равно ударили меня, как пощёчина.

— Но, сеньор Родригес, — начала Инесса. — Может быть, можно как-то починить…

— Здесь нужен капитальный ремонт, — перебил он, качая головой. — Стены, потолок, пол — всё пропитано водой. Проводка, возможно, повреждена. Это опасно даже находиться здесь.

— Но куда нам идти? — спросила Карла, и её обычно уверенный голос дрогнул.

Сеньор Родригес вздохнул, проводя рукой по редеющим волосам.

— Я понимаю ваше положение, девочки, но эта квартира… Она и так приносила мне одни убытки. Арендная плата, которую вы платили, едва покрывала коммунальные услуги. А теперь ещё и это… — он обвел рукой разрушенную комнату. — Я думаю продать её. Избавиться от этой головной боли раз и навсегда.

Мы стояли, оглушенные его словами. Продать квартиру. Это означало, что даже если мы найдём деньги на временное жильё, мы не сможем вернуться сюда после ремонта.

— Вам нужно собрать свои вещи и уйти как можно скорее, — продолжил сеньор Родригес. — Я вызову строителей, чтобы они оценили ущерб, но жить здесь уже нельзя.

— Когда… когда нам нужно освободить квартиру? — спросила я, и мой голос звучал странно отстранённо, как будто говорил кто-то другой.

— Сегодня, — твердо сказал он. — Лучше всего — сегодня.

После ухода сеньора Родригеса мы молча смотрели друг на друга, пытаясь осознать случившееся. Три девушки, промокшие, измученные, без дома, с испорченными вещами и разбитыми надеждами.

— Что будем делать? — снова спросила Инесса, и её голос звучал так же потерянно, как я себя чувствовала.

— Я позвоню родителям, — после паузы сказала Карла. — Я могу вернуться к ним на время.

— Я тоже, — кивнула Инесса. — Моя мама будет рада меня видеть, хотя им и так тесно с братьями…

Они обе посмотрели на меня, и я знала, о чём они думают. У меня не было этого варианта.

— Лара, — мягко сказала Инесса. — Ты можешь поехать со мной. Мама не будет против, хотя у нас и тесно…

Я покачала головой, чувствуя комок в горле. Я не могла навязываться её семье, которая и так едва сводила концы с концами.

— Нет, спасибо. Я что-нибудь придумаю.

— Или ко мне, — предложила Карла. — Правда, у нас с родителями всего две комнаты, но мы могли бы…

— Нет, — я снова покачала головой. — Я справлюсь. Правда.

Я отжимала воду из испорченного альбома с набросками, и каждая капля, падавшая на пол с тихим “плюх”, словно уносила частичку моей души. Страницы расползались в руках, превращаясь в мокрую бумажную кашу. Карандашные линии, над которыми я корпела ночами, расплывались на глазах, стирая часы работы.

— А твоя мама? — осторожно спросила Карла, подходя ко мне и кладя руку на плечо. Её пальцы были холодными, но прикосновение — тёплым.

Мои руки сжались в кулаки, комкая страницы альбома. Перед глазами встала картина — мать с Энзо, их фарфоровые улыбки за ужином, светская беседа, отрепетированные жесты.

— Нет, — отрезала я, и мой голос прозвучал резче, чем я намеревалась. — Это невозможно.

Внезапно меня осенило. Энзо. Он должен мне. И теперь я собиралась получить свой долг. Особенно сейчас, когда деньги мне были необходимы для моего дальнейшего существования.

Я набрала номер матери, прислонившись к стене в единственном сухом углу квартиры. Обои здесь были светло-голубыми, с едва заметным цветочным узором. Телефон казался неимоверно тяжёлым в моей руке, и каждый гудок отдавался пульсацией в висках.

— Лара? — её голос звучал удивлённо, с той особой мелодичной интонацией, которую она всегда использовала, когда хотела показаться заботливой. — Что случилось?

— Мне нужен номер Энзо, — сказала я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно и безразлично, хотя сердце колотилось как сумасшедшее.

— Зачем? — в её тоне появилась подозрительность, тонкая, как лезвие бритвы. Я почти видела, как она нахмурилась, и морщинка между идеально выщипанными бровями стала глубже.

Я быстро придумала ложь, которая скользнула с языка легко, как капля воды по стеклу:

— Я, кажется, оставила студенческий билет в его машине.

Пауза затянулась, наполняя пространство напряжением.

— Хорошо, — наконец сказала она, и в её голосе я уловила нотку неуверенности. — Записывай.

Сердце колотилось как сумасшедшее, когда я набирала номер Энзо. Один гудок, второй… комната вокруг меня, казалось, сузилась до размеров телефонной будки. Пальцы стали влажными, оставляя следы на экране телефона.

— Алло? — его глубокий голос отозвался эхом где-то внутри меня, вызывая противоречивые чувства — гнев, стыд, странное волнение, которое я отказывалась признавать.

— Это Лара, — сказала я, удивляясь твёрдости собственного голоса. Каждое слово я произносила чётко, как будто отсекая все эмоции. — Нам нужно поговорить. Сейчас.

Пауза, во время которой я слышала только его дыхание и отдалённый шум улицы на заднем плане. Затем:

— Что-то случилось? — в его голосе проскользнула нотка беспокойства, или мне просто хотелось её услышать?

— Да. И это касается нас обоих, — я закусила губу, чувствуя металлический привкус крови. — Ты можешь подъехать?

Ещё одна пауза, более долгая. Я слышала шелест бумаг на фоне, приглушённые голоса. Он, должно быть, в офисе.

— Через полчаса, — наконец сказал он, и его голос стал деловым, как будто он назначал встречу клиенту. — Отправь адрес.

Его чёрный Мерседес с хромированными деталями выглядел неуместно на нашей обшарпанной улице с потрескавшимся асфальтом и граффити на стенах — словно бриллиант, упавший в лужу грязи. Я стояла на тротуаре, скрестив руки на груди, с потёртой кожаной сумкой через плечо. Дождь мелкой моросью оседал на моих волосах, собираясь в капли, которые стекали за воротник, вызывая неприятную дрожь.

Я не стала ждать, пока он выйдет из машины. Сама открыла дверь и села на пассажирское сиденье.

— Лара, — его серые глаза внимательно изучали моё лицо, словно он пытался прочесть мои мысли. — Что случилось?

Я посмотрела на него прямо, стараясь не дрогнуть под этим испытующим взглядом. Он был в тёмно-синем костюме, явно дорогом, идеально сидящем на его широких плечах. Белоснежная рубашка оттеняла его смуглую кожу, а галстук с едва заметным узором был повязан безупречно. Рядом с ним я, в своих потёртых джинсах и растянутом свитере, с мокрыми волосами и без макияжа, чувствовала себя оборванкой.