— Не знаю. Мне кажется, я так и не пришла.

— Судя по свиданию с твоим… другом, — последнее слово он произнес сквозь зубы, — ты вполне оправилась.

— Ты ничего не знаешь! — обиделась я. — И ты не имеешь никакого права…

— Прости, — перебил он меня. — Знаю, прости.

— Его зовут Алексей, и он первый мужчина за десять лет, которого я вообще заметила. А ты… ты принес столько боли…

— Если бы ты тогда не сбежала, боли бы не было. И если бы твоя бабушка не спрятала тебя…

— Откуда ты знаешь?

— Навел справки. Мы искали тебя, пока мне не приказали остановиться.

— Кто приказал?

— Отец. Я тогда… в ту ночь был настолько не в себе, я… не мог себя контролировать, мог навредить, мог зародить…

— Ты думал, что я забеременела?

— Надеялся, что это не так, боялся, что это так. Те месяцы были самыми ужасными… я не чувствовал, ничего не чувствовал, знал только, что ты жива, но где ты, как ты, счастлива ли или страдаешь — я ничего не знал.

— Не думала, что тебе было это важно.

— Ты мало знаешь о нас, мало знаешь о себе.

— Почему мое клеймо горит?

— Потому что ты воспринимаешь мои чувства. Это называется связью.

— Мне сказали, ты можешь его снять…

— Ты не знаешь, о чем просишь. Это невозможно.

— Даже если я тебя не люблю?

— Ты меня не знаешь, Рита.

— Не уверена, что хочу узнать, — призналась я.

— Но ведь ты можешь попытаться. Как на счет компромисса?

— Компромисса?

— Да. Ты целый месяц проведешь со мной, и если за этот месяц я не смогу избавить тебя от страхов, то я тебя отпущу.

— Просто так возьмешь и отпустишь?

— Если ты попросишь…

— Хм, а что значит «проведешь со мной»?

— Ничего, что могло бы тебе не понравиться. Я не собираюсь ни к чему тебя принуждать. Просто встречи, беседы.

— И все?

— Я же сказал, я не стану тебя ни к чему принуждать, не будет ничего, чего ты сама не захочешь.

Я сомневалась, кусала губу, пыталась уловить в его голосе подвох, но… Это хорошая возможность. Иначе ведь все будет только хуже.

«Он не чудовище, Рита. Он идет на уступки, он…» — шептал внутренний голос, и я его послушала.

— Хорошо. Но если ты сжульничаешь…

— Тебе будет не в чем меня упрекнуть, — убежденно сказал он, и я почему-то поверила. — Как на счет того, чтобы начать прямо завтра?

— Я приду увольняться.

— Или просто придешь.

— И ты расскажешь мне, чем вы, демоны, там у себя занимаетесь?

— И даже покажу.

— Ладно. Я приду.

— Буду ждать с нетерпением. Позвони мне, если заскучаешь.

— Я не заскучаю, — хмыкнула я.

— Пока нет, но когда-нибудь…

— Поживем — увидим.

— Поживем — увидим, — с улыбкой и все с той же непробиваемой уверенностью в голосе повторил он. — И, Рита…

— Что?

— Не сбегай так больше. А если почувствуешь угрозу, просто скажи.

— Я всегда чувствую от тебя угрозу.

— Тогда говори об этом постоянно.

— Ты устанешь слушать.

— Тебя? Никогда!

— Даже если я буду сквернословить и оскорблять тебя?

— Даже тогда.

Я положила трубку первой, смутно подозревая, что он этого не сделает, и улыбнулась. Этот демон ужасно упертый, но он не поставил невыполнимых условий. И я даже честно постараюсь разглядеть его за всей этой мишурой ужаса и страха, а если ничего не получится, что ж, ему тоже не в чем будет меня упрекнуть.

Горе-подруги объявились, едва я сняла чудесные новые сапожки и повесила на вешалку пальто. Явились встревоженные, с виноватыми лицами. А я их еще и добила, рассказав, как мило «прогулялась» с шефом, да так прогулялась, что чуть под маршрутку не угодила.

— С этим надо что-то делать, — попыталась вмешаться Роза, но я все ее намерения решительно пресекла.

— Это не ваше дело. Не вмешивайтесь, — строго сказала я и перевела тему разговора в более безопасное русло.

Одной из главных наших проблем сейчас было то, что мы разобщены. Лиля не может, а точнее не хочет мириться со связью и постоянно закрывается, мы совершенно не умеем аккумулировать силу магии на одну ведьму. А я так и вовсе ничего не умею. Знаю только, что моя стихия — огонь. Лиля у нас воздушница, а Роза владеет всем по чуть-чуть. Кровь суккубы это ей позволяет.

И чтобы исправить все три фактора, Роза предложила один довольно сложный ритуал: мы откроем сознание, объединив не только память, но и знания. То есть я узнаю о магии все, что известно девочкам.

Фень эту идею поддержал, более того, он даже вызвался добыть необходимые ингредиенты, и нол вместе с ним. А дядюшка Михей для этого самого ритуала вернул мне на время бабушкин сундук, в котором хранились ее, а теперь мои ведьмины сокровища: кинжал атам, книга знаний, еще несколько магических вещиц и та самая сорочка из потрясающего струящегося материала, увидев которую, Лиля завистливо присвистнула:

— Ух, ты… твоя бабушка, и правда, была из древнего рода.

— С чего ты решила? — удивленно спросила я.

— Потому, что это древняя, очень мощная мантия. Видишь, по подолу вьются вышитые знаки — это заклинания, обереги. Я узнаю некоторые из них. У каждой светлой семьи есть свой предмет, дающий каждому ее члену особую силу. Он служит защитой семьи, исцеляющим светочем, мощнейшим оружием, а также способом выбрать нового главу клана. Думаю, эта мантия и есть светоч вашей семьи.

— Почему не атам? Он тоже очень необычный, — спросила я, разглядывая красивую, переливающуюся полудрагоценными камнями рукоять кинжала.

— Он хоть и старый, но особой магии я от него не чувствую. К тому же, чужак не может коснуться светоча, а я его касаюсь, видишь?

— А что случится, если ты коснешься светоча?

— Сгоришь, — просто ответила Лиля.

— Сгоришь? — вытаращилась я.

— Сгоришь, — повторила она.

Обалдеть. Так, нужно сделать зарубку на будущее: чужих светочей никогда не касаться.

На этот раз для ритуала нам нужна была кровь. Фень (уж не знаю, и знать не хочу, где) достал бычью, нол — кровь змеи. Бычья кровь в темной магии символизировала упорство в достижении цели, змеиная — мудрость и знания.

— Надеюсь, нам не придется снова раздеваться, — вздохнула я, глядя на еще один жуткий ингредиент — сердце, и очень надеюсь, что оно не человеческое.

Зря надеялась, не, я не про сердце, про обнаженку. У них без нее никак. Как утверждала Лиля, перед богиней ведьма должна предстать чистой и с открытой душой. Только как с душой ассоциируется голое тело, я не совсем поняла, но спорить не стала, тем более что мне позволили надеть бабушкину мантию. И когда я ее надела, то почувствовала не просто прилив сил, а словно все тяготы мира, мои страхи, прошлое — все осталось позади. Здесь и сейчас были только я, мироздание и еще две копуши из триады.

В ожидании, когда светлая и темная переоденутся, переругаются и помирятся, я села в круг из соли, стараясь не смотреть на чаши с красной, пахнущей железом жидкостью. Лично меня чужая кровь не впечатляла, еще меньше она меня начала впечатлять, когда Роза вознамерилась нанести ею мне какой-то знак на лбу. Я даже чуть не выскочила из круга от сомнительного удовольствия.

— Так надо, — строго сказала темная и все же сделала свое «черное» дело. Те же символы она нанесла на мои запястья и ступни.

— Может, мы еще в ней искупаемся? — скривилась я. Бедный бычок, бедная змейка и бедная бабушка. Если бы только она знала, что творит внучка в ее светлой квартире. Даже дядюшка Михей сбежал куда-то, прихватив аквариум с Фенем, зато Пиус был в восторге. Темные зловещие ритуалы — это явно его стихия.

Наконец, когда мы намалевались, замкнули круг и уселись вокруг большой чаши с сердцем, Роза начала читать заклинание из черной книги, которую опять же Пиус добыл по ее просьбе. И к моему ужасу на последней фразе речитатива сердце в чаше забилось. Я вторично чуть не выскочила из круга, и на этот раз не одна я.