Транзитный мир был абсолютно такой же, как мой настоящий, но совсем без людей. Животные, насекомые были, а людей не было. Поначалу меня напугало то, что на месте моего дома находился овраг, ручей и вековая тайга. Зато имела место прекрасная бухточка с огромной скалой, лежащей в море, образующей подводное плато на котором было столько живности, особенно моего любимого трепанга и не менее любимого гребешка, что у меня глаза разбежались, когда я первый раз нырнул в маске.

Этот мир существовал по законам Флибера, был полностью его выдумкой и им создан. По большому счёту этот мирр являлся, как называл его Флибер, — иллюзией. Материальной, как это не звучит парадоксально, иллюзией. Но там и я, тоже, будучи иллюзией, мог находиться и перемещаться, игнорируя физические законы.

Главным достоинством того мира, кроме возможности добычи дичи, рыбы, птицы и других даров «природы», было то, что там я мог поставить склады с имуществом и продуктами, до которых никому нет дела, потому, что нет никого, кого бы они могли заинтересовать. Склады не требовали дополнительного, например — холодильного оборудования. Температура в них задавалась по велению, так сказать. Однако процессы порчи продуктов, без соблюдения правил хранения, шли по общим биологическим законам.

Поэтому, подстреленных мной оленей, пришлось свежевать и перемещать в морозильный контейнер, а отходы производства перемещать в другое, хе-хе, место.

Самое забавное, что добытое там мной на охоте мясо оленя, оказалось вполне себе съедобным в нашем мире. Родителям, например, хе-хе, очень понравилось. Мне разбираться, в искусственности, или реальности миров было лениво и не по разуму, и я принял тот мир, как реальный. Да, потому, что он для меня реальным и был. Что для Флибера не иллюзия, он мне объяснить не смог, хотя и пытался.

Я обрадовался возможности пополнять рацион питания объектами охоты, но Флибер меня огорчил, сказав, что тот мир локальный и виртуальный, а поэтому массовый перенос его объектов в реальный мир может привести к схлопыванию обоих миров. К совмещению, так сказать. Из реальных миров переносить объекты безопасно, а наоборот — рискованно.

Мы с Татьяной закрыли шторки и отдались отдыху во время которого я размышлял, как бы сделать амортизаторы регулируемые. Слишком уж машина реагировала на всячкские наши движения. Даже на безобидные переворачивания. Я так и сказал:

— Всё равно они бог знает что уже думают. Так что мы теряемся?

Потом мы часа два поспали, а проснувшись Татьяна мне заявила, что ей тут не интересно. Ребята, де, не говорят о Байроне и не цитируют Флобера, а «долбят» каких-то деревянных баб и без умолку гогочат с плоских шуток. На что я ей сказал, что никто нас не заставляет ходить к ним в гости, и никто не мешает нам отдыхать по-своему.

Татьяна задумалась и узнала у меня, не буду ли я против, если она пойдёт познакомится с ближайшими соседями женского пола.

— Да хоть мужского, — сказал я и Татьяна нахмурилась.

— Значит, ты не будешь против, если я совсем уйду?

— Кхм!

Я посмотрел на неё. Понимая, что это чистой воды женская провокация, я отреагировал правильно.

— Ну, уж, нет! Я тебя привёз, а значит ты — моя. И я несу за тебя ответственность перед обществом. Поэтому потерпи мня, пожалуйста хотя бы ещё один денёк. Завтра мы с тобой поныряем, а вечером можем отправиться по домам.

— Но пообещай, что ты не будешь больше пить?

— Обещаю. Мне самому не понравилось.

— И пообещай, что ты меня не оставишь, если мне не захочется с ними сидеть и я уйду.

— Обещаю, Танюша.

Она грустно посмотрела на меня.

— Ты ни разу не сказал, что любишь меня.

Я мысленно вздохнул. Я, общаясь со своими «внутренними голосами», уже приучил себя очень многое делать мысленно, не выдавая эмоции «на гора». Это «предок» посоветовал избавиться от обезьяньих ужимок и дёрганий, чем я грешил с малолетства.

— Танюш, это такое ответственное слово, которой произносить нужно сильно подумавши. Мы с тобой знакомы совсем недолго и только присматриваемся друг к другу. Тем более, что я не уверен, что у тебя ко мне вдруг возникли такие глубокие чувства. Нас свело вместе опасные для жизни события и ты решила у меня переночевать, просто не захотев ехать домой и выслушивать нотации родителей. Сейчас мы имеем то, что имеем.

— А если у меня будет ребёнок? — спросила она, потупив взгляд.

Я вздохнул.

— Если будет ребёнок, будем пытаться воспитывать вместе.

— Значит, ты на мне женишься?

— Хм! — я улыбнулся. — А куда я денусь⁈

Она тоже улыбнулась.

— Значит, ты меня любишь?

— Любовь не возникает внезапно. Она созидается. То, что возникает внезапно — страсть, которая потом может перерасти в любовь, или не перерасти.

— Ты говоришь, как мой папа. Тому тоже нравится рассуждать на эту тему.

— Значит — он мудрый человек, — сказал я. — Вылазим? Хочу купаться!

Мы вылезли из машины и не оглядываясь на «пиратский лагерь» отправились в море. Солнце уже опустилось за сопки правого берега бухты и становилось прохладно. Зато вода оставалась тёплой и приняла нас благосклонно. Набегала совсем небольшая волна. Под ногами был мягкий песок, в который было приятно зарываться пальцами.

Мы поплавали в собственное удовольствие. Вылезли, обмылись пресной водой, переоделись и, переглянувшись, отправились ужинать. Ребята обещали накормить нас пловом из мидий, гребешками, крабами и какой-то «волшебной» ухой, но оказалось, что крабы куда-то уползли, а гребешок на глубинах до десяти метров весь выбрали. Поэтому на ужин была скоблянка из свинины и трепанга, которого здесь было «навалом».

Скоблянки наварили удивительно много — целый огромный котёл, поэтому насытились все. Пока мы спали, приехали «двое на мотоцикле». В одном я, благодаря своей феноменальной памяти в виде Флибера, «узнал» Диму Боковина, тоже сдававшего экзамены и поступившего на наш факультет. Оказалось, что он тоже жил на станции Угольная в посёлке Трудовом.

Другим парнем был Табакин, которого по другому и не называли. Они привезли много водки, от которой я сразу отказался, а поэтому, сославшись на Татьяну, застолье покинул, включив им над столом электричество, в виде четырёх лампочек, повешенных на столб, волшебным образом появившийся во время нашего сна в дырке деревянной катушки. На него же был повешен и аккумулятор-распределитель. «Пиратский лагерь» заиграл огнями.

Мы же с Татьяной снова отправились в свою машину. Вернее, к своей машине, возле которой расстелили один большой и толстый надувной матрас на котором и расположились. Благодаря морю комаров почти не было и мы лежали блаженствуя и усваивая много-много съеденного белка.

— Говорят, хе-хе, трепанг — очень полезен для мужчин, — сказала Татьяна. — Стимулирует гормоны.

— Хм! Так то, для мужчин. Я-то ещё вьюнош. Могу и сам с кем хочешь поделиться гормонами. Хочешь, с тобой поделюсь?

— Э-э-э-э-э-э…

Татьянино э было таким долгим, что я приподнялся на матрасе.

— Начинаются, э-э-э, опасные дни. Не благоприятные, понимаешь?

— Так, э-э-э, мы же сегодня уже, э-э-э, того этого…

— А теперь нельзя, — прошептала Татьяна.

— Логика, ха-ха! — посмеялся я мысленно. — Женская логика! В обед можно, после ужина уже нельзя. Хотя… А вдруг они так всё тонко чувствуют?

Мы накрылись пледом и ночевали под открытым небом. Матрас был широкий и толстый, медведи с тиграми здесь не ходили, в отличии от того мира, который создал Флибер, а шум морского прибоя глушил практически все звуки побережья.

[1] Manfred Mann’s Earth Band «Nightingales Bombers» — https://rutube.ru/video/c237fd5b3afcc96abb1ec83da840fa27/?r=plwd

Утречком, мы, проснувшись и умывшись, нарядились в гидрокостюмы, надели маски, ласты и, сообщив о том нашим друзьям (мало ли что), и, взяв питомзы[1] и надев жилеты с аквалангами, ушли в море.