Татьяна с аквалангом не плавала, поэтому мы с ней сначала прошли краткий «курс молодого боевого пловца», но так как моя способность программировать чужие нейроны ускоряла процесс наработки моторики и запоминания очерёдности действий при том или ином случае, вскоре Татьяна расслабилась и, ведённая мной под руку, нырнула на десять метров.

Там я заставил её под моим присмотром, собирать гребешок, сам же я таскал за ней быстро наполняющуюся раковинами питомзу. У каждой сетки имелся небольшой резиновый буй, который я надувал из своего баллона и сетка слегка подвсплывала. Когда таскать за собой четыре мешка на лине стало затруднительным, мы, распределив груз, медленно погребли по направлению к берегу.

— Как красиво, — первое, что сказала Татьяна, вынув загубник. — Спасибо, Мишка! Давно мечтала, да отец у меня не очень морской. Ему бы в лес на охоту и на речку. А я море люблю. И не люблю комаров и мошек. Особенно мошек. Ой! И слепней с оводами! Бр-р-р… Ох, как хорошо в костюме. Как от приятно облегает… И в жилете. Можно регулировать плавучесть. Очень удобно.

Ребята, увидев полные питомзы ракушки, воодушевились, и тут же не отходя от берега, принялись его потрошить.

— Так, ребята, пятаки отдельно, языки отдельно, — сказал я.

— Да, кто их ест-то? — спросили меря.

— Я ем. А попробуете и вы языки проглотите.

Парни засмеялись.

Масло сливочное я для того и брал, чтобы пожарить гребешок и вскоре над «пиратским лагерем» стоял аромат жаренного в сливочном масле гребешка. С языками, как я и сказал, так и получилось. «Пираты» надолго потеряли дар речи, после распробования той части ракушки, которую, обычно, все выбрасывали.

Попутно я рассказал, что можно готовить плов из мидий, используя всё её тело целиком. Они не поверили и я к гребешку, которого сколько не приготовь, а всё равно будет мало, приготовил плов из мидий, которых насобирали «пираты». Мидии были в основном большие, а не как я собираю мелочь. Поэтому, пришлось их резать на кусочки. Но, всё равно, получилось очень вкусно.

— Так, мы живём братва! — воскликнул кто-то. — Уж этого добра тут навалом. Главное рису прикупить. И продавать можно. Надо угостить соседей, а потом продавать им мидии.

— Да, на хрен кому-то говорить⁈ — сказал Геннадий. — Все распробуют и начнут выгребать ракушку. А мы, что сами есть будем? Не-не-не… Никому и ничего говорить не будем. И не вздумайте просто похвастаться. Плов и плов. И неважно из чего.

Мы с Татьяной после обеда снова поспали и вечером всё-таки поехали в Город. Татьяна вдруг прониклась любовью к родителям, чувством раскаяния и запросилась домой. Я не возражал. Отдыхать нужно только с друзьями. С женщинами — это не отдых, а обязанность. Потому, что когда мужчина с женщиной, он должен всё внимание посвящать её отдыху. Так сказал Геннадий, когда я сказал, что мы уже наотдыхались.

— Это то, о чём я тебе и говорил, — сказал он, вдобавок. — Ты сам приезжай. С тобой интересно и полезно, ха-ха.

Мы пожали руки, попрощались со всеми и уехали. А я сам себе сказал, что обязательно сюда вернусь в ближайшее время, ведь я не сделал ни одной зарисовки. А как было мной замечено не раз, если зарисовки делались с натуры, то картинка словно оживала, даже если там не было людей или животных. А люди, нарисованные с натуры, становились совсем «живее всех живых» натуральным образом, а не в переносном смысле.

Вернувшись домой, родителей дома я не застал, а они были. Ну, так, естественно, я же знал, что они собираются приехать, поэтому и увёз Татьяну от греха подальше. И знал, когда они уехали. Флибер у меня теперь контролировал всех и каждого, кто как-то пересекался со мной в прошлом, настоящем и будущем. Ещё я знал, что появился Валерка Гребенников, который остался в Москве после выигранного турнира «Золотая шайба», где его пробовали в клубе ЦСК, и пробовали успешно.

Флибер мне сообщил, что Валерка сегодня забегал несколько раз, и я был рад, что Татьяна захотела домой. Как только я включил в квартире свет, так через пять минут в дверь зазвонили.

— Привет! — поздоровался Грек. — Где тебя носит? Весь день бьюсь как рыба о дверь.

— Рыба об лёд. О ворота другие басенные персонажи бьются, кхе-кхе, рогами.

Валерка осклабился во все свои тридцать молодецких, и я заметил, что на месте просветов в рядах зубов появились металлокерамические фиксы. Валерка заметил мой заинтересованный взгляд и сказал:

— Это чтобы я на фото получался хорошо. В один день поставили. Я же лучший бомбардир турнира!

Он смотрел на меня с внимательным и хитрым прищуром, вероятно ожидая от меня чего-нибудь, типа: «скажи спасибо тому, кто тебя вывел в свет божий». Однако я помолчал и сказал:

— Молодец! Поздравляю!

Валерка похлопал-похлопал «глазами» и нахмурившись, не внятно пробормотал:

— Не пойму я тебя, Шелест. Ведь на моём месте должен был быть ты. Почему ты не продолжил командовать?

Я хмыкнул и улыбнулся.

— Потому, Валера, что мне этот хоккей, на дух не впёрся. А для тебя он — смысл жизни. Ведь так?

— Ну, так. Но ведь мы с тобой вечно срались. И я тебе до сих пор диск должен.

— Ну, так и будешь должен. Правда, я себе купил такой уже. Просто будешь должен по жизни, ха-ха…

— По жизни? Звучит как-то жутковато. Словно ты у меня душу выкупаешь.

Я вскинул левую брось и посмотрел на него с интересом. Он не понимал, насколько он был прав. Ведь я прописал в него свою матрицу и он стал прообразом меня. Потому он и взял на себя лидерство в команде и смог «раскрутить» ребят на спортивный подвиг. Он как и я мог давать им силу.

— Не надо меня демонизировать, Валера. Ты достоин места в ЦСК и сборной Союза. Ведь ты и без меня играл хорошо, только заигрывался. А со мной ты стал командным игроком.

— Мне же в ноябре будет восемнадцать. Меня сразу в ЦСК заберут. Представляешь, Мишка? Сразу!

У Грека даже глаза «загорелись». Он задышал глубоко и возбуждённо.

— Я не знал куда меня… А тут… Благодаря тебе я буду и в армии играть в хоккей.

— Обязательно поступай в институт физкультуры и продолжай играть. Травм берегись. А так у тебя задатков на десятерых. Ты ещё чемпионом мира станешь и отличным тренером. Может даже — сборной СССР.

Он посмотрел на меня очень серьёзными глазами и протянул руку.

— Я не забуду этого. Спасибо!

— Да, Бога ради! Пожалуйста!

Валерка ушёл, а я лёг спать, обняв не податливую девушку, а своего белого плюшевого медведя.

Итак, «переведя стрелку» на Валерку, я от Тихоновских поползновений открестился и отдался полностью подготовке спецназеров, больше даже готовя себя, чем их. Сейчас, правда у меня были каникулы, потому что бойцы уехали на Кавказ для прохождения горной подготовки, и я был совершенно свободен. Каникулы я использовал по максимуму и уже на следующий день, снова загрузившись продуктами и нужными приспособлениями, типа: миниатюрной, но мощной бензопилы, большого, но маломощного холодильника, компрессора для набивки баллонов и бензинового электрогенератора, я уехал на море, в бухту «Три поросёнка». О чём и сообщил в очередной записке родителям, с которыми не виделся уже почти месяц. То они уедут, то я, хе-хе-хе…

Я взял краски, этюдник, загрунтованные листы оргалита и принялся рисовать сразу, как приехал. Замахнув, правда, прежде чем рисовать, штрафную рюмку водки. Так у пиратов было заведено. Пираты! Что с них возьмёшь? Ну и выгрузив продукты. Тут всё, что привозили, исчезало сразу. Компания-то большая, а в магазинах не очень и разгуляешься. Рис, пшёнка, супы в пакетах, каши в брикетах… Я же снова привёз копчёной и полу-копчёной колбасы, которая может долго не портиться.

Выгрузили морозильный ящик и генератор в шумо и погодозащищённом корпусе, и всё запустили.

Поляна у пиратов была большая, а палаток немного. Оставалось ещё прилично места, куда встала моя большая надувная палатку-глэмпинг. Там установили сколоченный мной быстро из заготовок, привезённых в багажнике на крыше, длинный пятиметровый стол. В угол поставили небольшой телевизор.