— А ты знаешь звёзды? — вдруг спросила Марина.
— Звёзды? — удивился я. — Ну… в рамках школьной программы.
— Жаль. В рамках школьной программы и я знаю. Полярную звезду знаю, как искать. Вон она, кстати.
Марина показала чуть левее нашего курса.
— Хм! Правильно. А между медведицами созвездие Дракона.
— Да? Как интересно. А туманность Андромеды знаешь, где?
— Прямо перед нами. На таком же расстоянии, как Большая Медведица от Полярной и на такой же высоте — созвездие Кассиопея, а чуть дальше — Андромеда. Они сейчас на одной высоте лежат над горизонтом.
— А эта яркая над нами?
— Э-э-э… Вега Лиры, — сказал я, сверившись с Флибером. — А эта слева — Арктур. Звезда — гигант. А над самым горизонтом чуть правее — Сатурн.
— Ничего себе «школьная программа»! — сказала Галинка. — А где Марс?
— Марс, — я посмотрел на часы. — А фиг его знает! Тут не видно. Он красный такой.
— Как ты цвета различаешь? Для меня они все одинаковые, — проговорила Галинка.
— Ну, что ты. Они все разные, — не согласился я.
Мы сидели в куртках, нам было тепло. Девчонки расспрашивали меня про Москву, про спартакиаду, про то, как я победил, на какие соревнования ещё ходил. Марина, оказалось, занималась легкой атлетикой: бегала спринт и прыгала в длину. А я то и не был ни на каких других, так как «отборол» все схватки.
Спрашивали про Москву. Мало кто из наших кто там был. Рассказывал про метро, мавзолей, Кремль, ЦУМ-ГУМ…
Потихоньку как-то незаметно вокруг меня собрались девчонки. Посыпались вопросы про Японию, про мои выставки и картины. Все их видели, так как после «картошки» то, что я нарисовал там, вывесили в фойе Баляевского корпуса. Они и сейчас там висят, дополненные другими — из учебной жизни студентов-первокурсников. Хорошо смотрятся. Многие находят на них себя и радуются.
— На Шикотане тоже будешь рисовать? — спросил кто-то из темноты.
— Конечно. Я всегда рисую. А если не рисую, то запоминаю и дома рисую.
— У тебя уже столько картин! — сказал ещё кто-то. — Говорят, ты раздариваешь те, которые с выставки убирают.
— Раздариваю. Куда их девать-то.
Кто-то всё-таки принёс гитару, пришлось играть и петь. Тем более, что и «мои девушки»: Галя и Марина, тоже были не прочь послушать.
Я играл и пел будущие песни «Воскресенья», нисколько не претендуя на авторство. Я спел: «Мой друг художник и поэт», «По дороге разочарований», «Музыкант», «Ночная птица», «Кто виноват», «Я привык бродить один» и «Я тоже был», «Звёзды», «В жизни, как в тёмной чаще», «Снилось мне…», «Зеркало мира», «Поиграй со мной гроза», «Я сам из тех», «Когда поймёшь умом». Спел я и много других песен, в том числе и иностранных, перемежая их с нашими. Часа полтора пел. Но вдруг захотелось спать.
Пока я музицировал перед нами прямо на палубе, подстелив, что попало, расположились девчонки и мальчишки. Хорошо, что палуба здесь была покрыта деревянными досками. Многие сопели и похрапывали. Ночь была тепла и уютна, но и меня вырубало.
Тихонько пробравшись через тела, я сунулся в каюту, но оказалось, что моё койко-место кем-то занято. Я даже не стал разбираться кем и вышел. Вышел и пошёл по коридору, тыкаясь во все двери. Везде было полно народу, и везде стоял удушающий смрад перегараемого алкоголя.
— Чего не спишь, музыкант? — спросил меня девичий голос.
Я обернулся.
Спрашивала девушка — стюардесса.
— Да вот… Место заняли, пока отсутствовал.
— Да-а-а… Ваши дали жару. На палубе астраханцев не так шумно было. А наши даже подраться между собой умудрились.
— Ты Владивостокская? — спросил я.
— Ага. Пошли, пристрою. Слишком хорошо ты пел, чтобы оставлять тебя ночевать в коридоре.
— Да, я на прогулочной палубе хотел… На лавочке, э-э-э, скамеечке…
— Пошли-пошли…
Она развернулась и пошла по коридору мимо «моей» каюты в самый конец и открыла дверь с надписью «стюард». За дверью оказалась небольшая двухместная каюта с диваном, столиком и двумя нестандартными, явно дорощенными в ширину, кроватями.
— Там душ, — сказала стюардесса, показывая на узкую дверь. — Надюха у старпома. Постель свежая. Устраивайся.
— Э-э-э… Не привык я зубы не чистить, — попытался «сползти с темы» я.
— Там всё есть. Надюха и не жила здесь на стоянке. Только приехала и сразу к старпому. Она и не живёт здесь. Она буфетчица в командирской столовой.
Я посмотрел в квадратный иллюминатор, выходивший как раз на ту палубу, где я заливался соловьём.
— Спать не давал, вот теперь и усыпляй, — сказала она, подходя очень близко и заглядывая в глаза.
А что, я не против, тем более, что и девушка отличалась стройностью и миловидностью.
— А какой-нибудь другой штурман меня на вилы Нептуна не поднимет? — спросил я, проявляя рассудительность и здравый смысл.
— Моего механоида списали перед самым рейсом по болезни. Так что…
Девушка увидела, как дрогнули мои брови.
— Аппендицит у него, — сказала она, хмыкнув. — Не бойся. Он бы меня убил, если что. Женат ведь, с-с-сабака…
Она так и смотрела мне в глаза.
— Так, пойдёшь в душ, или так ляжешь… спать?
Она сделала ударение на слове «спать». Я улыбнулся.
— С большим удовольствием. Душновато у вас в каютах. А у тебя очень хорошо.
Я снова глянул на приоткрытый на «задрайку» прямоугольный иллюминатор.
Мы поменялись местами и я, сбросив с себя одежду, скользнул совмещённый санузел сверкающий германской бронзой и хрусталём, где с наслаждением принял водные и иные процедуры.
Выйдя, я обнаружил, что каюта освещается лишь палубными огнями, пробивающимися сквозь щели чёрной-чёрной шторы-жалюзи, прикрывшей впадину окна.
— Иди сюда, — прошептал голос.
— А ты в душ?
— Я уже чистенькая, — она прохихикала. — Не стесняйся.
— А что бы я стеснялся? Я уже не только не стесняюсь, но уже и готов, — подумал я, тронув, на всякий случай проверяя, напрягшуюся «оконечность».
— Ух, ты како-о-о-й, — прошептала, подхихикивая она, и взялась за меня сразу и всерьёз. По-взрослому так взялась! Э-э-э-х!
* * *
Конец четвёртой части.
[1] В 1935 году решением нацистских властей судно было переименовано в «Hansa». Ранее называлось «Альберт Баллин». В 1955 году судно было передано в состав морского флота СССР под названием «Советский Союз» (порт приписки Владивосток). Далее оно эксплуатировалось на Дальнем Востоке на экспресс-линии Владивосток — Петропавловск-Камчатский.