— Ну и слава Богу.

— Танюша, пошли, прогуляемся, — сказал я, вливая в себя литр чистой воды.

— Пошли, — просто сказала она.

Ребята оказались ненавязчивые. Никто не приставал с расспросами. Узнав, что мы с Григорием студенты-абитуриенты одного института, все как-то сразу потеряли ко мне интерес. Даже к моему карате острый интерес проявлял только Григорий.

«Прогулявшись» и проб*евавшись, я почувствовал себя хорошо, но пить перестал. Другие тоже, опохмелившись, канистрочку закрутили и отдали мне.

— Спрячь, — сказал Гришкин брат. — У нас есть на что купить. Мы люди трудящиеся. Скоро приедет Табакин, привезёт. Спасибо, что опохмелил. Как-то мы вчера не рассчитали. Да Петручо пролил литровую банку самогона. Вот и не хватило.

Петручо «висел на рее», как парни называли настоящий стальной пионерский флагшток. Ну, как висел? Привязан был к нему, как к столбу дерева.

— У нас за алкоголь суровые штрафы. Если пролил каплю и поймали, бьют веслом от резиновой лодки десять раз. Успел бежать повезло. Амнистия. Пролил много — на рею. Как у настоящих пиратов. У нас тут, вообще-то, пиратская шхуна. Поэтому и женщинам тут не место. Никто не может привести сюда какую-то соседскую отдыхающую. Хочешь снаш, э-э-э, общаться — общайся на стороне. Из-за женщин одни неприятности. Они сразу начинают устанавливать свои порядки. А если их несколько, то это вечная грызня. Женщины у нас бывают только свои. И то, приезжают в гости и не командуют. Сидят в сторонке и отдыхают.

— Хорошие правила. Мужские. А что это у вас такое?

Показала Татьяна на бревно, напоминающее идола, стоящее вкопанным у входа на пригорок, где стояли палатки.

— Это Сашок у нас, как приедет, так «бабу долбит», — несколько смущаясь, сообщил Геннадий. У нас тут у каждого своё занятие, кто-то на рыбалку ходит, кто-то ныряет, что-то обустраивает площадку. Сегодня, например пойдём за ещё одной катушкой деревянной для стола. Ребята на Шаморе нашли.

— Хрена себе, на Шаморе, — вырвалось у меня. — Не ближний свет.

— Зато — удобно. Состыкуем.

Они шутили, рассказывали анекдоты и, что самое главное, будучи во хмелю не задирались ни друг до друга, ни до меня. И не засматривались на Татьяну. Так что мы, в конце концов, расслабились.

— Классная лапша! — сказал Григорий. — Это откуда?

— Из Гонконга, наверное, или Тайваня, — сказал я пожимая плечами.

Я, заметив с каким вниманием Григорий рассматривает плёнку из-под лапши, вдруг вспомнил, что на продуктовых упаковках стоит год производства «две тысячи восемьдесят первый». Я же их брал не для кого-то, а для, кхм, «дома для семьи»…

— Беда-а-а… — подумал я.

— Могут же делать!

— Так это там самая дешёвая еда, — сказал я. — Для бедняков.

— Откуда знаешь? Был там?

— Был. И в Японии, и в Тайване.

— Тайвань, это же тот, который от Китая отделился? — спросил Григорий.

Я кивнул.

— И как там?

— Где?

— Ну… В Японии? В Тайване?

— Тайвань — бедный. Япония побогаче. Но все трудятся не как у нас, с выходными, и вот с таким отдыхом, а непрерывно, как муравьи.

— Ну, да… — Генка почесал затылок. — Чтобы муравьи бухали, как мы я не видел.

Окружающие дружно заржали.

— И на других консервах иероглифы.

Сказал парень, разглядывавший квадратную банку из под ветчины.

— Из валютника, что ли? — спросил Григорий. — Мы иногда закупаемся там, отец моряк, но чтобы вот так…

Григорий махнул рукой на круглый стол.

— Не жалко? — спросил «старший» брат Григория — Генка. — Не погорячился?

Я посмотрел на него, улыбнулся и он, дёрнув левой бровью, отвёл глаза.

— Я свои картины в Японии продаю, — «скромно» пояснил я. — Оттуда и валюта, и машина с мотоциклом.

— Е*ать-копать, — выругался кто-то, восхитившись. — Что же там за картины такие?

— И здесь рисовать будешь? — перебил вопрошавшего Генка, остановив его рукой.

— Конечно. У меня задание от Союза Художников СССР нарисовать цикл картин про Приморский край. Я его назвал: «Отдыхающее Приморье». Цикл — «Лето». Буду делать наброски, да.

— И нас нарисуешь? — с недоверием и тревогой в голосе спросил Гришка.

— Ну, а кого ещё? — в свою очередь удивился я. — Всех запечатлею. Весь пляж.

Тут удивилась даже Татьяна.

— А мы что, отдыхать не будем? — спросила она.

— Будем, Танюша, будем. Как тут не отдыхать, когда такая вокруг красота? Я, так уже отдыхаю и душой и телом. А ты ещё нет?

Татьяна пожала плечами.

— Музыки не хватает.

— Так мы сейчас это исправим. Как вы ребята на счёт музыки?

— Положительно, но из музыки у нас только гитара и радиоприёмник ВЭФ.

— Гитара — это хорошо. Машину мы сюда не закатим, но есть выход.

Я сходил к машине и вытащил из гнезда магнитолу. Она у меня вставлялась прямо в разъёмы, подключенные к питанию и акустике. Имелись ещё небольшие выносные колонки и сзади. Их я тоже отсоединил. Потом достал провода из моего «набора путешественника», аккумулятор, солнечную батарею. Перенёс это всё на «катушечный стол, собрал-подключил, и музыка вырвалась из колонок. Manfred Mann’s Earth Band концерт 'Nightingales Bombers»[1].

Под него мы с Татьяной заканчивали утренний «забег в ширину».

— О, млять! Это же «Соловьи — бомбардировщики», — сказал Григорий. — Семьдесят пятый год. Бомбическая вещь. У меня есть.

— У меня есть диск, — скромно сказал я.

— А это что такое? — спросил Генка, показывая на солнечную батарею.

— Солнечная батарея, — сказал я небрежно. — Подзаряжает аккумулятор.

— Я, кхм, на Приморской ГРЭС работаю. Заканчивал, между прочим Политен Владивостокский. Такого электрического оборудования я ни на каких выставках не встречал. На ВДНХ точно нет.

— Хм. Так ВДНХ — выставка наших достижений, а это тайваньское производство. Видишь, — я перевернул панель, — написано: «Мэйд ин Тайвань».

— Ох*еть, — пришла очередь удивиться Геннадию. — Про солнечные батареи я слышал, но я думал они огромные. А тут… И она подзаряжает разряжающийся аккумулятор?

— Это не просто аккумулятор. Он стабилизирует и распределяет ток по потребителям, так сказать. Вот тут выходы на лампочки. Их четыре штуки. Есть преобразователь на двести двадцать. Без подзарядки хватает на шесть часов освещения. Лампы диодные. Вечером покажу.

— Е*ануться! — сильно задумавшись, произнёс старший брат Григория.

— Это я ему ещё пускач не показал. На две тысячи амперчасов, которым можно завести двадцать Камазов без подзарядки. В будущем много интересного…

— Какая мощность? — задал профессиональный вопрос Геннадий.

— Один киловатт, — «добил» я его, чтобы он не мучился. Но он решил продолжить «экзекуцию».

— То есть, днём заряжается и питает, допустим, холодильник, а потом ещё и всю ночь

— А вечером можно ещё и телевизор смотреть, — сделал я «контрольный выстрел» и Геннадий задумался «на всегда».

Ближе к обеду все расползлись по палаткам. Спрятались в машине и мы с Татьяной. И от жары, и от людей. Работал от солнечной батареи кондиционер, звучала тихая музыка. Ребятам она, оказалось, была не нужна.

— Настоящие мужики, — подумал я, возвращая магнитофон и колонки на штатное место и размышляя, что это не дело всё время выдёргивать магнитолу при необходимости. Есть же уже в Японии переносные магнитолы. Почему я не привёз? Надо бы перенести.

— Хоть сейчас тебе перенесу, — услышал я Флибера. — Есть же на складе.

— А! Не надо! Ну её, эту музыку! В машине достаточно! Тут она в самый раз. Народ даже, как рассказал Григрий, увидев, что я обрадовался наличию гитары, на гитарный перезвон собирается, а тут, млин, — целая дискотека. Слетятся как бабочки. Ну их всех нахрен!

Дело в том, что Флибер переправлял предметы из будущего не напрямую в этот мир. Точки перехода между реальными мирами почему-то должны были совпадать по географическим координатам. А вот если предмет, или меня, например, переместить в созданный Флибером искусственный параллельный мир, то из него перемещаться можно было бы куда угодно. Виртуальный мир Флибер мог совмещать с реальными как ему или мне заблагорассудится.