— И как его убьют? Не говорит провидец?

— Говорит, что подушкой задушат. Охранники. А Хафизула смотрит в рот Американцам.

— Вот, мать их так! Всегда предаёт ближний! Кхэ-кхэ! Надо убедить Тараки. А не получится ликвидировать Хафизулу. Ликвидировать и свалить на Американцев. Кто у тебя там диверсантами командует?

— Дроздов Юрий Иванович и командует. Он в Афганистане особые диверсионные отряды формирует. Пока под литерой «А», но документы на особое подразделение готовы к рассмотрению на Политбюро.

— Ты мне их сначала дай почитать. Кто готовил?

— Полковник Савинцев, Евгений Александрович и ещё двое сотрудников управления «С»[3].

— Базироваться в бывшей разведшколе в Балашихе решили? Другого места не нашли?

— Есть несколько вариантов, — Леонид Ильич. — Я доложу, когда принесу устав службы и программу.

— Ну да… Сейчас не формальности главное… Да-а-а…

Брежнев нахмурился.

— Разговаривайте с Тараки. Убеждайте. Скажи, иначе вообще уйдём. Или с нами, или без нас. Документируйте Хафизуллу. Не может он не наследить. Сфабрикуйте его переговоры. Скомпроментируйте, наконец. Но до сентября вопрос должен быть решён положительно. Я этому вашему предсказателю верю. Войну начинать не будем. И Тараки не зря просит ввести войска. Сколько раз уже отказали? Тридцать раз! Чувствует, что его снесут, как чужеродный памятник. Не хотят исламисты идти по коммунистическому пути.

Хорошо, что в тот мир, из которого я прибыл, можно было снова вернуться в любой момент его времени. Вернуться и решить вопрос с бомбёжкой эпицентра будущего ядерного взрыва. Провести, так сказать, превентивные мероприятия.

— Но как? Чем бомбить? — думал я. — Тоже атомной бомбой? Или какая бомба поразит площадь в двести квадратных метров? Как сказал мне «предок». А подземные цеха? Наверняка там есть и подземные цеха. На Тайване же есть! Почему им не быть в Голландии? Тогда нужны другие бомбы. А кто мне их даст? А на чём доставлять?

— Слышь, дружище, а ты не сказал мне, чем бомбишь голландцев?

— Э-э-э… Не сказал? Странно. Плазмой. Плазменными ракетами из-за Луны. Их можно оптимизировать по объёму поражения. Глубину, площадь, поражающие факторы… Изучал на НВП «Поражающие факторы ядерного взрыва»? Во-о-о-т…

— Бы меня спрашиваешь про такие вещи, про которые я уже забыл с твоем объёмом знаний, что есть в твоей, млять, матрице. Ты меня ещё про пестики и тычинки спроси.

— Ну-ну… Не заводись. Нервный ты что-то стал…

— Станешь тут, — буркнул я. — Поражающие факторы регулировать, это хорошо.

— Конечно хорошо. Плазма не дает взрывной волны. Она просто выжигает всё на нужной площади, причём, проникает во все отверстия на определённую глубину. По сути, выгорает весь объем. Даже не выгорает, а разрушается на атомном уровне. Получается этакий кремневый слепок с фабрики, кхе-кхе…

Юмор «предка» при таких обстоятельствах меня покоробил.

— Тебе совсем не жалко тех людей? — спросил я у «своего внутреннего голоса».

«Предок» ответил не сразу и его ответ меня «убил».

— Но ведь они всё равно умрут. Да ещё как умрут. Фактически уничтожат всю Голландию и засыпят планету пеплом, который будет кружить над ней несколько лет. Ядерная зима, знаешь, что это такое?

Я отрицательно крутнул головой.

— Я тебе покажу, — пообещал «предок».

— Не надо, — только и смог вымолвить я. — Не хочу.

— Надо-надо, — зловеще проговорил «мой внутренний голос». — Чтобы сделать правильный выбор, надо это видеть.

[1] Ангстрем — внесистемная единица измерения длины, равная 0,1 нанометру.

[2] Сяолиуцю — остров у юго-западного побережья Тайваня

[3] Управление «С» КГБ СССР — служба нелегальной разведки.

Тиэко осталась в Японии. Тема о переезде в СССР не поднималась. Мы обменивались телеграммами, телефонными разговорами. Из нашего с Рамзиным кабинета в управлении КГБ. Полноценного, между прочим, кабинета, в котором собственного стол у меня не было, но зато имелись кресло и диван, которые я оккупировал беззастенчиво по самому прямому назначению в зависимости от потребности полежать, или посидеть. Но чаще всего, любил я «постоять на спине», как говорил Рамзин.

Однако, в кабинете я появлялся не часто, больше околачиваясь в спортзале, но в основном я пытался закончить школу с золотой медалью. Для этого мной штудировались экзаменационные билеты, которые мои одноклассники писали по математике, истории, химии и русскому языку. Билеты мной были переписаны у Ирины Новиковой — нашей отличницы, которая мной была отблагодарена. перьевой авторучкой «Паркер». Не очень и дорогой, кстати.

Проштудировав билеты и выучив их на зубок, мне удалось-таки сдать экзамены на пятёрки и не без трудов, получить золотую медаль. Начальник управления КГБ позвонил на всякий случай в РОНО после сдачи мной экзаменов и спросил, что они думают на эту тему. Медаль золотая, как оказалось, на школу была выделена одна. Зато серебряных — аж три. Одну из них собирались мне и, хе-хе, вручить. Однако после удивления начальника КГБ «почему собственно», медаль для меня сразу нашлась. Наверное забрали у какой-то школы. Да-а-а… И почему они нормируют даже выдачу наград? Чтобы не злоупотребляли? Тогда бы, наверное, на Кавказе все ученики заканчивали школы с медалями, ха-ха…

Тиэко в Союз не ехала и мне ехать учиться в Москву тоже расхотелось. Как не хотелось учиться и в Хабаровске в институте физкультуры. Рамзин сказал, что в Московском институте физкультуры, если уже имеешь высшее образование, можно получить диплом «высшей школы тренеров», где готовили тренерские кадры высшей квалификации.

Он посоветовал мне получить какое-нибудь высшее инженерное образование здесь во Владивостоке, а потом и физкультурное.

Я понимал его. Он просто не хотел терять во мне серьёзное подспорье в его работе по подготовке бойцов спецназа. Да и Григорьев всё-таки рассчитывал на меня, что я реализую свою задумку с производством роботов-разведчиков. Хотя, как оказалось, ему из Москвы прилетела «пилюля» в виде указивки «не заниматься утопической ерундой, а работать по утверждённым планам». Да-а-а…

— И тут планы, — подумал я, — когда Григорьев мне пожаловался.

Мы с ним сошлись на почве лечения его спины, вылившееся в полное обновление его организма и ликвидации патологий, вызванных производственными «излишествами». После обследования Григорьева в каком-то Московском институте, где у него не обнаружили старых, диагностированных ранее заболеваний, начальник управления «разрешил» мне провести подобное лечение и Рамзина со товарищи. Которых я уже месяц, как обихаживал. Хе-хе…

Объявив семье о том, что хочу помогать родителям возделывать дачу, а значит ни в какую Москву не поеду, получил несколько родительских рекомендаций. Папа сказал, чтобы я поступал в «Двиму» на дизельного механика, как дядя Гена. Мама настоятельно советовала поступать в Дальрыбвтуз. Тоже на механический факультет, только связанный с переработкой рыбы, «машины и аппараты пищевых производств».

Против переработки рыбы я ничего против не имел и запаха рыбной муки не боялся, так как всё детство провёт=л в маминых лабораториях. А вот больших дизелей, из-за которых судно или корабль движется в море и от которых зависит его мореходность, я боялся. Дядя Гена рассказывал, как однажды у него «полетел главный», судно легло на волну «лагом» и будь волна по круче то им бы «пришёл кирдык».

Ещё работать в море на судне я бы смог, но нести ответственность за живучесть плавсредства с экипажем в двести человек было ссыкотно. Поэтому я выбрал «Дальневосточный институт рыбной промышленности и хозяйства».

— Я много раз учился и заканчивал этот «самый лучший в мире ВУЗ, наш любимый 'Дальрыбвтуз», как кричат его студенты на демонстрациях. С хорошими ребятами и девушками будешь учиться на потоке.

— А где они плохие ребята и особенно — девушки? — спросил я и пожал плечами.