— Ты, это, аккуратно там, хе-хе, благодари, — хохотнул Рамзин. — Она дочка председателя горисполкома. Гагарова её фамилия.

— Ёшкин дрын! — изумился я. — А я всё думаю, чего она так с ментами по-хозяйски?. Вот, думаю, смелая девчонка, ничего не боится. Хм! А чего ей бояться⁈ Это её должны были бояться.

— Гагаров — мужик правильный, и за дочку просто так по пустякам не вписывается. Но если бы она папе рассказала, как дело было, мало бы никому не показалось. Суров, но справедлив наш голова. В горком партии его заберут скоро. Ходят слухи. Так, что может тебе, хе-хе, поближе принцессу найти?

— Свят-свят-свят. Пусть минет нас чаша сия…

— Да-а-а… Игра слов, ха-ха… Игра слов…

Рамзин и не скрывал, что утереть нос спецназу ГРУ ему было за радость. Бывших, разведчиков, особенно диверсантов, как говорится, не бывает, а потому все те, кто напал на меня, пытаясь проучить, стояли на резервном учете первого уровня. То есть, фактически, находились на сверхсрочной службе. Но зачем им был нужен ствол? Причём не пугач, а настоящий. Неужели, хотели убить? На глаза у стольких свидетелей? Бред!

— Ты где живёшь? Куда тебя отвезти? — спросил я.

— Живу я на Суханова, но везти меня туда сейчас не надо. Наверняка уже сообщили отцу, что его дочь в милиции, а он сразу начнёт меня чихвостить. Он не любит разбираться. Отец считает, что я вообще не должна попадать в милицию. Права, иди не права, не важно. Покатай меня немного по городу. Ты устал, я знаю, я видела, но пока отец не уснул, мне дома лучше не появляться. Мне бы совсем сегодня дома не появляться бы…

— Тебе сколько лет? — спросил я на всякий случай.

— Двадцать три.

— Нормально. Если тебя не потеряют до утра, могу предложить свой диванчик. У меня дома родителей нет. На даче… А сам я на родительской кровати пересплю. Устал я что-то сегодня на мотоцикле по городу мотаться. Засыпаю. До дома доехать бы.

Татьяна посмотрела на меня и просто сказала, вздохнув, словно от безысходности:

— Поехали.

И мы поехали.

— Нормальная квартирка, — сказала девушка, заглянув в зал. — Там родительская комната?

Я кивнул.

— Куда кинуть вещи? Я в душ можно?

— Халат мамин дать?

— А можно твою рубашку? Ты длинный… Как раз за халат сойдёт.

— Кхм-кхм… Тебе байковую?

— Давай, что-то знобит немного.

— Ох! — я стукнул себя по лбу, открыл шифоньер и достал японский халат в полиэтиленовом пакете. — Дарю!

Я его брал для подарка Светлане Чарусовой, но с ней у нас всё никак не получалось. Вот и пригодился.

— Как это, извиняюсь — «дарю»? — ошарашено лупая глазами сказала Татьяна.

— Лишний оказался. Тебе как раз. Всё иди в ванную!

Я буквально запихал ей принимать душ, а сам нырнул в соседнюю комнатку. Потом я быстро сварил пельмени, налепленные мамой и мной для меня любимого, пока родителей нет дома, перестелил свой диван, застелив чистым бельём, переложил своё на родительскую постель, усадил за стол, вышедшую из ванны девушку, и сам отправился мыться… Выйдя, после душа и увидев, что в зале свет уже погашен, я аккуратно прикрыз зальную дверь, неспешно поужинал и пошёл в родительскую спальню. Скинув намотанное вокруг пояса полотенце я нырнул под покрывало и чуть не заорал от страха.

— Ну чего ты так долго? — спросила Татьяна сонным голосом. — Я уже и уснула.

— Э-э-э… Кушал.

— Обжора, — прошептала девушка. — На ночь много есть вредно.

Татьяна прильнула ко мне и поцеловала в губы. Девушка была миниатюрная, словно Дюймовочка.

— Э-э-э… Тебе точно двадцать три года? — прошептал я.

— Точно-точно, герой-любовник. Хватит разговоров.

Её рука скользнула по моей груди, по животу, и дальше.

— Вот, какие мы молодцы. А я вся прямо истомилася, ожидаючи…

Татьяна потянула меня на себя и закинула вверх ноги, сомкнув пятки. Она точно была давно готова и легко приняла меня целиком всего и без остатка. Нас хватило на три попытки, потом мы уснули и проспали до одиннадцати часов. Комната была северная, а окна плотно зашторены и потому мы спали безмятежно, пока не зазвонил телефон.

— Чёрт! — выругался я.

— У тебя есть телефон? Что же ты мне вчера не сказал? Я бы родителям позвонила.

— Забыл. Нам его только три дня как поставили, а звонит мне не кому. Вот я и забыл.

Прошлёпав босымии ногами в зал и взяв трубку я услышал женский голос:

— Позовите к телефону Татьяну, пожалуйста. Это её мама.

Я охренел.

— Э-э-э… Секундочку…

Положив трубку в кресло, я скользнул по «скрипнувшему» от соприкосновения с босыми подошвами крашенному оргалиту в спальню.

— Это тебя. Мама, — прошептал я.

Девушка хихикнула, глядя на болтающееся перед ней «нечто», и сказала:

— Я перезвоню. Скажи ей, что у нас всё хорошо.

— Да, как? — я выпучил глаза. — Там же отец рядом.

— А ты откуда знаешь, что он в отпуске? — она вздохнула. — Ладно, сейчас.

Девушка встала, так ловко накинув халат, провернувшись вокруг продольной оси, что я даже ничего не заметил.

— Да, мам. Да. У меня всё хорошо. Не хотела вас будить. Отец бы всё равно орал на меня, а я ни в чём не виновата. Зачем мне это слушать? У друга ночевала и что? Нормальный парень… Пятерых громил заломал. Мама, не начинай, пожалуйста. Я взрослая девушка… Институт, между прочим, закончила… Ма-а-м, ну пожалуйста… Он забыл, что ему поставили телефон. Только три дня как. Поэтому не позвонила. А в телефоне-автомате трубки нет вообще. Космонавтов тринадцать… Передай папе, сам виноват. Была бы трубка в автомате, позвонила бы. Ну, Мама… Ничего не случилось. Всё расскажу. К Верке пристал бугай, Миша защитил. Они её хотели куда-то утащить… Ну, мам…. Всё! В туалет хочу!

Девушка действительно, бросила на аппарат трубку и метнулась в указанном ею самой направлении.

— Фух. Пошли в душ.

Приняв водные процедуры, совместив полезное с приятным, мы под звуки Женькиного «Рэйнбоу» выпили в зале кофе, которое я заварил в турке, а перед этим размолол в электро-кофемолке. Кофе «Арабика», привезённый из Японии закусывали хорошим французским сыром, купленным в спецсекции первого гастронома и печенюшками курабье, которые я любил из-за корицы. А Татьяна разглядывала скромное убранство нашей квартиры украшенное художественно изображённой японской сакуры на фоне синтоистских храмов.

— Вот не пойму… Мебель очень простая, а картины настоящие, аппаратура, пластов просто куча, сыр, кофе хороший, кофе-машина, заваривать умеешь… Комитетчики за тебя впряглись. Ты, э-э-э, вообще кто? Шпион?

Я улыбнулся.

— Ты забыла ещё мотоцикл — Ямаху и автомашину Мазда.

— Что? Какую автомашину — «Мазда»? Японскую, что ли?

— Да. Я студент, Таня, а не шпион. А ещё я неплохой рисовальщик картин, которые неплохо раскупаются в Японии. От этого чеки и валюта, на которую куплены некоторые вещи и продукты. Вот и всё.

— Так это ты нарисовал? — удивилась она, расширив глаза.

— Эти две — я. Эту, что в центре — отец.

— Какое диво-дивное. Я тоже хочу такие. Дорого стоят?

— Одна картина примерно — два миллиона йен. Снял с аукциона. Самому понравились.

— Это — шесть миллионов йен? Это много?

— Три машины или десять мотоциклов.

— Ява стоит тысячу. Офигеть! Десять тысяч рублей!

— Чуть-чуть меньше, но примерно ты угадала, где-то так.

Я удивился, как она легко «перевела» йены в рубли.

— Ты какой ВУЗ закончила, не ДВИСТ?

— ДВГУ, иностранные языки: английский, французский. А ты где учишься?

— В Дальрыбвтузе.

— Хм. Странный выбор. Ты же, как я понял, инструктор по спорту у комитетчиков… Почему не в институте физкультуры?

— А ты почему не в институте физкультуры? — спросил я.

— Я плохой тренер. Злюсь часто. Я балованная доевочка.

— Кем балованная? Отец у тебя строгий, вроде бы.

— Сама собой балованная.

Она потянулась, вытягиваясь в кресле.