Незнакомец оставался спокойным, почти непроницаемым. Он не выглядел удивлённым предложением Джихвана, словно ожидал чего-то подобного.

— Ваш интерес понятен, — произнёс мужчина. — Да, возможно, это изменит ситуацию для тех, кто пострадал. Все собранные материалы сейчас в моём рабочем ноутбуке, и они уже хорошо упорядочены, поэтому дополнительные объяснения не понадобятся. Если оставите адрес электронной почты, я поделюсь всем, что у меня есть. Дальше решите сами, стоит ли это вашего времени. Я пока не знаю, как буду продвигать дело юридически, но в любом случае ваша помощь совершенно точно не помешает.

Ответ был настолько будничным, что Джихван на мгновение растерялся. Он ожидал сопротивления или хотя бы условий. Он потянулся за своим блокнотом и ручкой, чтобы записать адрес, и только тут его осенило.

— Простите, — он слегка смутился, поднимая взгляд. — Мы так увлеклись разговором… Я Ли Джихван. Журналист газеты «Сеульский вестник».

Он протянул свою визитку — стандартную, с логотипом издания, должностью и контактами. Единственное, чего там не было, — адреса его личной электронной почты.

Незнакомец принял её и в ответ достал из внутреннего кармана пиджака свою. Простая белая карточка, без излишеств.

— Кан Мёнджин, — представился он.

На визитке было только имя — на корейском и английском — и номер телефона. Ни должности, ни компании, ни почты. Джихван мельком отметил эту лаконичность, убирая карточку в карман.

— Я запишу почту, — сказал журналист, открыв блокнот и выдернув листочек.

Обменявшись адресами, они ещё мгновение постояли в тишине.

— Что ж, Ли Джихван-ши. Надеюсь, присланные мной материалы вас не разочаруют. Было очень приятно с вами познакомиться.

— Взаимно, Кан Мёнджин-ши. Я буду ждать вашего письма.

Мёнджин развернулся и спокойно направился к выходу, не оглядываясь. Джихван остался стоять у окна. В руке он сжимал простую белую визитку, а в голове уже рождался набросок будущей статьи. Рассвет, пусть и не безоблачный, как и на картине, казался теперь хотя бы возможным.

Первым вернулся слух. До меня донёсся приглушённый, далёкий гул города за окном. Потом тиканье настенных часов, методичное, монотонное. Следом возникли ощущения тела: жёсткая, неприятно прилипшая к коже ткань рубашки, сухость во рту, словно я глотал пыль, и ломота в мышцах, будто меня долго били. Веки казались свинцовыми, и, когда я с усилием их приподнял, узкая полоска света, пробивающаяся между шторами, резанула по глазам.

Я лежал на кровати. В своей комнате. Но что-то самочувствие совсем не здравое. Я всё ещё был одет — та же рубашка, те же брюки, в которых я… А откуда вообще у меня эта рубашка? Это ведь не та, которую я носил со старым офисным костюмом.

Последнее чёткое воспоминание — решение помочь Чхве Минхо. Разговор по телефону. Потом… пустота. Вернее, не пустота, а, скорее, хаотичный шум, мешанина образов, которые сейчас ускользали, оставляя лишь ощущение чего-то грандиозного и совершенно неподконтрольного. Сколько прошло времени? Час? День?

Попытка приподнять голову отозвалась резким головокружением. Мир качнулся, и я снова упал на подушку. Тело было чужим, слабым, совершенно не слушалось. Но инстинкт оказался сильнее апатии. Вода. Организм требовал воды с отчаянной настойчивостью.

С усилием перекатившись на бок, я сел, свесив ноги с кровати. Комната медленно вращалась. Пришлось опереться рукой о стену, чтобы встать. Шаги давались с трудом, ноги подкашивались, каждый метр до уборной казался марафонской дистанцией. Наконец добравшись до раковины, я дрожащей рукой открыл кран и налил полный стакан воды. Вкус был металлическим, но я пил жадно, чувствуя, как влага оживляет пересохшее горло. Один стакан. Второй. Легче не становилось, но острое чувство жажды немного притупилось.

Из зеркала смотрел незнакомец. Бледное, осунувшееся лицо, нездоровая серость кожи. Глубоко запавшие глаза с тёмными кругами под ними. Волосы всклокочены, на подбородке отросла заметная щетина. Я выглядел так, словно провёл не меньше недели в лихорадочном бреду. Судя по физическому состоянию, так оно и было.

Спустя ещё десять минут я добрался до стола в комнате и тяжело опустился на стул. Голова всё ещё немного кружилась, но сознание постепенно прояснялось, вытесняя физическую слабость на второй план. Теперь главным вопросом было — что именно произошло за эту, очевидно, выпавшую из жизни неделю? Да, теперь, когда я немного пришёл в себя, я с точностью почувствовал, сколько именно времени успело пройти с момента, как я «отпустил» себя.

Воспоминания… Они были похожи на разбитое зеркало. Совершенно нетипичная ситуация для мага, полностью контролирующего своё эфирное тело. Отдельные осколки вспыхивали в памяти — яркие, но вырванные из контекста. Я видел строки кода, бегущие по экрану. Диаграммы баз данных со сложными связями. Фрагменты договоров, подсвеченные красным, — пункты о сертификации, неустойках. Логотипы каких-то компаний, мелькавшие на документах. Лица — размытое недовольное лицо инспектора Пак Джинхо, скользкая улыбка человека, который, как я теперь понимал, был тем самым посредником, продавшим оборудование Минхо.

Мелькнул образ художественной галереи. Картина с рассветом над бушующим морем. Лицо незнакомого мужчины рядом — журналиста, Ли Джихвана, как подсказала вспышка памяти. Ощущение его фрустрации, рассказ о брате… И мой собственный голос. Кажется, я рассказывал ему о доказательствах, которые успел собрать… Но что это были за доказательства? Я помнил сам факт разговора, помнил заинтересованность журналиста, но детали того, что именно я ему передал и как я это сделал, растворялись в тумане.

Было странное, почти сюрреалистическое ощущение — я знал, что это я проникал сквозь цифровые барьеры, выискивал нужные файлы на удалённых серверах, сопоставлял даты, номера счетов, адреса. Я чувствовал отголосок того азарта, с которым мой дар, моя сущность распутывала этот клубок. Но моё сознательное «я» в этом почти не участвовало. Словно тело и способности действовали сами по себе, ведомые импульсом, который был задан тем последним телефонным звонком, а разум лишь отстранённо наблюдал за этим процессом из глубокого тумана. Как именно я обходил защиту? Какие команды вводил? Какие уязвимости использовал? Эти детали ускользали, оставалось лишь знание результата. Компромат собран. Доказательства существуют. Но где они сейчас — на новом ноутбуке? Что я с ними вообще делал?

Я потёр виски. Это… это не было похоже ни на один прорыв, который я переживал. Прорыв в моём родном мире — это момент расширения сознания, экстаз, волна силы и ясности, после которой наступает глубокое умиротворение. Это всегда было контролируемым, или, по крайней мере, понятным процессом. А то, что случилось со мной… Я вообще о подобном не слышал за всю свою жизнь. Перегрузка, короткое замыкание, за которым последовала полная отключка. Неделя бреда и истощения — едва ли это можно назвать позитивным опытом.

Почему? Дело в этом мире? В его физических законах, из-за которых магия Зазеркалья взаимодействует с реальностью как-то иначе? Или, может быть, дело в самой генетике здешних людей? В моём родном мире магические способности были редкостью, но они передавались по наследству, были вплетены в саму суть человека. Здесь же магов нет… Ну или они просто хорошо скрываются, не знаю. Возможно, тело Кан Мёнджина, его биология просто не рассчитаны на такие нагрузки? Проблема находилась на фундаментальном уровне? Или причина в том, как я использовал дар — направив его на сугубо техническую, информационную задачу, заставив работать с потоками данных, а не с живыми судьбами или стихиями? Слишком много вопросов. Но скорее всего, дело в аномальной нагрузке на эфирное тело, возникшей из-за массивного сдвига вероятностей.

Ясно было одно: тот активный период, когда я собирал информацию, был очень коротким. Вероятно, всё произошло в тот же день, когда мне позвонил Минхо. Несколько часов лихорадочной, почти бессознательной работы, а затем — неделя восстановления, пока тело и разум приходили в себя после колоссального перенапряжения.